Блог

В начале IV века после окончания гонений христиане уходили в пустыню как воины на передовую: там было больше искушений, больше борьбы с нечистыми духами, больше возможностей для духовного героизма, за который ожидалась и бόльшая награда от Бога. Тогдашние монахи избегали принимать священный сан, который вернул бы их обратно в мир. Образцом для них были Иоанн Креститель и мученики.

Спустя некоторое время герои пустыни стали почитаться в народе, и это почитание многих испортило: появилась характерная монашеская гордость – превозношение над мирянами и духовенством, которые живут в миру, служат страстям и ведут более рассеянный образ жизни по сравнению с сосредоточенной жизнью монаха. Появляются “старцы”, окруженные сонмом учеников; раннехристианское ученичество Христу сменяется ученичеством старцу-наставнику. Евангельская нравственность (исполнение заповедей, деятельная любовь к ближним) во многом заменяется философской. Монахи ищут уже не столько подвига до смерти, сколько максимальной сосредоточенности: “чистая молитва” зачастую становится самоцелью, в аскетику проникает учение стоиков о бесстрастии и платоническое/манихейское гнушение плотью. Всё это, хоть и оправдывается тем, что делается ради Христа, очень напоминает практики индуизма.

Проходит несколько десятков лет, и первоначальная ревность угасает: монастыри постепенно превращаются в обычный социум с расслоением на богатых и бедных, популярных и безвестных; среди монахов начинают встречаться ведущие роскошную жизнь. Быть монахом для некоторых становится выгодно. Монахи всё чаще принимают священный сан, не уходя при этом в мир, что способствует появлению еще большей гордости и выделению монашества в особую касту со своим собственным священством (до этого монахи приглашали к себе служить приходских священников). Они очень активно участвуют в церковной и политической жизни: грозными толпами приходят на соборы епископов, горячо обсуждают богословские вопросы, пытаются влиять на внешнюю и внутреннюю политику империи, пользуясь у властей и народа авторитетом бесстрастных аскетов и приближенных к Богу святых молитвенников-чудотворцев; с ними советуются все, вплоть до патриархов и императоров. Некоторые из них становятся чем-то вроде ветхозаветных придворных пророков.

Пик популярности монашества на Востоке приходится на эпоху иконоборчества, во время которой монахи зарекомендовали себя как более стойкие в православии, чем живущие в миру епископы и священники. Поэтому после победы иконопочитателей на епископские кафедры предпочитают ставить именно монахов, несмотря на то, что монашеский обет послушания несовместим с епископской властью, на что ясно указывало второе правило Константинопольского Собора 879 года. В это же время появляется трехступенчатая монашеская иерархия (рясофор, мантия, схима), явно соотносящаяся с тремя степенями священства, что еще более закрепляет кастовость монашества.

В X-XIV вв. в монашестве становится особенно распространенной созерцательная, мистическая духовность, часто противопоставляемая духовной жизни не монахов. В ней особый акцент делается на опыте созерцания света, о природе которого в XIV в. шли бурные споры.

В последующие века в восточном монашестве не происходит каких-либо значимых перемен и нововведений. Стоит отметить только появление так называемого “ученого монашества”, представители которого за редкими исключениями принимают постриг из чисто карьерных соображений – чтобы стать епископами. Последние четыре века, по словам самих монахов, представляют собой время глубокого упадка монашества, немногочисленные исключения лишь оттеняют общую тенденцию. Даже в лучших нынешних монастырях нормой в отношениях монаха и старца считается гуруизм, плохо сочетающийся с учением апостолов. Поводом ухода из мира теперь обычно является не мужественное желание подвига и борьбы с бесами, как некогда, а боязливое бегство от соблазнов, а то и вовсе стремление к легкой и безответственной жизни. Обычный современный монастырь – это или колхоз, в котором работы столько, что монахам там не до духовной жизни, или общежитие холостяков, каждый из которых живет как ему вздумается, обычно за счет жертвователей.

Своим генезисом и эволюцией восточное монашество удивительно похоже на движение фарисеев в иудаизме: такое же спонтанное возникновение из народных масс с изначально благочестивыми намерениями, такое же приобретение в народе авторитета более высокого, чем у обычного духовенства, такое же последующее вырождение в касту с характерными недостатками (зуд учительства, кастовая гордость, форма без содержания, лицемерие) и приобретение господствующего положения по отношению к другим формам религиозности (иногда можно услышать типичное выражение: “православие – религия монашеская”; по количеству монастырей и монахов часто судят о духовном благополучии той или иной Поместной Церкви). И если Христос о современном Ему фарисействе сказал, что “всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится” (Мф.15.13), то есть все основания опасаться, что эти слова относятся и к восточному монашеству в его нынешнем состоянии.