Блог

— Дорогая Мария Алексеевна, расскажите, когда и как Вы познакомились с Вашим будущим супругом Иоанном Феофиловичем Мейендорфом.

— Мы познакомились весной 1948 года, на съезде Русского Студенческого Христианского Движения, под Парижем, во Франции, где мы оба родились. Мне было тогда 18 лет, о. Иоанну 22 года. Мы венчались в январе 1950-го года.

— Каким был отец Иоанн в то время?

— О. Иоанн уже тогда интересовался главным образом историей и богословием. Он оканчивал Свято-Сергиевскую Богословскую Академию в Париже и одновременно готовил докторат для французского университета Сорбонна. Его друзьями были священники и церковные деятели. Его любимым времяпрепровождением было сидеть над книгами и рукописями в национальной библиотеке в Париже. Следует сказать, что он имел широкий культурный кругозор, хорошо знал и русскую и французскую литературу, и у него было также чувство юмора. Он ни в коей мере не был сухим профессором.

О. Иоанн родился во Франции в русской семье. Он учился во французских школах и университетах, но его культура была одновременно и французской, и русской. Он любил церковные службы на славянском языке, но он считал, что церковь должна быть открыта миру, в котором она находится, должна быть миссионерской. Эмиграция разбросала православных русских по Западной Европе, и они должны свидетельствовать о Православии в тех условиях, в которых они находятся.

— Что побудило вас переехать в Америку?

— Мы переехали осенью 1959 года. О. Иоанн тогда уже преподавал десять лет в Свято-Сергиевской Богословской Академии в Париже и писал одновременно две книги для доктората, который он получил в Сорбонне в 1958 году: «Жизнь и труды святителя Григория Паламы» (Париж, 1959, Санкт-Петербург, 1997) и «Григорий Палама, защита святых исихастов» (Louvain, 1959). Во второй книге были опубликованы не издававшиеся ранее греческие рукописи «Триад в защиту священнобезмолвствующих», с французским переводом. Его очень огорчало, что в Богословской Академии спустя 30 лет после эмиграции преподавание все еще велось исключительно на русском языке, хотя среди студентов было много сербов, греков, арабов, например, будущий патриарх Антиохийский Игнатий и митрополит Георгий Ходр, которые не знали русского языка. Его огорчало, что Западно-Европейская епархия не имела приходов, использующих французский язык в богослужении. У него было чувство некоторой безнадежности касательно развития Православия во Франции. Старшее поколение богословов, получившее высшее образование еще в России, ему много дало, но одновременно он считал, что оно не давало возможность расширить деятельность Церкви. С тех пор, конечно, многое изменилось во Франции, существуют православные приходы, где служат на французском языке, и все лекции в Свято-Сергиевской богословской академии читаются исключительно по-французски, но для этого понадобилось много времени.

В Америке существовала большая Православная Церковь, больше тысячи приходов разных национальных происхождений: греки, антиохийцы, сербы, румыны, русские, украинцы, карпатороссы, белорусы. Последние три группы приехали в конце XIX – начале XX века по экономическим причинам. В Пенсильвании, например, во многих селениях стояли православные церкви. В XVIII веке Русская Церковь начала миссию на Аляске и до русской революции все православные в Америке были под русским миссионерским епископом. Преподавание в Свято-Владимирской духовной академии велось на английском языке. Отец Георгий Флоровский был ректором, впоследствии стал ректором о. Александр Шмеман. Отца Иоанна привлекла возможность работать для Православия в более открытых миссионерских условиях.

— По словам Евагрия Понтийского, богословом может быть лишь тот, кто «истинно молится». Каково было отношение о. Иоанна к богослужению?

— Отец Иоанн с детства прислуживал в церкви как пономарь, как иподиакон. Он всегда любил участвовать в богослужениях, либо в алтаре, либо в хоре, и он любил читать в церкви. Диаконом он был всего одну неделю, и был рукоположен в священники еще в Париже 22-го марта 1959 года. Он любил служить. Думаю, что, для него священство было неразлучно с богословием. Он глубоко чувствовал, что церковь осуществляется в Божественной литургии.

— Отец Иоанн был очень тесно связан с протопресвитерами Николаем Афанасьевым и Александром Шмеманом, основоположниками современного евхаристического возрождения. Расскажите, пожалуйста, о дружбе с о. Александром.

— Отец Иоанн был на четыре с половиной года моложе о. Александра. Они вместе прислуживали в Свято-Александровском соборе в Париже. Я не могу точно сказать, когда началась их дружба. Вероятно, когда о. Иоанн в 1944 году поступил в богословскую академию. Отец Александр там уже преподавал. О. Александр переехал в Америку по приглашению о. Георгия Флоровского в 1951 году и, в свою очередь, пригласил о. Иоанна, предоставляя ему все возможные условия для деятельности.

