Святая Евхаристия – таинство жизни Церкви (Евхаристия и экклезиология)

Доклад митрополита Ленинградского и Новгородского НИКОДИМА в Хельсинкском университете 9 мая 1974 года

В настоящее время благодаря интенсивным экуменическим контактам и оживленным богословским дискуссиям постоянно возрастает стремление к разрешению актуальных проблем, связанных с межконфессиональными отношениями. Это, естественно, вызывает усиленную работу богословской мысли, направляя ее на углубленное и всестороннее изучение вопросов, являющихся предметом диалога между представителями разных христианских Церквей. Такая работа оказывается весьма плодотворной и полезной в двух направлениях. С одной стороны, она побуждает богословов как можно точнее формулировать учение своей Церкви, а с другой – способствует установлению взаимопонимания между участниками диалога.

Как известно, в марте 1970 года между представителями Русской Православной Церкви и Финляндской Евангелическо-Лютеранской Церкви имело место первое богословское собеседование, которое послужило основой для дальнейшего развития и углубления православно-лютеранского диалога, что нашло свое отражение во втором богословском собеседовании и, можно надеяться, принесет отменные результаты в намеченном на конец мая сего года третьем собеседовании богословов наших Церквей здесь, в Финляндии. Одним из кардинальных вопросов на этих официальных богословских встречах является Святая Евхаристия. Выбор именно этого предмета для диалога продиктован сознанием его особой важности. В актуальности изучения и в необходимости богословского осмысливания Святой Евхаристии убеждены богословы основных христианских конфессий. И хотя имеются расхождения воззрений в отношении Евхаристии, в то же время никто не может не признать, что это важнейшее христианское таинство принадлежит Церкви Христовой с самого начала ее бытия, что оно отражает церковную жизнь в непрерывном процессе шествия ее к Богу и потому оно является живым преданием Церкви, свидетельствующим о ее духовном опыте и миросознании. Христианское богослужение вообще по своей природе и содержанию является раскрытием Церковью своей жизни во Христе. Евхаристия же есть средоточие и источник жизни Церкви во всей ее полноте. В связи с этим Евхаристию можно назвать таинством жизни Церкви, в котором актуализируется сущность Церкви, как живого Тела Христова, соединяемого Духом Святым [1]. Поэтому уяснить содержание и смысл Евхаристии, вокруг которой группируются и другие виды богослужения, это значит раскрыть основы мировоззрения Церкви. Знаменательно, что с начала XX в., собенно в последние десятилетия значительно возрос интерес к литургическому преданию, к тому богатому литургическому наследию, которым обладает Церковь Христова. Среди этого наследия Святая Евхаристия, несомненно, занимает центральное место. И если в связи с изучением на широкой основе христианского богослужения вообще стоит появление и развитие литургического богословия, то в связи с изучением смысла и значения Святой Евхаристии имеются все основания говорить о евхаристическом богословии [2]. И, действительно, содержание молитвословий, входящих в состав чинопоследования “таинства таинств” [3] показывает, что Святая Евхаристия является не только средоточием духовно-благодатной жизни верующих во Христа, но и заключает в себе свидетельство Церкви о тех истинах, которые она свято хранит и ревностно исповедует. Неразрывная связь литургического опыта Церкви с ее догматическим учением несомненна. В молитвах литургии отражены триадология (троическое богословие), христология, сотериология, экклезиология, эсхатология и другие догматы, содержимые Церковью. Поэтому с полным убеждением мы вместе со св. Иринеем можем утверждать, что “наше учение согласно с Евхаристией, и Евхаристия, в свою очередь, подтверждает учение” [4].

После этих предварительных суждений мне бы хотелось остановиться на экклезиологическом аспекте Святой Евхаристии. В настоящем кратком докладе, конечно, не предполагается дать полное освещение всего, что относится к евхаристической экклезиологии. Здесь будет обращено внимание только на единство и, отчасти, на кафоличность Церкви Христовой, как на ее важные свойства, запечатленные в молитвословиях восточной литургии и в святоотеческих творениях, в соответствии со Священным Писанием.

