Блог

– Вот, Вы, священник, написали три статьи о Сталине. Спрашивается, зачем Вам это понадобилось? Решили стать историком?

– Нет. Эти работы не были историческими исследованиями. Они опирались на факты, которые известны всем мало-мальски сведущим людям. Разыскание новых сведений, приводящих к каким-то обогащающим открытиям, не входило в мою задачу.

– В чем же она заключалась?

– В попытке определения того, что с нами произошло в минувшем веке. Право на понимание не принадлежит лишь профессионалам. Прошлое живет в нас, наполняет воздух, которым мы дышим. Я стремился не столько убеждать людей в том, в чем одни и так убеждены, а другие доводам не поддаются, сколько проложить какую-то иную тропу для осмысления коммунистического опыта, квинтэссенцией коего и был Сталин. Этот опыт, на мой взгляд, до сих пор не осмыслен, если не исторически, то духовно.

– Но говорят о “временах богоборчества”…

– Говорят и умолкают. Не следуют дальше. Останавливаются на терминах, одинаково пригодных и к III-ему и к XХ-ому веку. Между тем, изнутри веры, в лоне Церкви, всякое конкретное время может быть найдено, узнано из глубины откровения Христова. Всякая попытка понимания, даже и неудавшаяся, может стать “приношением Церкви”…

– Что же Вы хотели ей принести?

– Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы, по словам Иоанна Богослова. Если же вера наша служит каким-то отражением этого света, он должен войти во все, чем мы живем. Как в глубине нас самих, так и в истории, разделенной с другими. Если события нашей жизни укореняются в памяти нашей личной веры, то и события жизни исторической вплетаются в память Церкви. Во всякую яму можно спускаться с Евангелием в руках.

– Причем здесь Сталин?

– Сталин был громадным и трагическим событием церковной жизни. Поясняю цифрами: около 78 тысяч православных приходов и часовен на территории рухнувшей Российской империи в начале 1918 года и несколько сотен (не тысяч!) – я проверял эти данные – оставшихся храмов к 1939 году на пространстве почти шестой части земли. Причем, массовое закрытие церквей, в основном, началось где-то с 1929 года. В 1932 году Декретом правительства за подписью Сталина была объявлена “безбожная пятилетка”, которая намеревалась стереть имя Божие повсюду, где бы оно ни произносилось. Не только в храмах, но и в душе.

– Но ведь во время войны тысячи храмов было открыто вновь.

– Да, причем с обеих сторон, немецкой и советской. Но разве открытые храмы дают нам право выписывать индульгенцию на гибель и мучения неисчислимого количества мучеников?

– Неисчислимого – это сколько?

– Называя  цифры, вы лишь наживаете недругов. Одни говорят: по наивности страшно занижено, другие – по зловредности смехотворно преувеличено. Для того, чтобы называться убийцей, достаточно убить или замучить одного. Наполеона в романе Марка Алданова раздражает накануне смерти, что его, погубившего два миллиона человек на войнах, до сих пор попрекают убийством какого-то герцога Энгиенского. Лишь один этот герцог, убитый по его приказу, занозой сидел у него в памяти. А у Кобы?

– Политические деятели, тем более такого масштаба, оцениваются по иным меркам.

– Но не в Церкви, где в человек судится и спасается не в качестве грозного деятеля истории, но милостью Божией, исповеданием правой веры, исполнением заповедей Божиих, а шире – в меру стояния в той свободе, которую даровал ему Христос.

– Но почему Церковь должна судить о неверующем политике?

– Потому что верующим или нет, он был и остается ее членом.

– Сталин – член Церкви?

– Разумеется.

– Уж не полагаете ли Вы, что он тайком и в храм захаживал и молился по секрету? Или, может быть, вызывал Патриарха служить у себя на дому? Или, как говорят, посещал блаженную Матрону в трудные дни войны?

