Блог

Как выражается новизна Евангелия в отношении Евхаристии – главного Таинства Церкви, совершаемого за каждой литургией?

Ничего нового тут нет — кроме попытки вспомнить постоянную новизну Евангелия.

«Сие творите в Мое воспоминание».

Посреди Евангелия расстилается эта фраза Христа: «Сие творите в Мое воспоминание ». Она подобна укромной горной долине, напоенной ароматами трав и звучанием нежного шума бегущей речки. Налетающий свежий ветер играет в ветвях деревьев, качает стебли цветов, проносит над головою куда-то вдаль веселую компанию облаков. Да, эта долина открыта для всех, но одновременно сокрыта от посторонних взоров, и каждый, хоть однажды побывавший там, уносит в сердце тихую радость. Как рассказать о ней, как не забыть дорогу, как вновь найти ее?

«Сие творите в Мое воспоминание».

Что же такое – «воспоминание»? О чем тут идет речь?

Евхаристия едина и многогранна. В зависимости от нашего опыта жизни в церкви мы обычно тянемся к какому-то одному смысловому центру, а остальные видим несколько хуже. Но каков бы ни был наш «вход» в Евхаристию, главное – войти в сердцевину ее, оказаться в пространстве «воспоминания».

«Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет вам Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам».

– Евхаристия есть поминальная трапеза – объединяющая всех любящих Христа.

Такие вот парадоксальные поминки – их установил сам «поминаемый» – Христос, еще будучи среди людей, на грани Своих страданий и смерти. Дух нисходит – чтобы напомнить «все». В центре поминального стола — невидимый глазами Христос, но горение сердца подтверждает Его присутствие. Незримое, но нерушимое кольцо любви проходит сквозь сердца всех включенных в эту память-присутствие и соединяет всех в круг. Христос — камень, упавший в воду рода человеческого, от которого идут круги, и каждый предыдущий, ближний к центру, порождает следующий. Здесь нет самого по себе выделенного центрального пункта снисхождения Духа на хлеб и вино, но есть трапеза воспоминания как присутствия Христа. В состав этого воспоминания важной частью входит преломление и чаша, но какой-то самодовлеющей, сакральной, независимой от всего. Хлеб и вино, и слова Иисуса в связи с ними, апостолы не могли не заметить – и Дух им напомнил. Но это действие не само по себе существует – но как шаг в воспоминание Христа. Чтобы войти в дверь — надо шагнуть на порог, но этот шаг, без которого не войти, совершается в движении, в пути, он сам по себе не самодостаточен.

– Евхаристия — это, конечно, своего рода жертва.

Но такая странная жертва, которую приносит Сама жертва, ради заключения Нового Завета с Богом (т.е. с Самим Собой). Да, для подтверждения, для знака Завета с Богом и Авраам приносил жертву, но пока все-таки барашек, а не сын, и Завет есть обетование, а не сама жертва. Здесь же Христос-Бог заключает Новый Завет – и в качестве дающего (передающего), и в качестве самого Завета, и в качестве жертвы используя Самого Себя. Что же это за Новый Завет? Заповедь «новая» – «любите друг друга» – до уничижения (умовение ног), до отдачи жизни («нет больше той любви» – и какая усталость от постоянного истолкования этих слов применительно к войне).

– Евхаристия для нас связана неразрывно с освящением Даров и вкушением их.

Вот и Марк только об этом говорит, и у Павла явно выделено вкушение Тела и Крови. Но апостол Иоанн совсем не говорит о хлебе и вине. Полагают, что он не писал, потому что все и так все уже знали, и не было нужды. Но если действительно повсеместно на собраниях христиан преломлялся хлеб, и в этом есть суть Евхаристии, то как можно так демонстративно пропустить центр и смысл собрания? Здесь неясность, которая не может быть опущена как малозначимая подробность. И нам не нужно противопоставить Иоанна другим евангелистам, Павлу, но нужно попытаться увидеть – в чем их встреча? Эта встреча – в «воспоминании» – «напоминании».

– У Иоанна «дело» относится к умовению ног.

Но ведь за каждой литургией ног не умывают. Хотя Христос говорит: Я это сделал, чтобы и вы то же делали. Что такое «то»? Ученики Его поняли, и потому не стали за каждой встречей хватать друг друга, поливать и вытирать. Они поняли, что такое «то» Он хотел им сказать этим «делом».

