Блог

В рамках дискуссии о концепции “Русского мира” публикуем статью главного редактора сайта “Украинская христианская культура” прот. Богдана Огульчанского. Автор убежден, что украинское христианство не является частью “Русского мира”. Вместе с тем он предлагает путь избавления от национальных пристрастий.

1. Культура – не идеология 

Уже много лет Украина, а вместе с ней и украинское Православие, находятся в состоянии отсутствия национальных проектов и стратегической неопределённости, вследствие чего мы имеем перманентную сумятицу как общественного, так и внутрицерковного сознания. Это смятение увеличивается, если внутри Церкви начинают использовать раздражительный национальный фактор.

Почему месседжи на политическо-национальную тематику так беспокоят народ? Казалось бы, так быть не должно: по результатам различных социологических опросов, вопрос языка стоит во втором десятке приоритетов среди украинцев, далеко по важности уступая вопросу, как прокормить себя и семью. Однако обсуждение языковых и национальных вопросов на любом форуме происходит наиболее рьяно и непримиримо.

Дело в том, что языковые и национальные вопросы являются вопросами собственной идентичности: кто я и кто мы, кто является моим сообществом? Этот вопрос не часто выводится на уровень приоритетного в рациональном осознании самого себя (отсюда, казалось бы, неактуальность в соцопросах), но оно является ведущим на бытийном уровне.

Вопрос собственной национально-культурной идентичности – это, собственно, вопрос экзистенциальной ценности: как я вижу самого себя, общество в отношении меня и какие сферы жизни общества мне наиболее близки?

Следует признать, что значительная часть общества (видимо, его большинство) является массовым потребителем существующих и транслируемых через СМИ стереотипов, потребителем достаточно упрощённой масс-культуры. Масс-культура – это неизбежная сторона современного общества. Впрочем, должна ли зависеть современная церковная общественность от стереотипов и мифов масс-культуры?

Все мы скажем – не должна. Но в действительности мы от них зависим. Как сказал классик “марксизма-ленинизма”: “Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя”. Вот тут он прав.

Зависит Церковь от национально-культурных стереотипов? Как мистический богочеловеческий организм – конечно, нет. Как совокупность грешников, каковы все мы, находящиеся в этом суетном мире – безусловно. Каждый из нас имеет свои как национально-культурные, так и политические предпочтения, и, конечно, страсти.

Итак, человек, который больше находится в поле действия российской культуры (в широком смысле слова, включая сюда и политическую масс-культуру), будет одновременно склоняться к соответствующему мировоззрению. Человек, который так или иначе относится к украинской культурно-мировоззренческой матрице (какой бы слабой и нечёткой она бы сейчас не была), не будет безоговорочно поддерживать идеологемы “Третьего Рима” или “Русского мира”. И ничего с этим не поделаешь.

На наш взгляд, стать свободным от национальных пристрастий можно лишь становясь лучшим христианином. Все время помня, что Христос пришёл и преодолел разделение между рабами и свободными, между эллинами и иудеями, и даже (как это ни странно!) между москвофилами и украинофилами.

Итак, оставаясь москвофилом, можно воспринимать украинофила братом во Христе! И наоборот.

С такими общими соображениями, известное дело, многие (хотя не все!) будут согласны. Если же переходить к конкретике, выражать однозначное отношение к тем или иным событиям истории, церковно-политической или общественно-политической жизни, то сфера согласных сразу уменьшится.

Мой личный принцип такой: уже долгое время я считаю, что каждый факт можно воспринимать лишь диалектически и даже антиномически. То есть, в любом реальном явлении как церковной, так и внецерковной жизни есть противоречивые, даже противоположные тенденции. Любое достаточно сложное явление можно использовать для подтверждения различных, часто совершенно противоположных позиций.

Проблема в том, что радикальные, крайнефланговые и одновременно наиболее элементарные позиции часто выражаются, так сказать, пассионариями, людьми с большим энергетическим потенциалом. И именно такие люди часто становятся проводниками того или иного активного направления в общественной, церковной или околоцерковной жизни.

К сожалению, эта энергетика – чаще всего энергетика вполне очевидных страстей, к борьбе с которыми в себе Церковь призывает каждого христианина вот уже 2000 лет.

Большинство же умеренных, обычных православных, не имеющих навыков ни духовного, ни самостоятельного мышления, могут лишь растерянно реагировать на чей-то громкий тон. И, конечно, тон епископа (архиепископа, митрополита и т.д.) звучит громче. Хотя и обычные священники и миряне его не лишены.

Что же может способствовать сосуществованию, хотя бы некоторому, различных национально-мировоззренческих позиций? Вот здесь и следует заговорить о церковной и, в общем, христианской культуре.