Слово Божие свидетельствует, что единство Церкви, единение верующих со Христом является предначертанием воли Отца Небесного. Об этом единстве предвозвестил Сам Господь наш Иисус Христос, говоря: “Будет одно стадо и один Пастырь” (Ин. 10, 16). Жизненно важную необходимость единения членов Церкви с ее Главою Господь раскрыл в Своей последней беседе с учениками после совершения Тайной Вечери, на которой было установлено таинство Евхаристии. Уподобляя Себя виноградной лозе, а Своих последователей – ветвям, Христос сказал: “Я семь истинная виноградная Лоза… Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Я есмь Лоза, а вы ветви. Кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет” (Ин. 15, 1, 4-6). Из этого ясно, что верующие должны так тесно соединяться со Христом, как неразрывно сращены ветви с лозою, ибо только в таком единении можно приносить плоды веры и любви. По толкованию св. Кирилла Александрийского, в данном уподоблении указывается и духовное, и телесное единение со Христом, т. е. самое тесное единство. “Что мы, – говорит он, – духовно соединяемся со Христом как своим душевным расположением сообразно совершенной любви, так и правою и непревратною верою, равно и добролюбивым и чистым умом, это отнюдь не может отрицать смысл наших догматов… Но осмеливаться утверждать, что у нас нет совсем никакого общения с Ним по плоти, это, как покажем, всецело противоречит богодухновенным Писаниям. В самом деле, разве не бесспорно… что Христос есть виноградная лоза в этом отношении, а мы, представляя образ ветвей, получаем из Него и от Него жизнь в себя, когда Павел говорит, что все мы одно тело во Христе, потому что один хлеб многие мы, ибо все от одного хлеба причащаемся (Рим. 12, 5; 1 Кор. 10, 17)?” [5].

О таком теснейшем единстве верующих молился Христос в Своей первосвященнической молитве: “Отче Святый! соблюди… тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы” (Ин. 17, 11; ср. Ин. 17, 20-23).

По учению святых апостолов, все последователи Христовы должны составлять единое целое – “одно во Христе Иисусе” (Гал. 3, 28). Христос является “Главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем” (Еф. 1, 22-23). А это значит, что Его последователи как члены Церкви (1 Кор. 12, 27) пребывают в тесном общении и между собою, и со Христом, “держась Главы, от которой все тело, составами и связями будучи соединяемо и скрепляемо, растет возрастом Божиим” (Кол. 2, 19; ср. Еф. 4, 15-16). Христос Сам живет в Церкви, сообщает ей жизнь, соединяет верующих с Собою. Благодатным действием Святого Духа, единством веры и жизни во Христе все верующие объединяются в единое, нераздельное целое (1 Кор. 12, 12). Это глубокое единение проявляется главным образом в Евхаристии. В евхаристическом общении и обнаруживается, собственно, единство как существенное свойство Церкви. В Евхаристии верующие соединяются со своим Главою – Христом в одно тело – Святую Церковь. Поэтому евхаристическая жизнь Церкви обеспечивает ей незыблемое единство. “Вне Церкви нет Евхаристии, и вне Евхаристии нет Церкви, нет и церковности, не может быть церковного единения” [6].

Тема единства Церкви отражена в древнейших евхаристических молитвах. По свидетельству Дидахи, христиане за евхаристическим богослужением возносили Отцу Небесному такую молитву: “Как сей преломляемый хлеб был рассеян (в зернах) на холмах и, будучи собран, стал единым, так да будет соединена Церковь Твоя от концов земли в Царство Твое” [7]. В том же памятнике содержится молитва благодарения, в которой есть прошение о Церкви: “Помяни, Господи, Церковь Твою, избавь ее от всякого зла и усоверши ее в любви Твоей, и собери ее от четырех ветров, освященную, в Царство Твое, которое Ты уготовал ей” [8]. Нельзя, конечно, не заметить, что в этих молитвах единство Церкви имеет эсхатологическую направленность, устремленность к жизни будущего века. Это, несомненно, объясняется присущим древним христианам ожиданием. скорого пришествия Христова, а также сознанием того, что совершенное единство Церкви со Христом будет достигнуто в будущей жизни, в которой раскроется полнота блаженства в богопознании и богообщении (1 Кор. 13, 10, 12).

