Блог

Православие двадцатого века с помощью некоторых известных богословов, особенно так называемой “парижской школы”, вновь открыло святоотеческое богословие и святоотеческий подход к Церкви. Сегодня это открытие продолжается и углубляется. Мне кажется важным подчеркнуть разницу между знанием святоотеческой письменности и святоотеческим богословием. Бывает, что учёные, которые изучают и издают Святых Отцов, в Церковь не ходят, и даже иногда неверующие. Святоотеческое богословие является подходом к церковной жизни по образу того, как к ней подходили Святые Отцы. Это означает свидетельство о полноте Божественного Откровения для своего времени. Для Святых Отцов такое свидетельство было тесно связано с истинной евхаристической жизнью. Так, например, Святитель Иоанн Златоуст настаивал на том, что причащаться нужно каждый раз, как присутствуешь на Божественной Литургии. У нас во многих приходах, не во всех конечно, народ Божий причащается в каждый воскресный и праздничный день.

Такая практика имеет положительные стороны, будучи возвращением к патристическому пониманию церковной жизни. Но есть и опасность в этом частом причащении. Эта опасность состоит в двух возможных крайностях. Некоторые, по русской, так называемой традиции, или скорее обычаю, считают обязательным исповедоваться каждый раз, как причащаются. Другие вообще забывают о том, что существует исповедь. И в том, и в другом случае исповедь и покаяние теряют весь свой смысл. А когда эти “иностранцы” приезжают в Россию, то их зачастую не допускают к Причастию. Помню, как я, тогда будучи иподьяконом, пошел на общую исповедь в нижней церкви Даниловского монастыря, и когда я подошел после всех канонов и молитв к священнику, то строгий иеромонах спросил меня: “А Вы вчера постились?” на что я ответил: “Вчера я был в самолёте”. Грозный иеромонах спросил: “А Вы откуда?” “Из Парижа” ответил я. “Здесь не Париж, а Москва. Не могу Вас допустить к Причастию!”.

Практика трёхдневного поста и обязательной исповеди перед каждым причащением относится к развитию в Православном мире (русском, греческом и других частей мира) очень редкого причащения. Так, мой дед, философ Николай Онуфриевич Лосский, причащался раз в год. Причём не на Пасху, как многие другие, а в Страстной Четверг. И естественно, он готовился постом и исповедовался, перед тем как подходить к Евхаристии. Опять же, те, кто причащаются редко, и конечно, каждый раз исповедаются, теряют весь смысл исповеди, которая становится чем-то вроде “пропуска” для подхода к святому Таинству причащения.

Тут появляются два момента. Во-первых, забывается о том, что исповедь сама по себе одно из таинств, конечно, связанное с Евхаристией. Но ведь в правильном понимании православного святоотеческого богословия все таинства связаны с Евхаристией, или вернее, с единым Таинством Крещения-Миропомазания-Евхаристией. Мне, конечно, скажут, что мы “исповедуем едино крещение во оставление грехов”. Да. Но на каждой Божественной Литургии мы возобновляем обеты нашего крещения, когда мы поём (или говорим, как греки) Символ веры.

И, во-вторых, появляется то, что мне кажется абсолютно искажённым подходом к покаянию. В случае редкого причащения человек кается только некоторое время в связи с исповедью и причастием, а остальное время о покаянии не очень задумывается. Поэтому нам, мне кажется, нужно задать себе вопрос о том, как нужно толковать истинное понятие о покаянии. Это особенно важно для тех из нас, кто возобновляет причащение за каждой воскресной и праздничной литургией. Вопрос касается не только служащих клириков, но всех членов народа Божия, которые причащаются каждый раз, как они присутствуют на Божественной Литургии. Другими словами, сознательных членов Церкви Христовой, или детей таких сознательных православных семей.

Воскресный день является вершиной седмицы, и таким же образом, как сердце есть кровяной ирригатор всего тела, Божественная Литургия и причастие должны быть ирригатором всей седмицы. Нельзя, особенно для тех, кто причащается часто, быть христианином по воскресениям от десяти до двенадцати и этим довольствоваться. Другими словами, всем ясно, что воскресенье должно окормлять всю неделю. Это означает, что человек, если он сознательный христианин, должен постоянно находиться в состоянии покаяния. Состояние постоянного покаяния заключается в том, что чем бы я не был занят, в глубине сердца у меня должна присутствовать молитва мытаря: “Боже, милостив буди мне грешнику” (Лк 18:13), или “Господи, помилуй мя грешного”. Как мы знаем, эта молитва мытаря является корнем так называемой “Иисусовой молитвы”. А, как всем известно, Иисусова молитва употребляется не только монашествующими.

Когда же человек подходит к Святому Причащению, его покаяние приобретает особую форму. Эта особая форма состоит в том, что ему нужно, опять же, по образу мытаря, осознать бездну, которая существует между его греховностью перед Богом и высочайшей Святыней, к которой он подходит со страхом Божьим и трепетом. Для этого нужно то постоянное покаяние, о котором только что шла речь.

Что же касается исповеди, то у каждого сознательного христианина обычно бывает духовник. Таинство отпущения грехов можно, конечно, получить только у архиерея или у священника (в древней Церкви у архиерея). А духовный отец – это не обязательно рукоположенный клирик. Например, в монастырях духовным наставником часто бывает простой монах. Бывает также, что духовное наставление подается от женщины (у меня в жизни такой опыт бывал: получал глубоко мудрые советы от игумений, не только православных, но и англиканского и лютеранского монастырей). Во всяком случае, для сознательного христианина ритм исповеди решается с духовным отцом (или матерью). У каждого из нас, особенно у тех, кто часто причащается, свой ритм. Я, например, исповедаюсь примерно раз в месяц, некоторые – каждые две недели, а кто и каждую неделю. Наше дело проповедовать о том, что исповедь есть таинство и что нужно исповедоваться регулярно. А ритм для каждого должен решаться с духовным наставником. Проповедовать следует тоже о том, что частое причащение и постоянное покаяние – практика древней Церкви, и вовсе не “модернизм” или “обновленчество”, выдуманные “парижской школой”.

“Модернизм” скорее относится к некоторым чертам “синодального периода”, когда во главе Русской Церкви находился министр, назначенный императором, и когда каждый чиновник должен был доказать с помощью справки, что он раз в год причащался. Отсюда и происходит обязательная исповедь перед каждым причастием. Эта исповедь теряет весь свой смысл как таинство примирения с Церковью и становится “пропуском” по отношению к обязательному причастию. К сожалению, такое понимание причащения легко ведёт к неправильному церковному сознанию. Часто это неправильное церковное сознание ведёт к церковному национализму. Можно услышать такие высказывания как: “Я православный, потому что я грек”; или “Я православный, потому что я русский”, а не потому, что “Я верую в Господа нашего Иисуса Христа”.

Всё это ведёт к тому, что нам, клирикам, предстоит просвещать народ Божий истинным проповеданием, напоминая о том, что Церковь и церковная жизнь – это сердце мира, даже если мир этого не знает. И всякая профессия, всякое служение в миру, в обществе, должны быть освещены регулярным причащением и постоянным покаянием.

Вспомним в этом контексте, что пишет апостол Павел Римлянам: “И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то, имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, – в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием” (Рим. 12:6-8). Другими словами, какое бы ни было занятие, его нужно исполнять как дар Божий.