Литургическая реформа в Греции: критическая оценка фактов и событий

Публикуем заключительную часть доклада протопресвитера Павла Кумарианоса о попытке литургической реформы в Элладской Православной Церкви. Читайте также предыдущую часть.

Позитивные аспекты

Попытка литургической реформы имела в целом ряд положительных аспектов.

1. Движение за литургическое возрождение основано на стремлении распространить учение о евхаристической сущности Церкви и актуализировать эту истину в практике церковной жизни.

2. Воплощение этой высокой идеи осуществляется прежде всего и главным образом с помощью обращения к литургическому преданию, а также ко всем подходящим ресурсам богодухновенного богословского наследия и другим важным источникам. В определенной степени привлекается и литургика. Часто ссылаются на источники по истории богослужения, такие как Дидахи, Апостольские постановления, древние рукописи и пр.

3. В церковных документах успешно используется терминология, происходящая из литургического богословия, как, например, в Послании №2792/30-06-2004 о таинственной жизни Церкви и электронных масс-медиа. В конце его говорится: «Мы обязаны помочь верующим осознать, что наше богослужение — не спектакль и не выслушивание, но Божественная задача, «разумное» служение, «в духе и истине», «собрание святого народа», каждый член которого участвует в происходящем своим личным образом, и все вместе собраны во имя Христа. Они должны осознать, что в таинстве этого собрания верующие становятся «членами Тела Христова, и членами в частности» и встречают своих братьев. Потому что никто не может участвовать в этом собрании с помощью почты, никто не наблюдает за этим с трибун, никто не остается фанатом, но каждый сам становится атлетом рядом с такими же атлетами. Каждый — благословенный гость вечери за трапезой Божьего Царства».

Другой характерный пример — Послание о частом или, по крайней мере, регулярном участии в таинстве Евхаристии: «Святая Евхаристия считается и действительно является источником и центром духовной жизни во Христе, откровением Церкви как Тела Христова и как общины Святого Духа». Наконец, Послание о коленопреклонении в воскресные дни заключает: «Не нужно доказывать, что Божественная литургия имеет воскресный и эсхатологический характер. Более того, Церковь запретила совершение Евхаристии в постные дни, и хотя это ограничение сжалось лишь до периода Великого поста, суть этого запрета остается: Евхаристия — эсхатологическое событие, которое должно совершаться празднично, радостно и светло».

4. Для всего начинания в целом характерны отвага и решимость, по крайней мере если учесть высказанные выше предложения. Например, это справедливо в отношении предложения пересмотреть порядок библейских чтений за Божественной литургией по воскресным дням и в праздники и ввести чтения из Ветхого Завета и Апокалипсиса, так чтобы за богослужением можно было услышать и те отрывки, которые никогда не читаются при существующем порядке чтений. В консервативном и, как все считают, традиционном мире Православной Церкви для подобных предложений нужна огромная смелость.

5. Если теперь рассматривать симпозиумы как таковые, можно лишь подчеркнуть их прекрасную организацию. Что проявилось на этих симпозиумах? Дискуссии, обсуждение идей, ознакомление. Выступления были хорошо подготовлены, глубоки и содержательны богословски и полны достаточных исторических свидетельств. Большинство этих выступлений достойны по меньшей мере содержательных, глубоких и конструктивных обсуждений. Тексты выступлений достаточно быстро издавались и бесплатно распространялись по всем приходам Греции. Такая практика уже вызвала бурный интерес у некоторых людей и способствовала продолжению дискуссий, основанных, наконец, на предложенных хорошо обоснованных данных, а не на романтических туманных выдумках.

6. Наконец, почти всё, что Послания предлагают, рекомендуют или предписывают, достойно нашего внимания. Осуществление этого может в значительной степени изменить и оживить пришедшую в упадок конструкцию православного богослужения. Чтение вслух молитв уже привело к сущностной перемене как в совершении Божественной литургии, так и в участии в ней верующих.

 

Критика

Чтобы наша критика была продуктивной, обозначим шаги, которых следовало бы избегать в будущем, и внесем ряд предложений.