Отец Иоанн и отец Александр были очень разными, но оба жили любовью к Богу, к Православию, к Церкви, несмотря на все ее человеческие недостатки. Они сотрудничали в духовной академии, оба были главными советниками Собора епископов. Отцу Иоанну очень не хватало о. Александра после его кончины в декабре 1983 года. Уже не осталось никого, кто бы имел то же образование, ту же культуру, кто так же смотрел на разные церковные вопросы, с которым можно было бы все обдумать, обсудить.

— После смерти о. Александра Шмемана о. Иоанн занял пост декана Свято-Владимирской духовной академии. Какими были годы ректорства?

— Эти годы были очень занятыми. Отец Иоанн продолжал преподавать в Академии и в американском Фордамском университете. Он продолжал служить в церкви, но и вся административная ответственность была на нем. Это были годы, когда новое здание академической церкви было только отстроено и расписано под его руководством. Он придавал большое значение уровню преподавания в академии, поэтому были назначены новые профессора. Академия нуждалась в новом, более просторном здании для библиотеки и, вдобавок, в квартирах для женатых студентов: все больше и больше студентов поступали в Академию уже в зрелом возрасте. Они не могли осилить учебу и содержание семьи, платить за квартиру и за учение. Таким образом, нужно было собирать деньги для постройки новых зданий. Надо было вообще перевести расширяющуюся Академию на более солидное финансирование. Но это все, пожалуй, было не самым важным для о. Иоанна. Когда он был только назначен ректором, его спросили во время интервью, какая главная обязанность ректора, он ответил, не задумываясь: «Главная обязанность ректора – пасторская», – но об этом его сотрудники и студенты могли бы рассказать больше, чем я.

О. Иоанн решил уйти в отставку в июле 1992 года. Ему было 66 лет. Во время восьми лет своего ректорства он не находил времени писать книги, и ему этого не хватало. «Другой может быть ректором, – говорил он, – но за меня никто мои книги не напишет». После того, как упал «железный занавес», о. Иоанн тоже хотел иметь время работать для Православия в странах бывшего СССР: самому следить за переводом своих книг на русский язык или даже перерабатывать их для русского читателя, приезжать, читать лекции.

— О. Иоанн блестяще знал церковную историю, в которой было очень много печальных эпизодов. Как относился он к недостаткам церковной жизни?

— Отец Иоанн глубоко, и даже страстно переживал недостатки церковной жизни двадцатого века и трудился, чтобы их исправить. Как я сказала выше, он был одним из главных советников Митрополита. Он был также одним из главных инициаторов автокефалии Православной Церкви в Америке (Orthodox Church in America). Он надеялся, что этот шаг приведет постепенно к административному единству всех православных в Америке. К сожалению, тут Церковь еще разделена на юрисдикции: греческую, антиохийскую, сербскую, украинскую, Православную Церковь в Америке… Он, конечно, надеялся влиять на жизнь Церкви книгами, преподаванием, обучением новых священников.

— Книга «Введение в святоотеческое богословие», которую мы готовим к переизданию, представляет собой расшифровку лекций, прочитанных в Свято-Владимирской академии. Любил ли о. Иоанн преподавать? Как он относился к студентам, вообще к молодежи?

— Отец Иоанн очень любил преподавать, и не только в духовной академии, но также и в американском университете, где он читал византийскую историю и докторским кандидатам, и молодым, восемнадцатилетним студентам, которые ничего не знали о Византии. Он смотрел на это с весельем. Как бы он ни был занят, студенты имели всегда доступ к нему. У нас дома он устраивал встречи для студентов с обсуждениями различных вопросов. Многие студенты готовили докторат под его руководством. Он был открыт навстречу молодым людям, их вопросам, исканиям.

— Какую книгу о. Иоанн считал своим главным трудом?

— Я не думаю, что он считал одну из своих книг самой главной. Книга о святителе Григории Паламе, конечно, была очень важной, так как в 1958 году на Западе Палама был почти неизвестен. Книга о. Иоанна пробудила большой интерес, и с тех пор было написано много книг о Паламе и исихазме. «Византия и Московская Русь» была тоже очень важным трудом. Отец Иоанн придавал большое значение отношениям между византийскими и славянскими церквами. В конце своей жизни отец Иоанн работал над общей историей Церкви, восточной и западной. К сожалению, он успел написать только один том: «Единство Империи и разделение христиан, Церковь в 450-680 гг. после Р. Х.».