Мысли о единстве в связи с Евхаристией мы встречаем также в посланиях св. Игнатия Антиохийского. Так, Магнезийцев он наставляет, чтобы они в общем собрании имели одну молитву, одно прошение, потому что “Един Иисус Христос, и лучшего Его нет ничего” [9]. В своем Послании к Ефесянам этот муж апостольский еще сильнее подчеркивает евхаристическое единство членов Церкви: “Все вы до единого, без исключения, по благодати Божией соединены в общей вере и в Иисусе Христе… так что повинуетесь епископу и пресвитерству в совершенном единомыслии, преломляя один хлеб, это врачевство бессмертия” [10]. При этом, по мысли св. Игнатия, Евхаристия является нетолько свидетельством внутреннего и внешнего единства церковного общества, но и средством укрепления этого единства. Поэтому он и заповедует Ефесянам: “старайтесь чаще собираться для Евхаристии и славословия Бога. Ибо если вы часто собираетесь вместе, то низлагаются силы сатаны и единомыслием вашей веры разрушаются гибельные его дела” [11].

Св. Киприан Карфагенский, говоря о необходимости смешивать для Евхаристии вино с водою, в символическом объяснении высказывает убеждение в незыблемом единстве Церкви со Христом: “Водою означается народ, а вином – Кровь Христова. Смешение в чаше воды с вином показывает союз народа со Христом, верующих с Тем, в Кого веруют. Вода и вино после смешения в Чаше Господней так неразрывно и тесно соединяются между собою, что не могут отделяться одно от другого. Так точно ничто не может отделить от Христа Церкви, то есть народа, составляющего Церкви, твердо и непоколебимо пребывающего в вере и связанного всегдашнею нераздельною любовью” [12].

На литургии св. Василия Великого после освящения Святых Даров в молитве Отцу Небесному мы просим: “Нас же всех, причащающихся от одного хлеба и (одной – М. Н.) чаши, соедини друг с другом в общений Единого Духа Святого”.

Изъясняя Капернаумскую беседу Спасителя, в которой раскрывается “экклезиологический смысл Евхаристии” [13], св. Иоанн Златоуст говорит: “Чтобы не любовью только, но и самым делом быть нам членами плоти Христовой, будем причащаться этой плоти. А это бывает через пищу, которую Христос даровал, чтобы выразить Свою великую любовь к нам. Для того Он смешал Самого Себя с нами и растворил тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с главою… Чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами плоти Его, и соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание. Будем же отходить от этой трапезы… помышляя о нашей Главе и о той любви, которую Он показал к нам” [14].

Каждое совершение Евхаристии у древних христиан было тесно связано с их чаянием близкой парусии Спасителя [15]. Благодаря этому они принимали самое активное участие в евхаристическом богослужении и обязательно причащались. Св. Иустин Философ свидетельствует, что на общих собраниях, на которых совершалась Евхаристия, все присутствующие приобщались “Даров, над коими совершено благодарение”. Более того, даже к не бывшим на собрании Святые Дары посылались чрез диаконов [16]. Для первохристиан немыслимо было только лишь присутствовать на евхаристическом собрании. Быть членом Церкви означало принимать непосредственное участие в Евхаристии. Поэтому само вступление в Церковь через крещение находило свое завершение в евхаристическом собрании [17]. Лишение Евхаристии было величайшей трагедией для верующих. История падших во времена гонений, стремившихся после раскаяния всеми силами добиться евхаристического общения, ясно говорит об этом. В древнехристианских общинах никто из участников евхаристического собрания сам себя не исключал из числа причастников. Для сознания христиан невозможной была даже мысль о том, чтобы кто-либо добровольно отказался от того, ради чего он стал членом Церкви. И посему евхаристическое собрание всегда было собранием принимавших обязательное участие в Трапезе Господней через приобщение Святых Даров. Это был закон жизни Церкви [18]. Такая интенсивная евхаристическая жизнь христиан первых веков, несомненно, свидетельствует о том, что в их представлении реальная связь с Церковью и единение с ее Главой не мыслились без Евхаристии, так же как и единство самой Церкви не мыслилось без евхаристического общения ее членов.