– Я думаю, что все эти “хитросплетенные басни” не стоит и обсуждать. Доказательства, как и опровержения того, что Сталин был верующим, мне представляются лишь курьезом. Словно вера, которая уживалась бы с его делами, не стала бы еще одним свидетельством против него. Неверие – это, может быть, последнее, что еще оставалось в нем искреннего. Но будь он верным или неверным, всякий вступивший однажды в Церковь, так или иначе остается в ней в том или ином статусе или чине.

– Какой же чин вы присваиваете “церковному” Сталину?

– Чин апостата или отступника. Ситуация, хорошо известная в истории Церкви: сын становится яростным врагом матери.

– Значит, всякий крещеный во младенчестве и даже не узнавший об этом, проживший жизнь так, как если бы Бога не было, уже отступник?

– Было бы, пожалуй, немилосердно судить по всей строгости несколько поколений людей лишь за то, что им ничего не сказали о Боге. Не будем путать атеиста и отступника. Последний намного опасней первого, ибо чаще всего хочет сделать отступниками и других. Апостат – “апостол” навыворот. Он бывает ведом каким-то духом, который наделяет его сверхчеловеческой силой для его вывороченного “апостольства”. Несостоявшийся священник Иосиф Джугашвили сделал свой жизненный выбор, отбросил веру, стал гонителем, убийцей многих миллионов вполне сознательно. Все последующее явилось плодом той овладевшей им духовной одержимости, которая соединилась с его существованием, но проявила себя в масштабах – так уж устроил тот, кто стоял за ним – не только личной его, и даже не одной российской, но мировой истории.

– Что же по-Вашему, нам нечего сказать об истории, кроме того, что “сатана там правит бал”?…

– Скажу только, что в истории и добро, и зло “имеют свой прогресс”. О том, кто “правит бал”, Иисус сказал: “он был человекоубийца искони…” Но дабы не уклоняться нам в сторону, напомню слова Апостола языков: “Ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого“. Встанем же мысленно под сенью Креста и бросим взгляд на сталинскую эпоху. Вглядимся в лица людей. Прислушаемся к их речам. Что касается человекоубийства, причем не врагов, а идейно своих, выдаваемых за врагов, то – повторяю прежний вопрос – много ли найдется у Сталина на этом поле соперников? Будем ли мы судить об истории со Христом или слушать “пророков Ваала”?

– Ваш вопрос отличается примитивной прямолинейностью. Разве Евангелие говорит что-то об истории и, в частности, о ХХ-ом веке?

– Оно говорит о том, что наполняет жизнь во все времена. И всякое время мы можем открывать ключами Иисуса, словами Его, которые “не прейдут“. Я потому и обратился к нашему сюжету и персонажу, что увидел страшное “смешение языков”, когда в язык Церкви вплетаются выражения и словечки дракона, когда в угаре великодержавности происходит это немыслимое, трагикомическое слияние двух ностальгий, монархической и сталинистской. “Смешением языков” предается Церковь, веру которой я исповедую.

– И вас услышали?

– Характерной была реакция: а подите вы со своим Иисусом, у нас есть свое священноначалие.

– В какой-то, пусть и малой, мере, и в этой реакции есть своя логика. Православные – не фундаменталисты Писания, они опираются не только на тексты, которые вы охотно цитируете, но и на то, как Слово Божие раскрывало себя среди людей, в деяниях Духа Святого, в Предании Церкви.

– Согласно 73 правилу св. Василия Великого, действующему и сегодня в православной Церкви, “отрекшийся от Христа и соделавшийся преступником против таинства спасения, все время жизни своея должен быти в числе плачущих, и обязан исповедатися: а при конце жизни удостоится причастия святынь, по вере в Божие человеколюбие”. Согласно св. Григорию Нисскому, отступление от христианской веры относится ко грехам, касающимся мысленной способности души, которые признаны от Отцов тягчайшими и требующими продолжительнейшего и строжайшего покаяния. Думаю, что тему “Сталин и покаяние” можно оставить, в покое… Не будем издеваться над здравым смыслом.