— Сколько раз о. Иоанн приезжал в Советский Союз?

— Не могу точно сказать. Думаю, что до 1978-го года он приезжал дважды, один раз по академической линии на конгресс по византологии. Потом в течение десяти лет ему отказывали визу. Он начал ездить чаще во время перестройки, вероятно, в 1988, 1990, 1991 годах, когда он служил с Патриархом Московским Алексием в Успенском соборе, в день Преображения, во время путча, и в 1992 году, за несколько недель до неожиданной болезни и кончины.

— Каким было его впечатление от положения Церкви в СССР?

— Думаю, что он ясно видел все трудности Церкви в СССР после семидесяти лет тоталитарного атеистического режима, но он смотрел с оптимизмом на возможность возрождения веры и Церкви. Он радовался встречам и возможности работать для этого возрождения. Он видел большую нужду в восстановлении богословского образования на высоком уровне после 70-ти лет невольного застоя. Ему было тяжко смотреть на появление разных фанатических движений, исходящих от малообразованных людей, которые были не способны различить Священное Предание и «предания старцев». Отец Иоанн, конечно, видел чудо в том, что Церковь выдержала усиленное давление на протяжении стольких лет.

— В чем заключалось участие о. Иоанна в экуменическом движении?

— О. Иоанн много лет был членом центрального комитета Всемирного Совета Церквей, но главное его участие было в комиссии «Faith and Order» (Вера и Церковное Устройство), которой он был «moderator» (т. е. президентом) в течение семи лет. Он считал, что православным важно участвовать в экуменических собраниях. Это дает православным возможность объяснить веру и учение Православия западным христианам, и в тоже время лучше понимать их учение и жизнь. Также важно находить способы общей работы, как, например, в области публикаций и гуманитарных проектов. О. Иоанн определенно считал, что эти встречи не для того, чтобы создать искусственное соединение церквей, которое не представляло бы православную веру. В комиссии «Вера и Устройство» православные имели возможность представить и объяснить главные догматы нашей веры.

— Могли бы Вы описать какой-нибудь случай, который бы характеризовал о. Иоанна как человека?

— Я приведу слова о. Иоанна, которые мне передал отец Павел Лазарь, инспектор академии. Когда однажды они оба стояли в алтаре, о. Иоанн сказал: «В алтаре я больше всего чувствую себя как дома».

— Какие интересы были у о. Иоанна?

— Три вещи, мне кажется, интересовали отца Иоанна больше всего: участие в богослужении, писание книг и преподавание. Думаю, что он все это считал самым необходимым.

— Какие книги читал о. Иоанн? Были ли у него любимые авторы?

— О. Иоанн любил русских классиков, но также и современную русскую литературу, например, Солженицына. Он любил читать биографии и книги по современной истории.

— Как о. Иоанн любил отдыхать? Часто ли у него было свободное время?

— В течение учебного года у о. Иоанна было очень мало свободного времени. Лето мы проводили на даче, в Канаде, на берегу Лабельского озера. О. Иоанн привозил с собой много книг и работал часть дня, но днем он любил гулять, плавать и, главное, ходить в лес собирать грибы: там росло много грибов: белые, лисички, рыжики, подосиновики, подберезовики.

— Имели ли вы какие-либо семейные традиции?

— Мы праздновали семейные праздники, дни рождения и именины и, главным образом, большие церковные праздники, Рождество, с елкой, и Пасху.

— Какими были последние дни земной жизни о. Иоанна?

О. Иоанн незадолго до того вернулся из последней поездки в Беларусь и Россию и приехал на лето в Канаду, где и заболел. Только за восемь дней до его кончины мы узнали, что у него рак поджелудочной железы, который уже дал метастазы, и что никакое лечение уже не возможно. Последние дни священник приходил каждое утро в госпиталь его причащать. В понедельник 20-го июля митрополит Американский Феодосий и епископ Канадский Серафим приехали в Монреаль, где о. Иоанн лежал в госпитале, для соборования. Во вторник приехали профессора Св.-Владимирской Академии с ним попрощаться. Он был уже очень слаб. Его слова им были «Eucharistic icon» («икона Евхаристии»). О. Иоанн очень любил фреску «Евхаристия» (Христос причащает апостолов) в храме Св.-Владимирской Академии за престолом. Эта фреска находилась перед о. Иоанном во время Литургии, когда он служил в Академии. В среду днем, 22-го июля 1992 года, о. Иоанн скончался. Он был похоронен, по собственному желанию, в США на кладбище недалеко от Св.-Владимирской Академии.

8 июля 2002 г.