О своем крещении и оглашении рассказывает А.М. Копировский, катехизатор, профессор и ученый секретарь СФИ.
Сорокалетие крещения — немного странная дата, некруглая…
Почему? Круглая. Есть 40 лет хождения по пустыне, а у меня было 40 лет хождения не по пустыне. Так что дата очень впечатляющая и красивая, со смыслом. Я столкнулся с тем, что в церкви все не так, «как у людей». Там круглые даты — 50, 100 и т.п., а в церкви — 1, 3, 7, 12, 40…
Вы крестились 28 августа 1971 года, на Успение Богородицы. Почему была выбрана такая дата?
Дата тогда диктовалась условиями жизни, она не подбиралась специально. Ее назначил тот, кто меня крестил — архимандрит Анатолий (Кузнецов), преподаватель Московской духовной академии (ныне он архиепископ на покое). Мы с о. Георгием (тогда — Юрием) ездили к нему в Троице-Сергиеву лавру довольно часто. Это был наш дом, духовный дом. Было удивительное ощущение, что ты, наконец, пришел домой. То, что раньше представлялось другой планетой, иным миром в самом плохом смысле слова, чужим, не человеческим — вдруг стало родным. Оказалось, что здесь есть жизнь, и что этой жизнью хочется жить, что она и есть настоящая жизнь.
И конечно, усиливало это впечатление то, что там был человек, который нас принимал. Мы с о. Георгием прекрасно знали, что ему могло сильно не поздоровиться за общение с нами, поэтому ходили к нему с заднего хода. Но он сам нам никогда даже намеком этого не показывал. В тот день он должен был проповедовать в Успенском соборе на запричастном стихе. Литургию он пропустил…
То есть, он крестил Вас в то время, когда шла литургия?
Совершенно верно.
И крещение было тайное, никто о нем не знал?
Конечно, тайное, ведь в монастыре нельзя крестить. Но тогда были чрезвычайные обстоятельства, и действовать приходилось не по букве закона, а по церковной необходимости, тогда это было оправдано. И он мудро назначил нам такое время, когда никто не мог к нему придти и постучаться.
Я очень хорошо запомнил само крещение и то, что было сразу после него. Он не сказал нам: «Давайте скорее в храм, я спешу», но усадил, чтобы мы немного пришли в себя. Мы присели, немного помолчали. И тогда он сказал фразу, которая до сих пор у меня стоит в ушах: «Вот и меня коснулась частица той благодати, которую получил крещаемый». Только после этого он пошел в храм и успел точно на свою проповедь.
Понятно, что причащался я тогда «по чину новокрещенных младенцев» — уже после канона, в большой толпе причастников, где не спрашивали кто ты и откуда. Причастие было в суете, каких-то эмоций у меня от него не осталось, но было ощущение, что я сделал все, что нужно.
Как Вы готовились к крещению?
Через оглашение. Вначале понял, что мне не хватает чего-то самого главного в жизни. А что это? Где оно? И стал задавать будущему отцу Георгию вопросы. Я думал, что он, наверное, посмеется над ними. Но нет — он отвечал серьезно и настолько исчерпывающе, что я сдался довольно скоро. Он потом мне говорил, как он просил у Николая Евграфовича Пестова для меня маленькое карманное Евангелие: «Знаете, есть человек, который говорит, что он неверующий, а на самом деле он верующий, и ему бы надо Евангелие». Николай Евграфович улыбнулся, дал и сказал: «Подарите ему, когда он назовет себя верующим».
То есть, Евангелие Вы прочитали до крещения?
Да, конечно.
А всю Библию?
После крещения. Мне её о. Анатолий подарил сразу после крещения.
Изменилась ли Ваша жизнь после крещения?
Да, и очень. Прежде всего, я сразу воспринял веру, заповеди, церковную жизнь не как дополнение к тому, что у меня есть, а как фундамент. Мне до этого казалось, что я прохожу в жизни мимо чего-то самого существенного. Вначале я думал, что это — искусство. Мама меня много чему учила: музыке, например, но в искусстве, архитектуре я совсем не ориентировался. Книг читал очень много, а изобразительное искусство не знал. Особенно почему-то привлекал меня Парфенон. Для меня он был символом того, что я не знаю и не понимаю. Думал, что если узнаю, то я пойму и что-то самое главное.
Но все раскрылось, слава Богу, не на уровне «листьев», а на уровне «корней». В первые же месяцы после крещения кинулся покупать пластинки, книги по искусству. Потому что вдруг понял: меня уже впустили внутрь, и именно изнутри все это можно будет понять. Раньше пробовал «извне», но все от меня как-то отскакивало… Читаю, скажем, классиков (без всякой системы, конечно: то Шекспир, то Золя), а внутри ничего не зацепляет, не открывается… А теперь — все ожило. Настало внутреннее успокоение, мир.
Мне и до обращения хотелось свою жизнь как-то облагородить, потому что она была, мягко скажем, далека от совершенства. Главное — я понимал, что во мне нет высшей правды, красоты нет, а что есть, даже хорошее — естественного порядка, то, что есть у всех. Это беспокойство тоже вело к вере. И когда она пришла, сразу стало ясно, что нужно не просто «не делать плохого», но жить по-другому. Это было внутренне принято сразу, и, действительно, жизнь стала другой.