Ясно, что москвофил не полюбит украинский национализм. Так же очевидно, что православный украинофил не примет триаду “Православие-самодержавие-народность” (если хотите, можно заменить 2 последних слова на “Кремль-Единая Россия”). Но может ли нормальный православный украинец (а такие все же существуют, как вы считаете?) что-либо полюбить в России? А православный москвофил – в Украине?

Ответ прост: полюбить или почтить нельзя чужую для меня идеологию. Почтить можно другую культуру, в которой есть Божья искра. И тогда она перестаёт быть для меня чужой.

Есть одна вещь, которая для меня является критерием настоящего христианства: отношение к меньшему, слабому. Из этого видно все.

Украинская культура сейчас слабее русской. Но это не повод комплексовать или сторониться своего. Обычным странам трудно тягаться с империями, которые в своём культурном и государственном строительстве используют ресурсы соседних народов.

Нормальные люди с российским культурным мировоззрением с уважением относятся к другой идентичности просто потому, что она – другая, независимо от её мощи. Уважать другого следует лишь потому, что он другой. В его собственной идентичности – вся полнота бытия.

А для тех, кто сознательно (или бессознательно) возвышает собственную культурную идентичность и пренебрежительно относится к чужой – простой пример. Пусть у одного ребёнка мать – директор ресторана, а у второго – скажем, простой повар. Становится ли это поводом для первого ребёнка говорить другому: матери у тебя, считай, нет, поэтому работай на меня, а тебя на кухне покормят?

Для украинофила разговоры про “общий” Русский мир – это фактически директива прямым текстом: о вашей матери можете забыть, считайте, что её не существует.

Человек же с достаточной протяжённостью собственной культуры с уважением будет относиться к человеку с другой культурной идентичностью уже потому, что она предполагает, что в другом присутствует столь же протяжённое пространство культуры. Тот, кто ценит в своей культуре прекрасное, – безусловно, видит прекрасное и в культурном пространстве другого.


2. Почему украинская христианская культура не является частью “Русского мира”

Как мы уже сказали, действительно культурный человек не может не относиться с уважением к другой культуре. Вместе с тем, уважение к другой культуре вовсе не означает отрицания собственной или даёт сомнения в её существовании. 

И эта культура, её традиции имеют прежнюю ценность. Давайте возьмём только один аспект и вспомним такое прекрасное слово как “соборность”. Как реализуется догмат о соборности Церкви в нашей церковной истории? Не получается ли так, что отдалённым напоминанием о соборности является лишь пустое, бессодержательное “аксиос” архиерейского хора при посвящении очередного ставленника, которого церковный народ не знает и не может подтвердить? И спросим себя: как связана национальная культура с реализацией соборности? 

Мы увидим по истории, что фактические проявления соборности в украинской и русской Церкви отличались. В России были попытки вернуться к соборности в Церкви реально только во время подготовки и проведения Первого Всероссийского церковного собора 1917 года. Когда были реальные выборы делегатов в благочиния, епархиях, духовных школах и монастырях (вы можете представить сейчас – в наших условиях – выборы с тайным голосованием и реальными альтернативными кандидатами?). Кстати, на этом Соборе демократически избранные делегаты – кроме архиереев, и простые миряне, и священники – единственный раз за всю историю влияли на выработку и принятие постановлений Собора. 

При всём историческом несовершенстве нашей духовной жизни в украинской Церкви, когда она была автономной, как это прослеживается историками с 16 века, были регулярные епархиальные съезды, в которых принимали участие различные слои церковного народа и на которых были представления кандидатов на архиерейские кафедры и благочиния. Были соборы духовных старцев, которые руководили жизнью монастыря (как в Киево-Печерском монастыре). Были и славно известные братства, которые так много сделали для развития культуры и образования и для церковной активности народа. И, наконец, был институт выбора священства. Этот институт существовал до 19 века. Как показывает замечательный русский писатель Лесков, долгое время проживавший в Киеве, хорошо знавший и любивший украинскую духовную культуру, к митрополиту Киевскому святителю Филарету приезжали делегации из сел с просьбой поставить на приход избранного члена общины. 

Интересным был принцип соборноправности, провозглашённый УАПЦ в 20-х годах, но, увы, дискредитированный разрывом с церковными канонами.

Но вернёмся к нашему времени. Когда встречаешься с информационно-культурным полем нашей (то есть УПЦ в единстве с Московским Патриархатом) церковной жизни, складывается впечатление, что о собственной религиозной культурной идентичности мы вспоминаем только на Рождественские праздники – распевая колядки и щедривки.

Отказ от собственной культуры происходит как на бытовом, обывательском, так и на идеологическом уровне.

Вот иллюстрация из собственного опыта, как это происходит на бытовом уровне, в церковном складе-магазине на Дальних Пещерах. Приходит уважаемый батюшка (матушка) и по-украински просят церковный календарь на следующий год. Служит, скорее всего, на сельском приходе. Послушница спрашивает: на каком языке календарь давать (он напечатан на обоих языках)? Конечно, “по-русски”, – отвечает. 