1. В качестве первого замечания отметим «деревянный», формальный, весьма отстраненный и безличностный язык, используемый в посланиях. Такое годится для чисто административных речей, но для выражения личной коммуникации не хватает освежающей простоты.

2. Что касается словаря, некоторые термины в документах копируются слишком часто, вызывая ощущение избыточного повторения, при котором не улавливается смысл слов. Возьмите, например, слово «эсхатология» и его производные, регулярное употребление которого в посланиях превратилось в своего рода моду, причем иногда это слово используется совершенно вне контекста.

3. Порой можно встретить утверждения, богословская точность которых под вопросом, а пастырское влияние вызывает сомнения.

4. Использование недопустимых или устаревших терминов, таких как «еретики» или «протестанты», выражающих дискриминацию и унижение. Послание о запрете преподания Причастия неправославным, и особенно язык, который в нем используется, как кажется, уводит нас далеко в прошлое. Во многом подобно этому, Послание о погребении некрещеных младенцев утверждает: для того чтобы погребение такого младенца сопровождалось церковной службой, по крайней мере один из родителей должен быть православным христианином. Это выглядит так, будто мы отступаем назад в Средневековье, эпоху разделений и взаимных отлучений.

5. С целью оправдать рекомендации Синода или архиепископа Послания вводят в игру исторические аргументы. Отрицательный аспект подобных попыток в том, что довольно часто используемые исторические аргументы слишком громоздки, многословны, иногда ошибочны и, к сожалению, очень часто противоречивы или несовместимы. В Послании №2786/31-03-2004 о «подобающем времени для совершения Божественной литургии и о возможности вечернего служения», например, вслед за весьма пространной ссылкой на историческое свидетельство, с помощью неопровержимых аргументов доказывается, что некогда Евхаристия совершалась в полдень, вечером или ночью без всяких сомнений. И поскольку дальше в тексте развивается мысль, что Божественная литургия не ограничена никаким особенным временем в течение суток, окончательный вывод Послания настаивает на том, что Божественную литургию разрешается совершать только утром, а все остальные примеры отвергаются!

Еще один характерный пример такого подхода можно встретить в аргументах, избранных для обоснования практики гласного чтения молитв. В двух разных посланиях Священный Синод Элладской Церкви несомненно отстаивает гласное чтение молитв Божественной литургии, исключая лишь те, которые относятся исключительно к священнику или сослужащим клирикам. Тем не менее, как в аргументации, так и в выводах, а также и в рекомендациях касательно молитв фразы «тихим голосом» и «читать вслух» используются как взаимозаменяемые до такой сбивающей с толку степени, что в конце концов непонятно, какова же позиция Синода: за или против, чтобы священник читал молитвы вслух народа? Утверждение «верующие могут слышать молитвы, которые к ним относятся» страдает от изобилия неопределенности и противоречивости, и далеко от того, чтобы прояснить предмет.

Что же касается некорректности аргументации, то Послание о «службе Проскомидии» заявляет, что подобающий моментдля совершения Протесиса (приготовления даров) — время пения Херувимской, перед великим входом, но ради экономии времени этот чин переносится на время Утрени (!). Это же Послание утверждает, что, согласно Преданию, диакон не должен совершать чин Протесиса, но может лишь помогать при поминовении имен. Однако, давно доказано, что первоначально приготовление святых даров было задачей диакона, и можно только мечтать, чтобы это Предание снова возвратилось в практику. А еще одно Послание заходит так далеко, что претендует на изложение исторического факта, утверждая, что «однажды» Церковь «передвинула иконостас из нартекса в алтарь» (!).

6. Что касается экклезиологических установок, выраженных в некоторых посланиях, то, на мой взгляд, они продиктованы влиянием поразительного клерикализма. В одном из синодальных посланий читаем: «Необходимо способствовать тому, чтобы верующие понимали, что они не «совершают» таинство Божественной литургии вместе со священником, но участвуют в нём; поскольку упомянутое выше представление — и как убеждение, и как допущение — чистой воды протестантское воззрение и практика, которая пренебрегает «иерархическим строем» внутри Церкви» (!).