– Однако стрелы этих правил поражают лишь раскаявшихся, т.е. вернувшихся в Церковь. Но судит ли она тех, кто отпал окончательно?

– В 361 году, почти через 50 лет после Миланского эдикта, признавшего христианскую Церковь, ставшую затем государственной, императором стал Юлиан, названный Отступником. Юлиан, как все знают, решил восстановить культ языческих богов, а христиан называл “злым скопищем”. До своей гибели в бою с персами Юлиан процарствовал всего два года, но успел воздвигнуть на христиан если не настоящее гонение, как в былые века, то большое притеснение. Возможно, ему просто не хватило времени. Что же писали о нем Отцы Церкви? Послушаем Григория Богослова, когда-то учившегося вместе с Юлианом: “Ты против Свидетеля, отвергший даже свидетельство мучеников! После Ирода – гонитель, После Иуды – предатель, только не обнаруживший, подобно ему, раскаяния удавлением. После Пилата – христоубийца! После Иудеев – богоненавистник” и т.д. Можно привести немало подобных инвектив. Если сравнить масштабы, Юлиан – это как глупый маленький мышонок против огромной злой крысы. Но можно ли представить, чтобы Церковь удостоила Юлиана христианского погребения и молилась о его упокоении со святыми?

– Пожалуй, та эпоха слишком удалена от нас, чтобы удовлетвориться подобными сопоставлениями.

– Анафема св. Патриарха Тихона против большевиков от 1918 года актуальна и по сей день. Впоследствии позиция Патриарха изменилась, но анафемы своей он не отменял и лично в ней не покаялся. Еще более актуально Соловецкое послание 1927 года. Смысл послания: от подчинения власти, какой бы она ни была, не отказываемся, но надлежит слушаться более Бога, чем человеков. Все, последовавшие этим путем, стали мучениками. Но далеко не только они.

– Но двадцатью годами позднее иерархи приветствовали Сталина, и нельзя сказать, чтобы неискренне.

– Позднее пришли те, кто выжил. И, естественно, были горячо благодарны за это. Если мы оставим в стороне вымученную Декларацию митрополита Сергия 1927 года и возьмем послевоенные декларации, адресованные лично вождю, то они действительно дышат искренностью и даже отдают неподдельным душевным жаром. Тому есть немало причин.

– Каких?

– Их можно распределить по трем категориям: “слишком человеческие”, культурно-исторические, духовные.

– Начнем с первых.

– Они наименее интересны и наиболее понятны. Вчера вы были гонимы, годами со дня на день ждали ареста, сегодня – почти обласканы, вам предоставляют резиденции, дарят правительственные машины, удостаивают отеческой беседы на высочайшем уровне. К тому же открываются храмы, вчерашние зэки занимают кафедры… Стоит продолжать?

– Не стоит.

– Культурно-исторические причины вытекают из известных отношений Церкви и Царства. Можете называть их “симфонией”, только дирижер у нее был всегда один. Помните ли вы, чтобы Русская Церковь после св. митрополита Филиппа, т.е. середины XVI века, а затем св. митрополита Арсения, два века спустя, в чем-то существенном перечила власти? Между тем, в те века произошло много такого, с чем христианской совести не всегда было легко примириться. Не говоря уж об отмене патриаршества, о кощунствах Петра, о крестьянском рабстве, о секуляризации монастырей при Екатерине…, даже большой Собор было невозможно собрать до самого 17 года. Не касаюсь внешних оков, ни паралича, по слову Достоевского, но лишь способности эти оковы вбирать внутрь. Наполнять их духом смирения и богословия. Декларация митрополита Сергия в 1927 году была сознательным, хотя и навязанным поворотом в сторону того же настоенного веками коленнопреклоненного духа.

– Даже если власть из богосочувствующей стала богопротивной?