Единство во Христе связывает в тесный союз не только Церковь земную, подвизающуюся, воинствующую, но и Церковь небесную, торжествующую, ибо Христос, в Котором обитает всякая полнота, Кровью Которого умиротворено земное и небесное (Кол. 1, 20), будучи Главой Церкви, объединяет всех – и живых, и умерших. Это единство Церкви земной и небесной убежденно исповедует св. апостол Павел, говоря: “Вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога Живого, к небесному Иерусалиму и тьмам ангелов, к торжествующему собору и Церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю Нового Завета Иисусу, и к Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева” (Евр. 12, 22-24). Отшедшие из этого мира христиане, скончавшиеся в общении с Церковью (т. е. не отлученные от Евхаристии), не лишаются своей принадлежности к стаду Христову. Поэтому Церковь издревле поминает их в своих молитвах на евхаристическом богослужении. Евхаристическая жертва, являясь актуализацией жертвы Голгофской, не ограничивается пределами пространства и времени. Поэтому молитвы Евхаристии обнимают в своем воспоминании земное и небесное, прошлое, настоящее и будущее.

Ходатайственная молитва (Intercessio) составляет одно целое со всем евхаристическим каноном и непосредственно примыкает к молитве призывания – эпиклезису. Сразу же после освящения Даров возносится ходатайство за всю Церковь. Прежде всего воспоминаются праведники: “Приносим Тебе словесную сию службу о почивших в вере праотцах, отцах, патриархах, пророках, апостолах, проповедниках, евангелистах, мучениках, исповедниках, воздержниках и о всяком духе праведном, в вере скончавшемся” (из Литургии св. Иоанна Златоуста) [19]. Поминовение, продолжаясь, объединяет и прославленных святых во главе с Пречистой Богоматерью, и усопших, нуждающихся в молитвенном предстательстве, и живых, стремящихся к нравственному совершенству. Эта древнейшая практика не только нашла свое отражение в ходатайственной молитве литургии, но и засвидетельствована в творениях святых отцов. Так, св. Кирилл Иерусалимский, изъясняя Евхаристию, говорит, что по совершении Бескровной жертвы воспоминаются сперва святые, чтобы Бог по их молитвам и предстательству принял наше прошение, а потом поминаются и все усопшие, с верою в то, что “великая польза будет душам, о которых приносится моление, когда предлагается святая и страшная жертва” [20]. Св. Епифаний Кипрский, говоря о том же, отмечает, что Церковь неизменно совершает поминовение усопших, праведных и грешных, получив предание от отцов [21]. А св. Иоанн Златоуст утверждает, что приношения за умерших “установил Дух, желая, чтобы мы приносили друг другу взаимную пользу”. При этом он замечает, что и для святых (мучеников), и для других преждепочивших христиан великая честь быть воспомянутым в присутствии Господа, во время совершения неизреченных таинств, которыми возвещается, что Бог предал Себя за всю вселенную [22]. Касаясь данного предмета в другом месте, святой отец говорит: “Не напрасно мы совершаем при Божественных таинствах поминовение об умерших и ходатайствуем за них, умоляя предлежащего Агнца, взявшего грехи мира… Не поленимся же помогать умершим и приносить за них молитвы, потому что предстоит общее очищение всей вселенной. Потому мы и молимся тогда о всей вселенной и именуем их вместе с мучениками, исповедниками и священниками. Мы все – одно тело, хотя одни члены и превосходнее других” [23], – заключает свои наставления великий иерарх, тем самым указывая на то, что Церковь объединяет всех: живых и умерших, составляющих единый организм, оживотворяемый Христом в Евхаристии.