Но все-таки почему Иоанн говорит: «до конца»? Не знаю, но предполагаю, что это символическое действие как-то сокрушающе подействовало на учеников, как-то подвело черту, поставило точку. Сам Учитель послужил мне, Бог помыл мне ноги! Видимо, отношения учеников-апостолов с Учителем строились все-таки по традиционному принципу, ученики – не только слушатели, но и по хозяйству, на побегушках, в заботе об Учителе, еде, одежде, сне для Него и остальных, и четко, жестко работала иерархия старшинства. А тут это отношение переворачивается… Ну, к примеру, ты выходишь утром во двор, а там Путин ворочает мусорные баки и моет пол в подъезде.

– И Лука нам поясняет, как дело было, рассказывая о выяснении: кто больший?

Не раз мы заставали учеников Христа в этом споре. Но тут! Тут, перед Распятием, буквально в тени Креста – этот спор о старшинстве как-то особо задевает, потрясает своим безумием. Христос отвечает «двойным ударом». У Луки опущено умовение ног, но Иоанн о нем явно и ярко напоминает. И тот, и другой вспоминают Его слова. «А у вас да не будет так». В мире действует принцип борьбы за власть, борьбы жестокой, изнурительной, кровавой. Но между учениками, в этом «между» – «посреди», в Царствии – уже здесь на земле – «да не будет так». И в царствах-государствах чиновники любят притворяться «служителями», хотя эти «слуги народа» как раз давят и презирают свой народ, господствуя над ним. И в церкви, понимаемой как социальная структура, мы часто видим подмены, всю ту же борьбу за власть, все то же угнетение, прикрытое правильными словами и густой позолотой.

– Евхаристия – это таинство любви, но не просто какая-то сакральная зона,

куда ныряешь, а потом выныриваешь в профанный мир. Учеников, участников этой Вечери узнают не по «факту крещения», не по «апостольскому преемству», не по «правильной службе». Критерий – любовь, но этот критерий – внутренний, тихий, трудный и даже недоступный для всего «здешнего», и этот же критерий одновременно и заповедь новая, и сам Новый Завет. Приходит Дух-Утешитель, но не для того, чтобы мгновенно коснуться вещества мира, а потом сразу отлететь в пренебесные выси, но чтобы помочь нам войти в «воспоминание», чтобы «напомнить» все слова-дела Христа, открыв вход в Его страну.

– Христос в слове-действии Нового Завета – любви, не только опрокидывает всю схему отношений с учениками, умывая им ноги, но идет далее: «нет больше той любви». Потому Он истощает, раздает Самого Себя – ради них, ради всех – в этом слове-знаке-действии преломления хлеба и опустошении чаши вина. Это действие любви себя раздающей, себя истощающей – входит в любовь-соблюдение заповеди как течение всей жизни ученика Христова, и совершение Евхаристии подтверждает, усугубляет это действие самораздачи.

– Конечно, Дух участвует в Евхаристии – но дело вовсе не в том, что простые хлеб и вино вдруг с какого-то момента становятся великой святыней, которую можно иногда вкусить.

«Причастие» – верное слово, но что оно означает? Причастие Христу в Его слове-жертве-любви, которое не совершается автоматически. Простое «потребление Даров» вовсе не совершает вхождение в воспоминание Христа. Вся жизнь, вся жизнь целиком вливается в поток любви-жертвы и означает следование за Христом в этой жертве и преобразование жизни в слове-деле, в самой своей сути. Закон мира искаженного – стягивание всего к себе, такое искажение «поля» реальности, когда все вокруг существует как пища или подмостки для самоутверждения. Дар мира Христова – через отдачу Себя и жертву Собой – уподобление Ему, т.е. включение в течение самораздачи. Во «вкушении Христа» мы не отгрызаем себе кусочек благодати, чтобы утащить к себе в нору и там тихонечко переваривать добытую святыню. Скорее это похоже на возгорание-заражение. Да, дрова бывают очень разные по качеству. Но это вхождение в воспоминание вовлекает нас в поток себя-отдавания, и создает – должно создавать – нового человека, человека с другой структурой. Питающийся становится питающим, и сам становится пищей.

– Поэтому мы и молимся: «низпошли Духа Твоего Святого на нас и на эти предлежащие Дары».

Если мы вдумаемся в это призывание, то поймем, насколько странно выглядит часто встречающееся у нас такое понимание-переживание Евхаристии: там, далеко, в тиши, сокровенности и недоступности алтаря, луч Духа падает на хлеб и вино, а мы все вокруг приближаемся по мере сил к этому чуду, и некоторые из нас, прошедшие специальную подготовку поста и молитвы, могут вместе с профессионалом-священником вкусить святыню, а остальные, пусть и присутствующие в храме, могут только благоговейно наблюдать за этим. Но ведь нет же, мы молимся о действие Духа – в нас, и именно это вводит нас в Евхаристию, и, собственно, и совершает ее. Мы сами – освященные Духом – и есть тот жертвенник, на котором освящаются Дары. Что больше – дар или жертвенник? Собрание христиан – привитых к Лозе, общих по крови, устроивших все вещественные условия для собрания – храм, утварь, хлеб и вино, это собрание и есть та первичная реальность, внутри которой совершается Евхаристия, совершается Таинство воспоминания, частью которого является освящение Даров.