Через некоторое время российские календари заканчиваются. Послушница отвечает очередному посетителю, что в наличии только украинские календари. В выражении лиц посетителей растерянность: что же теперь делать? Имена святых и церковные праздники прочитать по-украински и понять – в голову не приходит. Как же службу вести? Трагедия! Кое-кто спрашивает с надеждой: а ещё будут на русском?

А вот неприятие украинского на идеологическом уровне (тоже из собственного опыта). Женщина приехала издалека (как потом выяснилось – из Подолья) и исповедалась на красивом украинском языке. Священник советует ей для раскаяния читать акафист за абортированных младенцев, который можно приобрести на свечном ящике, и объясняет, как он выглядит. В этом издании было по-украински написано предисловие архиепископа Августина. Женщина говорит растерянно: “А у меня такой был, так я его сожгла…” 

-??? 

– Да он же по-украински написан …

Надо признать: для значительного количества наших верующих православие и украинское – это нечто перпендикулярное. Но ни к церковным догматам, ни к каноничности, ни к христианской любви такая позиция не имеет никакого отношения. 

Мы не будем перечислять все случаи абсурдного и грустного отношение к украинству в нашей церковной жизни. Но, несмотря на все несуразности, мы уверены, что даже в таком куцем состоянии, в котором существует украинская христианская культура в УПЦ, она делает свое дело. 

Во-первых она существует и вокруг церковной ограды. Она живет, развивается, движется. И живет она не по разнарядке или чьими-то распоряжениями, а любовью. А то, что создано любовью, злу не одолеть.

Во-вторых, в Украине нереально превратить некую выделенную конфессию во “вторую КПСС” (в России, как представляется, некоторые на это искренне надеются). Попытки властей предоставить “своей” конфессии привилегированное положение автоматически означают солидарность симпатизирующих всем другим, особенно “неправильным” конфессиям. Если же на эти конфессии начнутся гонения – “официальная церковь” будет необратимо дискредитирована в глазах значительной части общества.

И в-третьих – история, ментальность. Тема истории – щекотливая, аргументы субъективны. Но все же уделим им внимание. 

Очевидно, что в идее “Русского мира” есть политическая составляющая – реализация этой идеи возможна только при поддержке властей. Ведь все политические успехи России достигались за счет жесткой централизации. Поэтому именно такая жёсткая централизация необходима для внедрения “Русского мира”. 

Эта централизация означает определённый тип церковных отношений. А именно – отсутствие самостоятельности и инициативы “снизу”. Инициативность и в определённой мере самостоятельность низовых структур – это и есть демократичность – принцип, категорически неприемлемый для адептов “Русского мира”.

Последовательный подход по воплощению этой идеи мы видим во все большей централизации со стороны аппарата, в попытке полного контроля над церковной жизнью на местах. Поэтому последними решениями Синода в Москве приход потерял остатки имущественной и административной самостоятельности. Фактически, имущество приходов и возможность принятия решений перешли в полное распоряжение епархиального архиерея. 

Поэтому сила воздействия возможна только за счет админресурса, союза церковной бюрократии и государственной власти. Но этого недостаточно, потому что и рядовые исполнители, и церковный народ в целом воспринимают административные импульсы сверху апатично. 

Чтобы подключить хоть до некоторой степени церковный народ, нужен впечатляющий образ врага. Другого врага, чем украинский национализм, придумать, пожалуй, уже не удастся (разве что экуменизм и западная демократия, но это будет уж очень одиозно). А программа дальнейшей эскалации конфликта на национальной почве может иметь непредсказуемые последствия и не будет поддержана современной властью Украины. 

Тем не менее, логика и последовательность в воплощении “Русского мира” есть. А возможен ли креативный альтернативный проекта “Украинского мира”? Не для банального противостояния, а для привлекательного творческого строительства? 

По нашему мнению, этот проект имеет перспективу при условии органического развёртывания активности гражданского общества. Как говорит интересный и популярный публицист Андрей Окара, нужна “мягкая сила”. Гражданское общество нельзя создать технологически, оно может развиваться только органически, когда благодаря культурным, образовательным процессам общество, его члены становятся более зрелыми и ответственными. 

Активные верующие же, Церковь вообще, по моему мнению, должны сотрудничать с гражданским обществом.

В сотрудничестве активных людей, возможно, не всегда на уровне официальных структур, следует преодолевать конфессиональное разделение. Нас, христиан (хотя не всегда достойных этого высокого слова) не так уж много. Того, что нас объединяет, гораздо больше, чем того, что нас разделяет. И Тот, Кто нас объединяет, Его заповеди, предоставляют нам возможность сотрудничать, несмотря на все межцерковные перегородки.

Оригинал на украинском языке опубликован на сайте “Религия в Украине“.

Перевод: жж-пользователь chtotosgolovoy.