С единством Церкви теснейшим образом связано и другое ее существенное свойство – кафоличность. Термин καθοκήλλική, использованный в Символе веры, как известно, не встречается в Священном Писании, но употребляется в творениях святых отцов [24]. Означая всеобщность, он выражает универсальность Церкви, обнимающей всех, без различия национальности и положения в обществе (Гал. 3, 27-28; Кол. 3, 11), а также говорит об общности ее членов в вере, надеждой любви, о совместном делании на пути христианского благочестия (нравственного совершенства). Этой идеей, видимо, руководствовался и св. апостол Павел, когда говорил, что Господь “поставил одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова” (Еф, 4, 11-13). Все разнообразие же служений в Церкви, указанное апостолом, направлено к созиданию духовных ценностей, способствующих сплочению и единению членов духовно-благодатного общества. Так: что кафоличность Церкви – это не абстракция, а ее органическое свойство, вытекающее из ее природы, как тела Христова [25].

Не вдаваясь в подробности догматического определения этого свойства, необходимо только подчеркнуть, что кафоличность свидетельствует о жизнеспособности Церкви, о ее потенции к осуществлению задач, стоящих перед нею. Церковь не может быть самозамкнутой. Наоборот, она должна быть обращена к миру. Основная цель Церкви – освящение (спасение) людей, находящихся в ее ограде. Но и пребывающие вне “сего двора” тоже должны быть предметом ее забот (Ин. 10, 16). В этом плане стоит двоякая задача: первая – провозвещение Евангелия, вторая – служение миру. И ни в коем случае нельзя противопоставлять благовестие спасения, возводящее человека от земли к Богу, к трансцендентному бытию, и служение, обращающее устремления людей к созиданию на земле мира и благовестия, ибо они, эти задачи – двуединая обязанность Церкви и всех людей, входящих в нее. Пастырские задачи Церкви – особая тема, требующая специального раскрытия. И здесь она упомянута только мимоходом, в связи с затронутым вопросом о кафоличности. Причем, вторая задача – служение миру должна быть соподчинена первой, провозвещению Евангелия, иначе она может потерять христианское содержание. Св. апостол Павел говорит, что он всем поработил себя, дабы больше приобрести: для всех сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор. 9, 19-22). Однако тот же апостол пишет, что если бы он перестал искать Божия благоволения и стремился только людям угождать, то не был бы Христовым служителем (Гал. 1, 10).

Обращенность к миру, как одно из проявлений кафоличности [26], обнаруживается в содержании чинопоследования Литургий св. Иоанна Златоуста и св. Василия Великого. В части, называемой литургией оглашенных, главное место занимают чтение Священного Писания и следующая за ним проповедь. На этом богослужении в древности присутствовали не только члены Церкви, но и готовящиеся ко крещению, а в настоящее время присутствуют все желающие услышать слово Божие и его истолкование. Эта часть заканчивается молитвами об оглашенных, и за нею непосредственно следует литургия верных. Такое, хотя и внешнее, соединение литургии оглашенных с центральным христианским богослужением ясно показывает, что Церковь придавала большое значение своим заботам о тех, которые еще не были ее чадами.