7. Подобным образом, в посланиях всячески поддерживается схоластическое «пирамидальное» представление о Церкви. Послание об архиерейской Божественной литургии удерживает, сохраняет и укрепляет ложное различие между совершением архиерейской и иерейской литургии. Одобряется не согласная с преданием искусственная запутанность архиерейской литургии, поддерживается и подчеркивается показушная пышность, так же как и использование символов и жестов, выражающих власть и превосходство, вместо того, чтобы упростить и сократить их.

Что касается Иератикона, отметим следующее:

8. Непонятно, с какой целью в приложении напечатаны молитвы Божественной литургии свт. Иоанна Златоуста из кодекса Барберини 336. Они приведены для возможности использования в качестве альтернативы, или просто ради информации?

9. В целом, некоторые исправления или предложенные поправки, относящиеся ко всему тексту литургии, основаны на авторитетности кодекса Барберини 336. Однако, хотя в технической терминологии этот кодекс — самый древний из нам доступных, сам по себе он ни в коем не может считаться выражающим первоначальный и аутентичный византийский Евхологий. Существуют более поздние кодексы, в которых сохранился более древний и более надежный текст Евхология. Следовательно, поскольку до сих пор мы все еще не имеем критического издания Евхология, подобные исправления некритического издания Иератикона не должны быть основаны всего лишь на одном из приблизительно 300 кодексов, содержащих текст византийской Божественной литургии.

10. Могут и должны быть осуществлены многие другие поправки, восстанавливающие то, что ныне утеряно, на основании рукописной традиции. Например, обе поправки — о правильной форме диалога сослужителей «Дух Святый найдет на тя…» и о возгласе «Твоя от Твоих…» — можно было напечатать прямо в тексте в правильном варианте, а не в виде примечания в отделе комментариев.

11. Можно было бы предложить и некоторые поправки к обрядам. Например, можно было бы отметить, что каждение перед Великим входом может совершать и диакон, и действительно, это более предпочтительный и более древний порядок. В случае же совершения литургии епископом или несколькими сослужащими пресвитерами можно было бы отметить, что при наличии двух или более диаконов они сами могут совершить чин перенесения святых даров во время Великого входа, без участия пресвитеров, и что это более древний и богословски более правильный порядок.

12. Можно было бы также опустить некоторые ненужные повторения. Например, нет никаких оснований священникам читать в алтаре Трисвятое или Херувимскую в то время как хор их поет; напротив, клир и народ должен объединить свои голоса, чтобы вместе петь одно Трисвятое и одну Херувимскую. Более того, литургия нуждается в том, чтобы в ней прекратились повторяющиеся диаконские прошения, которые привели к тому, что литургия превратилась в протяженную молитву о повседневных нуждах, скрывающую те элементы чина (главным образом молитвы), которые являют настоящую природу Таинства как Причастия и предвкушения Царства.

13. Очевидно, что, сохраняя верность Преданию, точно так же следует отказаться от интерполяций и случайных вставок, продиктованных различными обстоятельствами. Мы говорим здесь о тех частях Божественной литургии, которые ни в коем случае не являются для нее существенными — например, ектения после Евангелия, поминовение имён перед входом в алтарь во время Великого входа, молитвы «Верую, Господи, и исповедую…» перед Причастием и пр.

14. Напоследок, в отношении Иератикона следует отметить, что вообще невозможно объяснить пропуски некоторых мест из текста Божественной литургии, которые хорошо известны либо обычно поются хором или читаются. Например, в новом Иератиконе напечатаны лишь начальные слова Sanctus’a («Свят, Свят, Свят…» — Ред.) или молитвы Господней. Дело в том, что слова ангельской песни являются неотъемлемой частью молитвы Анафоры, поэтому совершенно недопустимо публиковать Анафору, не содержащую полного текста Sanctus’a. Точно так же и молитва Господня есть существенная часть Божественной литургии. Независимо от способа ее исполнения (у греков «Отче наш» обычно читает один человек, например, епископ или почетный гость, в то время как в русской традиции молитву Господню обычно поет весь народ. — Ред.) — читает ли ее чтец или просто член приходской общины — молитва Господня является существенной, ключевой и неотделимой составляющей Евхаристии. Древний богослужебный порядок оговаривает ее совместное чтение или пение — клиром и народом вместе (!). Следовательно, две эти составляющие всегда должны быть напечатаны полностью, во всех текстах Божественной литургии.

