Он наступил не вчера, а как минимум начался в разгар Нового времени, еще более обострившись в ХХ веке. Произошел, если выразиться научно-философски, сдвиг миссионерской парадигмы. А может быть, и вообще ее смена. Старые методы не работают, новые же еще не выработаны.
Старая парадигма: Церковь как Ноев ковчег. Кто в него не вошел, кто не успел при жизни, тот погиб в водах этого житейского моря. Соответственно, очень долгое время приход в Церковь в основном строился не на положительном, созидательном основании, а скорее на отрицательном: шли в храм, потому что так надо, в силу воспитания и традиции, и чтобы не погибнуть.
Жестокость и звериный оскал тоталитарных режимов минувшего века с массовым помрачением сознания у подданных этих режимов наглядно показали: люди сами делают себе ад в этой жизни, здесь и сейчас, и вовлекают в него множество других. Церковь (католическая, православная, другая) очень мало или вообще ничего не делала для того, чтобы спасти массы людей от этого ада земной жизни. Наоборот, нерадивостью и безответственностью большинства своих членов она лишь поспособствовала, как сейчас часто любят говорить, расцерковлению многих из тех, кто раньше пытался быть верным ее членом. А за расцерковлением происходили и массовые восстания против церковных организаций в разные эпохи. Это проблема отнюдь не сегодняшняя. Евангельское слово весьма упорно свидетельствует: «по плодам их узнаете их», а кто сейчас на индивидуальном ли, на церковно-общественном уровне может убедительно явить добрые плоды? В лучшем случае на уровне отдельных отважных одиночек. Есть своя немалая правда в утверждении, что невозможно богословие после Освенцима, или оно неизбежно должно быть другим.
Соответственно, в разных обществах по всему миру постепенно и естественно вызрело другое убеждение: другие, нехристианские верования совсем не обязательно являются по своей сути дурными и однозначно неспасительными. В ряде христианских сообществ пришли либо к терпимому, хотя и достаточно снисходительному, отношению к нехристианским верам, либо даже к такой точке зрения, что Христос пришел в мир не только для того, чтобы спасти тех, кто уверовал и последовал за Ним при жизни, но чтобы спасти ВЕСЬ мир без всякого лицеприятия и чтобы не разрушить другие религии, но исполнить и завершить их! Последнюю точку зрения среди православных фактически отстаивал светлой памяти о. Александр Мень. Свет одного и того же Бога-Слова просвещает всех верующих в разной степени. В христианстве такое просвещение возможно наиболее полно (хотя, опять же, не всех одинаково, и дело тут вовсе не всегда в конкретной принадлежности к православию, католицизму, протестантизму и т.д., а в индивидуальной психологии, степени личной веры и сочетании множества разных других факторов, зачастую достаточно случайных). Но при важном условии: миссионер-проповедник призван отражать этот свет так или иначе.
Лучшего примера для миссионерства я лично сейчас не вижу. Тот взгляд, что нехристианин не обязательно погибнет (как, впрочем, и тот, что не всякий христианин обязательно спасется), вовсе не означает конца миссии. Просто ее прежние формы устарели и сейчас практически не работают. А к новым еще не пришли или только начинаем приходить. Усложнилась человеческая психология, и за 2000 лет христианской истории накопилось очень много разных знаний, опытов и прозрений. Это не означает, что, как некоторые поспешно заявляют, «евангелие лжет» (как с сильно верующей, так и с неверуюшей стороны). Просто восприятие этих слов некоторым образом изменилось. Что такое спасение или оправдание? Что есть погибель или осуждение? Что – ад и рай? С точки зрения каждого человека тут могут быть свои собственные оттенки восприятия, зачастую весьма не духовные, а чисто эмоциональные. А с точки зрения Бога?.. Любовь Божия не мыслит никому зла, она не смотрит на внешность, а смотрит в сердце – это однозначно следует из Писаний. И если судит (а судить может, отнюдь не гладя по головке), то указывает прежде всего на плоды веры человека и его жизни. Добрые дела могут проистекать из падшего естества, как замечает св. Игнатий Брянчанинов, а значит, им нет никакой ценности с точки зрения вечности? Ну а что, сама вера разве не проистекает из этого же падшего естества?… Разве люди всегда были совершенны в самой вере, начиная с избранных апостолов?
Кризис миссии обусловлен еще и тем, что Бога как истину часто привыкли видеть статически. А церковные истины – по-платоновски, в виде готовых предсуществующих идей, сразу или поэтапно спускаемых с неба на землю. Но истина может раскрываться только в жизненной динамике. Бог неисчерпаем, поэтому всякое движение к цели уже равно достижению ее, но при этом это движение должно быть безостановочным. И при каждом этапе движения человек уже наполнен, но ровно настолько, насколько он может вместить, по мысли митр. Антония Сурожского.
«Если истина — это выражение реальности, в той мере, как мы ее охватили и находим способы выразить (а способы эти многочисленны), то здесь вступают три основоположных фактора. Первый — тот, что реальность может быть выражена статически или динамически. Когда, например, я делаю фотоснимок, я запечатлеваю момент истины, абсолютно идентичный тому мигу, когда была сделана фотография, но очень ограниченный. Можно сфотографировать человека, когда он говорит из глубины сердца, в такой момент и под таким углом, что он будет только смешон. Эта фотография совершенно истинна с точки зрения момента и совершенно ложна с точки зрения ситуации. В этом отношении фотография — истина, ограниченная моментом, застывшая и не передающая жизнь. Многое в богословии создавалось именно так: был схвачен момент, заморожен и было сказано: «Вот оно!».
Можно поступать и по-иному; мы можем пытаться выразить динамизм ситуации, истину движения, а не событий, стоящих за движением… В богословии есть та же проблема; есть аспекты богословия, которые могут быть выражены только динамически***. Но чтобы выразить их динамически, невозможно сделать ряд моментальных фотографий» (митр. Антоний, «Бог под вопросом»).
Кстати, записанные слова Иисуса, дошедшие до нас и перечитываемые многократно в течение жизни, не превращаются ли для нас только лишь вот в эти самые «моментальные фотографии»? В общем, под вопросом миссия, богословие, под вопросом церковь как вполне земная организация. Давно уже, и это нормально. Кризис – значит суд по-русски. «Время начаться суду с дома Божия». Этот суд идет всю христианскую историю, и он, между прочим, динамичен. А раз динамичен, то всегда остается надежда. Где еще теплится жизнь, только там и возможна эта динамика.
*** И, кстати, именно в динамичном восприятии Бога только и возможно примирение Ветхого Завета с его божественной жестокостью и Нового с его всепрощением и жертвенной любовью. В Ветхом Завете Бог динамичен, пусть и карикатурно. Жестокосердые люди по-другому Его и не могли тогда помыслить и воспринять. Но им открывался все же настоящий Живой Бог, а не какая-то неизменная интеллектуальная абстракция типа Ума, Единого и т.д. Эллинизация христианской мысли в церковной истории, безусловно, помогла Церкви встроиться в окружающий культурный мир и осуществлять свою миссию среди интеллектуалов того времени, но одновременно произошел риск интеллектуализации и окостенения самой веры в противовес библейской динамике живого восприятия.