Обращенность к заботам внешнего мира запечатлена также в прошениях ектений и в ходатайственных молитвах. Последние особенно наглядно свидетельствуют, что Церковь немаловажным считает внимательно относиться ко всему совершающемуся во внешней жизни людей и их житейском быту. Она заботливо ходатайствует пред милосердием Божиим о земных делах и нуждах всех людей: “о сем городе и живущих в нем, о находящихся в болезнях… о плавающих и путешествующих… за внешних и заблудших… за благорастворение воздуха и изобилие плодов земли” [27]. Церковь молится о младенцах, юных, старцах, вдовицах, пленных и во “всякой скорби и нужде и обстоянии сущих” 28* [28]. “Над умилостивительною сею жертвою, – говорит св. Кирилл Иерусалимский, – умоляем Бога об общем мире Церквей, о благосостоянии мира… о труждающихся и о всех требующих помощи молим все мы и приносим жертву сию” [29].

В литургийных молитвословиях, как видим, содержатся прошения и о частных нуждах людей, и о потребностях всего человечества. Проявляя заботу о благосостоянии мира, Церковь особенно молится о мирном течении жизни, которое более всего способствует общему благосостоянию. Об этом за литургией неоднократно возносятся моления. Литургия, собственно, начинается молитвой о мире всего мира и заканчивается обращением ко Господу, чтобы Он даровал миру мир [30].

Попечение Церкви об умиротворении вполне естественно. Оно вытекает из заповеди Спасителя (Мф. 5, 9) и соответствует благим устремлениям человека. “Кому не ясно, – замечает св. Григорий Богослов, – что миром поддерживаются, а от несогласия приходят в расстройство супружества и дружеские союзы, дома и общества, города и государства”, что “с прекращением мира и мир перестанет быть миром” [31]. А св. Григорий Нисский в Слове 7-м на Блаженства говорит, что христиане имеют сугубое побуждение творить мир, ибо за это получают от Господа два дара: благодать усыновления Богу, согласно обетованию (Мф. 5, 9), и наслаждение благами мирной жизни, в результате своего миротворческого подвига [32]. И Святая Церковь своими непрестанными молитвами о мире постоянно напоминает христианам об их долге быть миротворцами и живо откликаться на скорби и чаяния людей. Этим она также свидетельствует о той стороне своей кафоличности, которой она с готовностью материнской помощи обращена ко всем труждающимся и обремененным, ко всему человечеству. Христианское центральное богослужение, таким образом, являясь созиданием и исполнением Церкви, всегда поставляет Церковь пред лицом мира и показывает ее назначение в мире [33].

В данном небольшом экскурсе в область экклезиологии только приоткрыта завеса в евхаристическое богословие. Содержание Евхаристии настолько глубоко, что его невозможно исчерпать в кратком слове. И если св. Ириней Лионский вполне основательно говорит, что святые апостолы во всей полноте вложили истину в Церковь, как бы в некую богатую сокровищницу, то в самой Церкви величайшим сокровищем является Святая Евхаристия, которая должна быть предметом благоговейного почитания, источником благодатных размышлений и основой для богословских постижений сущности Церкви, ее богатого догматического опыта, ее духовно-благодатной жизни во Христе.

Источник: Журнал Московской Патриархии

[1] Прот. А. Шмеман. Введение в литургическое богословие. Париж, 1961, с. 32, 34.

[2] И. Буйэ. Евхаристия, Богословие и духовное начало в евхаристической молитве.

[3] “О церковной иерархии”. III, 1.

[4] Св. Ириней Лионский. Против ересей, кн. IV, гл. 18, §5.

[5] Толкование на Евангелие от Иоанна, кн. 10.

[6] Архим. Киприан. Евхаристия. Париж, 1947, с. 304.

[7] Дидахи, IX, 4; ср.: св. Киприан Карфагенский, Послание к Цецилию, 2. Творения, ч. 1, Киев, 1879, с. 346; св. Иоанн Златоуст, Беседа на 1 Кор., 24, 2.

[8] Дидахи, X, 5; ср.: Постановления Апостольские, кн. VIII, гл. 12.

[9] Послание к Магнезийцам, гл. VII.

[10] Послание к Ефесянам, гл. XX; гл. XIII.

[11] Послание к Ефесянам, гл. XX; гл. XIII.