Что касается способа осуществления литургической реформы, отметим следующее:

15. Перечень тем, которыми занимается реформа, показывает отсутствие как вразумительной последовательности, так и разработанной осевой линии литургического урегулирования, восстановления богослужебного Предания или разрешения текущих литургических вопросов. До сих пор реформа занималась всем понемногу.

16. Слишком много спешки. Синод или Архиепископ ставят свою подпись под вопросами, требующими дальнейшего исследования, хотя они знают об этом и осознают, что результаты исследований могут привести к изменению принятых решений (!).

17. До сих пор непонятно, каким образом Священный Синод и Митрополии должны давать оценку и эффективно использовать выводы, достигнутые на симпозиумах. На сегодняшний день Священный Синод не опубликовал ни одного сообщения и не провел ни одной реформы на основании результатов симпозиумов. Насколько мне известно, на сегодня не задействован ни один инструмент для передачи текущих разработок клирикам митрополий. Иногда уполномоченные представители даже не удосуживаются проинформировать своего епископа о работе конференций. Кажется, что митрополии считают достаточным для себя исполнить просьбу и просто прислать представителей…

18. Многие предложения и рекомендации Священного Синода и Архиепископа превратились в мертвые буквы и до сих пор не приведены в действие. Остается прискорбное впечатление, что определенное количество этих рекомендаций были обречены остаться лишь на бумаге, как, например, совет епископам использовать менее изысканные, более скромные и относительно строгие облачения.

 

Выводы

На основании изложенных выше фактов давайте спросим себя: возможно ли всё это вообще? Какова цель литургической реформы? Нужна ли она?

Осмелюсь ответить «да!» на все вопросы. Литургическая реформа более чем необходима — она неизбежна! Даже если Элладская Церковь с помощью своих институций откажется проводить ее, реформа все равно будет происходить, как она уже происходит каждый день. Мы должны встретить ее лицом к лицу: каждый раз, когда совершается богослужение по византийскому чину, происходит и нечто вроде реформы — незаметным и едва уловимым образом, в смысле адаптации запутанного типикона к специфическим потребностям текущего момента, данного прихода, конкретного священника, хора и пр. Например, как только певцы, начав исполнять стихиры на вечерне, по каким-либо соображениям принимают решение петь только четыре стихиры из шести, они тем самым выражают необходимость, способность и потенциальную возможность Церкви осуществлять литургическую реформу.

Если оставить в стороне общее принятие реального положения дел, где есть и определенные настроения согласия в способах действия, как было показано, можно дать рациональное объяснение неотвратимости реформы, и затем представить ряд соображений, почему такая реформа является неотложной.

1. Пастырская необходимость. Бесплодная литургическая жизнь Восточных Церквей, сам тот факт, что никто не понимает, что происходит и почему, поэтому всё делается лишь ради того, чтобы это сделать, сам по себе факт, что церковь наполняется народом лишь в последние десять минут воскресной литургии… всё это — более чем ясное доказательство того, что мы отстали от поезда, что с этим нужно что-то делать!

2. Добавьте к этому существующий опыт несогласованности между теорией и практикой, между богословием и обрядом, предметом богослужения и самой службой — и вы получите следующий признак расстройства богослужебной практики: то, что происходит на службе — интуитивное, неосознанное и невежественное деяние, которое часто ни к чему не приводит.

3. Изучение истории говорит тем, кто отваживается хотя бы на это, что богатство богослужебной жизни нашей Церкви истощено до ужасающей степени. Перерезаны сосуды, несущие жизненные соки. Есть источник, дающий чистую воду, но никто не идет пить, потому что никто не знает дорогу к источнику!

Конечно же, насколько необходимой является литургическая реформа, настолько же она сложная, трудная и тернистая. Очевидным оказывается вопрос о возможной форме, методе и направлении литургической реформы. Будет ли это только восстановление Предания или еще и дальнейшее развитие и открытие новых форм и чинов? На основании какой «правильности» следует предпринимать «поправки»? Какой именно исторический момент из общего курса развития предания должен считаться правильным? Кто должен принимать на себя ответственность за подобные рискованные начинания и каким образом? Как лучше всего организовать реформу и чей авторитет может удостоверить ее законность? Принимается ли вообще во внимание репутация нашей Церкви?