– Чтобы выжить, во всех случаях следовало быть с ней. Переключить поклонение с одного объекта на другой: с благочестивейшего василевса на богоданного отступника. Поэтому я не вполне понимаю пафоса обличений “сергианства” с высоты “Святой Руси”, оставшейся в XVII или в XIX веке. Спорила ли тогда наша Церковь с теми, кто носит меч? Дело было не только в чьей-то личной робости, но в освященном сознании промыслительности нависшей над ней длани.

– Дело все же в принципиальной перемене характера власти.

– Однако в отправлении ее не было столь уж принципиальной разницы.

– Как знать… Если же говорить о духовных причинах?..

– Говорить о них труднее всего. Заранее знаешь, что тебя не поймут. Речь идет не только о Медном или Стальном всаднике и бедном человечке под его копытами, но об обвораживающем колдовстве их державного звона. О чарующей магии силы, действующей даже на ее жертвы. И в Церкви люди могли быть ею по-своему околдованы. Возьмите приветственный адрес Сталину к его 70-летию от имени всего русского епископата (беру лишь наиболее яркий пример). Это не было жестом простого приспособленчества, вовсе нет, но актом почти религиозного поклонения. Среди подписавших его владык большинство прошло лагеря. В сущности, они знали то, что знаем и мы. Но знали – как бы сказать? – припрятанным, арестованным, не выпущенным из лагеря знанием.

– То есть?

– Они отлично видели изнанку советской власти, но глаза их были “удержаны”, прикованы к “славе” ее. Изнанкой же “славы” было неслыханное подавление человека. Извращение его нравственной основы. Подминание его под героя плакатов. Растаптывание его души и тела в Гулаге. Но далеко не только в Гулаге, запомним это, но повсюду под тяжестью стальных копыт. Горестно подозреваю, что большинство подписей было, так сказать, искренними, а поклонение – истовым. Спросим: почему жар души шел на поклонение убийце, а убитым уделялась (если уделялась) лишь тайная искорка сочувствия? Потому что жизнь отдельного человека, судьба его души, его унижение, его страдание – все это было не столь уж важным. Они охотнее слышали Бога в железном порядке, в мощи армий, в сиянии деспота, покорившего “под нозе” народы, но при этом великодушно снявшего опалу с Церкви, только не в тихом дуновении человеческого духа, и уж тем более не в стоне его.

– Но Сталин лично разве несет ответственность за все это?

– Сталин был не столько творцом, сколько продуктом режима. Его изобретением, его находкой, его апофеозом, его раковой опухолью. Ее духовные метастазы не только пронизывали всю страну, но и проникали в сердца людей. Но это – тогда. Поклонение Сталину в 1949 году и в 2009-ом имеет разный смысл. В его время было поветрие всеобщего ослепления, не обошедшее даже и праведников, сегодня – это лишь обветшавшая, парадная форма, которая с натугой надевается на острое неприятие сегодняшнего дня. Реакция на то, что так – под пятой бандитов-демократов и либералов, “живущих по понятиям”, – “жить нельзя”. (Замечу в скобках, что в государствах, имеющих репутацию либеральных, таковые либералы и крутые демократы, если еще не сидят, где им назначено, то сильно прячутся). При Сталине же дело было в эпидемии тотального отравления душ. Вспомните миллионные толпы на его похоронах в марте 1953 года. И ни одного человека, пришедшего с последним поклоном, когда его выносили из Мавзолея в 1961 году. Не только потому, что выносили тайно. И знали бы, не пришли. По крайней мере, такой массой. Волна спала, наваждение рассеялось.

– По вашим словам судя, не очень оно и рассеялось…

– Нынешний символ “Сталин” обходится без всякого наваждения. Он трезв, гол, циничен, агрессивен. Он стиснут злобами, подавлен обидами на всех и на вся. И если вчерашний сталинизм, возводя очи ко славе грядущего, умел закрывать глаза на бесчисленные могилы вокруг, сегодня, когда очи возводить некуда, он на те могилы просто плюет.

– Прощая, объясняя или оправдывая?