Вы были первым оглашаемым у о. Георгия?
Не первым оглашаемым, а первым из тех, кто дошел до конца, то есть до крещения.
И Вы сразу стали помогать ему в оглашении других?
Нет, вышло так, что сначала он мне помогал (смеется). Мы поехали с ним в Новгород и Псков (первое наше совместное путешествие). Это было в июне 1971 года. Вначале я устал от огромного количества древних храмов, в гостиницах свободных мест не было, мы просились ночевать к разным бабушкам, было непривычно, жарко, хотелось есть, в церкви ничего не понятно… Но все быстро наладилось. На обратном пути, уже из Пскова, на нас обратил внимание какой-то парень в вагоне. И я с неофитским пылом стал с ним разговаривать, естественно, сразу — о самом главном. И попал в тупик. О. Георгий, спасибо ему, быстро пришел на помощь. Смешно это выглядело, наверное, со стороны. Но уж очень хотелось поделиться с этим человеком, прямо-таки распирало. Вот с этого все и началось.
Прошел не один год после крещения, прежде чем о. Георгий стал меня брать как помощника в группы оглашения. Сначала я понимал свою роль помощника так: он что-то говорит, а я дополняю. Раз дополнил, два дополнил, а потом он мне после встречи говорит: «Знаешь, ты мне не мешай, пожалуйста, помолчи». Тогда я понял, что помощник — не тот, кто говорит, мешая катехизатору, а кто молчит, но «по делу». Максимум — можно, например, в личном разговоре с кем-то из группы повторить чуть по-другому то, что сказал катехизатор, но не говорить от себя. Или просто присутствовать на встрече, молиться, чтобы создавалась «разность потенциалов», ведь церковных людей было на встрече всего двое. Но как только я вписался в эту роль, почувствовал себя в ней хорошо, он меня сразу «выгнал» в катехизаторы (примерно в середине 80-х). Просто сказал: «Всё, теперь иди и оглашай».
Вы только в Москве тогда оглашали или ездили по городам?
Тогда мы ездили только в Ленинград, потому что с 80-го года и он, и я вместе оказались в Ленинграде. Он поступил в духовную академию, куда стремился осознанно и давно. А я в том же году неожиданно получил приглашение преподавать церковную археологию в Ленинградской духовной академии. Так мы оказались в Ленинграде вдвоем, хотя не договаривались об этом. Там о. Георгий вел оглашение групп по благословению ректора ЛДАиС архиепископа Кирилла (ныне — патриарха), а владыка Кирилл этих людей крестил после оглашения в Великую субботу, как положено по древнему церковному уставу, а до этого говорил проповеди, учитывая их присутствие в академическом храме. Когда мы уезжали из Ленинграда (о. Георгия соответствующие органы выгнали в декабре 1983 года, меня — в августе 1984-го), там было уже несколько групп, которые закончили оглашение.
Поэтому мы практически в один год оказались в Москве.
И здесь тоже началось оглашение?
Да, началось оглашение. Что же касается других городов, то первой ласточкой была Тверь.
Это было уже в начале 90-х?
Да. Тверичи проявили такое рвение, что мы были потрясены. Они ездили в Москву чуть не каждую неделю, по три часа в один конец, в холодных электричках…. И мы тоже стали ездить в Тверь и там оглашать.
В начале 90-х наш институт был богословским факультетом при Российском открытом университете, и в его буклете несколько страниц было посвящено нам (тогда — Московской высшей православно-христианской школе). Эти буклеты широко разошлись. Как-то к нам пришло письмо от прочитавшего буклет осужденного из одной зоны в прибалтийском Калининграде. В письме он нас обличил: «Что же вы, православные, никуда не ходите? К нам приходят адвентисты, проповедуют, раздают Евангелия. Я написал местному православному епископу, он мне не отвечает, никто из православных к нам не приходит. Сидите как собаки на сене …» — что-то в этом роде. О. Георгий прочитал письмо и послал меня туда. Мы все согласовали с начальством зоны, и там началось оглашение. Нас приняли очень хорошо, помогали, разрешили оборудовать храм в одной из комнат. Сейчас это время принято ругать, называть «лихие 90-е». Но в смысле возможностей для церкви начало 90-х — лучшие годы. Тогда открывались храмы, создавались церковные братства. В зону можно было ходить с минимальным оформлением, спокойно принести осужденным продукты, книги, иконы для часовни. Меня практически ни разу не обыскивали.
Как же проходило оглашение в зоне?
Они слушали аудиокассеты с записями огласительных встреч, читали книги, а я периодически приезжал для бесед. Особенно нас благодарили за кассету с записью богослужений. Писали мне: «Поем под магнитофон…». В зонах большая «текучка» состава, осужденных переводили, освобождали, поэтому было трудно довести оглашение до конца. Но несколько групп там все-таки закончили оглашение.
Были группы и в других городах, но никогда это заранее не планировалось.