Хотя лично я не буду расценивать дальнейшее развитие, приводящее к появлению новых литургических форм, как незаконное, я уверен, что любой прогресс подобного рода должен быть основан на Предании. Конечно, Предание постоянно развивается. Какой именно исторический момент из общего курса развития церковного предания должен считаться правильным? На основании какой «правильности» следует предпринимать «поправки» к литургии?

Здесь я рассмотрю два пункта. Во-первых, каждая литургическая форма имеет начало. Она была установлена и включена в церковное предание и богослужебную практику в определенное время. Следовательно, нам следует отыскать точную первоначальную форму каждого литургического элемента и его обоснование, «sa raison d’ etre»: почему было принято именно это, а не другое литургическое действие, жест, фраза, символ и пр.? Это подводит нас к богословию литургических форм, что является самым важным и существенным элементом этого обсуждения. Одно ли и то же богословское содержание выражается в используемых нынче тех или иных литургических формах? Следовательно, если говорить о перспективе возникновения новых литургических элементов, это может происходить только при условии овладения упомянутым «одним и тем же» богословием, которое затем может быть выражено и в новых формах.

Однако, кто собирается предпринять рискованную литургическую реформу и каким образом? Как лучше всего ее организовать и чей авторитет может удостоверить ее законность?

Лично я считаю, что мы еще не готовы к глубинным переменам. Перед этим нужно провести определенную работу. Тем не менее, некоторые перемены осуществимы, особенно те, которые явно необходимы по пастырским соображениям и которые касаются форм, утративших свои первоначальные качества, если это подтверждено современными историческими исследованиями. Это касается, например, чтения молитв вслух, упрощения богослужебных облачений, а также исправления некоторых текстов, что должно вводиться в практику уже здесь и сейчас. Элладской Церкви следует со всей серьезностью отнестись к этому вопросу. Богослужение — это сам центр жизни и бытия Церкви, а не некое поле деятельности третьих лиц.

Мы подошли к заключению, и теперь скажем о необходимости предложить ряд специфических задач для литургической реформы и возрождения. Одной из таких задач может быть принятие 10-летнего плана изучения византийской Божественной литургии: необходимо исследовать, что уже открыто учеными и что еще осталось сделать, чтобы подойти к безопасной точке для заключительных резолюций. Если Элладская Церковь всерьез этим озаботится, будут учреждены заслуживающие доверия научные комиссии, выделены соответствующие средства, оснащение и персонал, для того чтобы эти комиссии могли заниматься исследовательской работой до того, как излагать свои выводы в виде предложений для литургической реформы. Прежде всего, Церковь должна определить цели: всё это предпринимается просто с целью восстановления некоторых традиционных форм (например, подходящее использование митры) или скорее для того чтобы восстановить Божественную литургию в качестве акта сопричастия между Богом и Его творением, или, что то же, событие общения между сотворенными существами и их Творцом?

Следующим шагом, прежде чем перейти к самим реформам, должно быть хорошо организованное разъяснение всего этого среди клира и мирян.

Необходимое предварительное условие для всего этого — духовный и неагрессивный подход. Определенно, основанием и краеугольным камнем для каждого усилия в Церкви Божией является молитва, молитва и мольба к Небесному Отцу, Его Сыну и Духу Святому. Всё должно происходить как Анафора и эпиклезис, как дар и просьба!

Конечно, церковных людей может тревожить в конце концов следующее: когда мы что-то изменяем в церкви, что народ считает неизменным, представляет ли это вообще опасность для репутации Церкви? По большому счету, этот вопрос остается не разрешенным. Однако, я осмелюсь сказать, что вопрос репутации Церкви намного менее важен, чем нам кажется. Возможно, любовь и простота — лучшие защитники церковной репутации, чем непоколебимость и нетерпимость.

Спасибо!

Перевод с английского прот. Андрея Дудченко

Залишити відповідь