– Скорее не желая замечать. Есть такой психологический механизм: вытеснение, регулирующий работу памяти. Описан в психоанализе. Отлично знаю, но как бы и не знаю совсем, ибо не желаю знать. К тому же наша боль, даже не очень страшная, никуда не вытесняется, но вопиет к небесам, чужая, пусть непомерная, нас не касается. Какие тут доводы приводятся, не столь важно, их скучно читать.

– Но сегодня борьба со сталинизмом дошла до оправдания тех, кто встал на сторону его врагов во время войны, едва ли не до прославления Власова…

– У всякой борьбы есть и свой тупик. Вспоминаю известную фразу Г.С.Померанца: “Дьявол начинается с пены на губах ангела, вставшего на защиту святого и правого дела”. Никакой антисталинизм и вообще никакие “анти”, “pro” или “contra” не должны доводить нас до пены на губах. В форме врага, с оружием врага идти против своих вчерашних солдат?… Приведу здесь слова бл. Августина:

“Юлиан был неверным императором, отступником, беззаконником и идолопоклонником. Солдаты-христиане служили этому неверному императору. Но как только дело касалось Христа, они признавали Его как своего небесного Главу. Когда Юлиан хотел от них жертв идолам, то они предпочитали им Бога. Но когда он звал их в битву на врага, они немедленно повиновались императору. Они различали область вечного и область преходящего; область вечного не препятствовала им в подчинении земному властителю”.

– Вы хотите сказать, что эти солдаты Юлиана могли бы быть образцом и для советских солдат, оказавшихся в плену?

– Политика Сталина в отношении них была преступна с самого начала. Всю жизнь изобретать фантастические заговоры против своей персоны, а как только вражеская армия оказалась у самых твоих границ, из принципа не пожелать ее заметить. И тем самым обречь миллионы своих солдат на гибель и плен. И все же одна вина не оправдывает другую, пусть и меньшую.

– Непросто судить с высоты наших лет.

– Упаси Бог судить. Допускаю, что у разных народов могли быть и разные моральные доводы. Судить же я готов только немилосердие. Все “слишком человеческое”, что заставляло служителей Церкви поклоняться Сталину, и не только ему, можно простить и забыть. Все культурно-историческое, как бы “симфоническое”, нетрудно понять. Хотя понять – не значит восславить. Прошлое отнюдь не целиком подвластно нашему суду. Но коль скоро оно вливается в настоящее, мы вправе разбираться с ним в нас самих. Ибо и мы – в потоке той же истории, текущей через каждого. Так и наследие Церкви, оставаясь неизменным, раскрывается и оживает в нас сегодняшних.

– Что ему до Сталина?

– Наказание Божие, сопряженное с этим именем, останется неусвоенным, если превратится в суд лишь над одной исторической личностью и стоящей за ней доктриной, ныне уже рассыпавшейся. Спрошу еще раз: кто, в сущности, был “Сталин” с евангельской, с Христовой точки зрения? До неба выросшее орудие попрания человека. Доведение до абсурда, до глубин преисподней превосходства Чего-то над кем-то…

– Чего-то чего?

– Того, что на балу истории заявляет себя главным его распорядителем. Государства, системы, вождя, доктрины, партии, царства, закона, буквы, портрета, субботы, немеряных денег, топора, занесенного над шеей, сапога, опустившегося на лицо, вора, пришедшего выкрасть чужую свободу. Под обаянием этого превосходства мы и остались до тупости нечувствительны к тому, что за плечами у нас все еще сидит Сталин-Народ, кинувшийся когда-то пожирать и перемалывать собственное население, оказавшееся врагом Народа. Как бы не перевоплотился он в кого-то еще, гены его все еще в нас. Злое наваждение прошло, но кто захотел понять его, понять его корни? Не удерживать завороженные глаза на былых симфониях и империях, которые, как их ни зови, все равно не вернутся, но вглядеться, наконец, в лицо всякого человека. И узнать в нем одного из “меньших братьев” Христа.

– Это и есть ваш урок?

– Скорее его начало. Но давайте дадим подумать и другим.

Портал-Кредо