То есть, это всегда была инициатива с мест?
Да, всегда. И мы были вынуждены на эту инициативу отвечать, потому что лучше оглашаться заочно, чем никак. Но мы никогда не искали специально людей в других городах, и сейчас не ищем, а лишь помогаем тем, кто хочет оглашаться или оглашать у себя в городе.
Вы долго помогали на оглашении и сами оглашали. Скажите, менялись ли за это время принципы оглашения?
Нет, не менялись. Менялся материал, какие-то формы, прибавлялись этапы. Когда я оглашался, то этапов не было, но внутренняя логическая последовательность была. Было предоглашение, когда я активно искал и задавал много вопросов о Боге, о творении, о человеке. А потом вопросы закончились, потому что я понял, что христианство — именно то, что я искал всю жизнь. Тогда встал вопрос, что делать дальше: я все принимаю, но чего-то главного явно не хватает. О. Георгий тогда сказал мне, что к вере человека приводит призывающая благодать, но есть и благодать оправдывающая. Мне это сразу очень понравилось, что называется, на душу легло. Спросил его: «А где я её возьму?». «В крещении!» — сказал он, никак к нему не призывая. И я не сказал ему сразу «да, хочу», а пошел домой думать. Сидел и думал весь вечер, потом всю ночь крутился на постели: «Неужели Бог действительно есть?» А утром пришел к нему и сказал: «Знаешь что, давай креститься. Я хочу это получить, вот ЭТО». Он говорил потом, что тогда он чуть в обморок не упал, потому что совершенно не ожидал такого успеха от своей проповеди. Это тоже был этап, после которого и началось оглашение. Мы тогда с ним, как будущее экономисты, проходили практику на Московском ткацко-отделочном комбинате, недалеко от метро «Электрозаводская», и у нас было постоянное интенсивное общение, иногда мы несколько часов подряд разговаривали. Это продолжалось около двух месяцев. Потом мы съездили в Новгород и Псков, и мне тогда стало ясно — весь мир, вся природа говорят о Боге. Потом началось регулярное чтение Писания, я учил молитвы наизусть, мы ходили в храмы, пытались даже подпевать хору.
Потом было собеседования с о. Анатолием из Лавры. Он наедине меня внимательно выслушал, задавал вопросы. На них я отвечал сходу, как мне казалось, на «пять с плюсом», и был ужасно доволен собой. Он улыбнулся и сказал: «Вы много прочитали, это хорошо, но теперь Вам нужно еще прочитать вот это, это, это и это». Десяток книг, в т.ч. всю диссертацию Николая Евграфовича Пестова! «Но это же не меньше чем на полгода!». «Да, да, да». Выхожу и говорю о. Георгию: «Слушай, меня отставили! Он сказал, что я не готов. В общем, двойка…. Но я же все ответил!». Он спрашивает: «А как ты отвечал?» Я рассказал. О. Георгий засмеялся и сказал: «Ну, будем готовиться дальше». Но для подготовки хватило меньше месяца, потому что я быстро понял: подготовка к крещению — не просто приобретение знаний.
Чего тогда, к сожалению, не было — исповеди за всю жизнь.
Сейчас в церкви ощущается дефицит катехизаторов. Говорят о том, что наш народ нужно заново учить христианской вере и жизни. Что нужно для того, чтобы стать катехизатором?
Во-первых, для этого не обязательно потребуется сорок лет! Начинать всегда труднее, чем продолжать, сейчас уже накоплен большой опыт, и нужно с ним хорошо ознакомиться. Но не получится катехизаторов из людей, которые сами не пережили обращения. Значит, нужно помочь людям его пережить, пусть даже «задним числом». Если человек живет церковной жизнью, но сам не оглашался и не знает, что это такое, то его не надо отправлять оглашать других, снабдив методичкой и оформив на работу, а прежде нужно ввести его самого в огласительную традицию церкви. Когда в его жизни личный духовный опыт соединится с тем, что есть в церковной традиции, тогда из него может получиться катехизатор — пусть вначале и не очень сильный. Смирение и благоговение — это основа служения катехизатора. Потому что катехизация — Божье дело и очень большая ответственность. Можно ошибиться и наломать дров, но «дрова» — это ведь, в данном случае, живые люди. И мало передать им только знания о церковной жизни, нужно их ввести в церковную жизнь, чтобы у них появился на нее живой отклик, чтобы произошло настоящее изменение жизни, видимое даже внешне.
Конечно, можно надеяться на милость Божью, что Господь наши немощи и недостатки и в этой области исправит, как мать убирает за ребенком разбросанные им вещи, но все время так жить нельзя. Слава Богу, что сейчас у церковного руководства, прежде всего, у патриарха, есть желание наладить в церкви нормальную катехизацию. Есть, пусть пока ещё не слишком много, священников и мирян, не соблазнившихся внешним подходом к её организации и проведению. Необходимо соблюдать в катехизации именно святоотеческие принципы (церковность, личностность, ответственность и др.), а не гоняться за мгновенным результатом.
Беседовала Наталья Адаменко
Информационная служба Преображенского братства