– Плотин говорил, что путь в небесную родину, путь к Отцу, начинается с воспоминания: кто ты есть, какого рода?

И когда человек вспомнит свое происхождение, сам факт этого воспоминания совершенно меняет все – и человека, и его место в мире, и сам мир. Христиане призваны жить в потоке памяти-воспоминания Христа, не иногда, не по воскресеньям и двунадесятым праздникам. Но, все-таки, собирание всех вместе – особым образом свидетельствует наше присутствие вокруг Христа, обнаруживая наше общее «место», где «хорошо быть». Каждый, кого коснулась эта тишина воспоминания, понимает, хоть отчасти, что хотел сказать Павел: «ничто нас не разлучит от любви Божьей». Внутри воспоминания – тишина, которая обнаруживает себя как неколебимость, неразрываемая связь, неразрушаемое основание.

– Частенько мы бываем настолько смяты сумятицей, настолько «уплощены», настолько «обезвожены», что с недоумением и тоской думаем про долину «воспоминания». И мы там действительно были? И как-то на самом деле это переживали? Неужели это действительно имело к нам какое-то отношение? Здесь, как везде, действует волшебная оптика: мир Христов делает вещи объемными и прекрасными, каждая мелочь светится изнутри. Потеря мира-любви так мучительна! Как будто сквозь трещину уходит тепло, и холод, мертвенный холод студит душу. Как будто улетучивается воздух, и становится нечем дышать. Все теряет смысл. Ранее, в атмосфере мира, всякая, даже ничтожная мелочь казалась исполненной смысла и значения, была объемной и весомой. Теперь же самые основания жизни ничтожатся и мельчают. Любовь есть смысл существования – и семьи, и церкви. Можно много говорить о любви – но ничто не заменит ее вкуса. Там, где любовь – там и семья, и церковь. В эпоху подмен скорее надо не семью поверять «церковностью», но церковь – семьей. Любовь, мир, радость, ненависть, холод, отчуждение – все эти вещи нам известны на вкус, мы не рассуждаем о них понаслышке.

Если в церковном собрании мы не обнаруживаем мира как основы этого собрания, то нужно признаться себе – наша церковная семья – больна. Разрушения и беды могут разлагать не только «обычные» семьи, но и большие сообщества. Но все-таки церковь должна отличаться от семьи, ведь мы знаем, что церковь не может быть разрушена. Да, это так, потому что Бог не может быть разрушен. Даже если положение дел таково, что ткань церковной жизни порвана в клочья, как лопнувший воздушный шар, напор Духа столь превосходит разрушение, что церковь никогда не «сдуется» до конца. Ветви могут иссохнуть, но корень небесный не перестанет приносить живительную влагу.

– Теперь при мысли о церкви часто вспоминают золото, огромные храмы, каменья, оклады, парчу, одеяния, пышность и ритуальность, аскетику и догматику, правила и каноны. Но вот – на престолах храмов лежит Книга. Читают ее, а там речь о том, как по холмам Иудеи бродил с компанией учеников один проповедник – не то пророк, не то кто-то иной. Дороги, пыль, ветер вольный, зеленые пригорки, простая еда, простые люди, простые слова. Все очень просто, все вдали от дворцов, вдали от церемоний и пышности. А при сближении, соприкосновении их – сразу конфликт.

И Христос совсем не трудится над тем, чтобы организовать какое-то «правильное» богослужение, чтобы найти какие-то особые формы. Когда наконец к Нему сильно пристали ученики, Он дал им молитвочку – простенькую и кратенькую. А они, наверное, надеялись на что-то более внушительное и «серьезное», чтобы все было как у людей, как у настоящих «религиозных». Евангелие – очень «мирянская» книга, очень не «сакральная», вот и наша Тайная Вечеря – посиделки за столом. Ведь напоследок Он собрал самых близких друзей, и говорил с ними о любви, и о том, чтобы вспоминали Его, и давал им пить из общей чаши, и отламывал куски от одной лепешки, раздавая Себя.

«Сие творите в Мое воспоминание».

Во всяком времени Бог найдет Себе тех,
кто захочет войти в воспоминание Иисуса Христа
и найти здесь жизнь.

Блог автора