Блог

Эта притча давно уже стала общим местом множества проповедей: человек может относиться к Богу как раб, как слуга или как сын. Раб исполняет волю Господина из страха перед наказанием, слуга – за плату, а сын – по любви к Отцу. Мы привычно повторяем, что христианин проходит в своей духовной жизни эти три ступени, из раба становясь слугой, а затем и сыном…

Не знаю, как было в святоотеческие времена, а в наши дни этот образ часто оказывается неадекватным. Прежде всего, практически никто всерьез не боится Бога – это в Средневековье рисовали фрески и иконы со Страшным Судом и ждали этого Суда, а сегодня все люди просвещенные, все знают, что Бог есть Любовь, и бояться тут нечего. Что до торгашеского отношения слуги, то такие, безусловно, есть: ребеночка приносят покрестить, чтобы не болел, или машину освятить, чтобы в аварию не попала, – но их и верующими-то особо не назовешь. Сегодня люди склонны ощущать себя детьми Божьими, да и Евангелие об этом ясно говорит…

Говорит, но не забывает уточнить: “когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие” (от Луки 17:10); “слуга не выше господина своего” (от Матфея 10:24). Стало быть, звание раба или слуги для христианина тоже вполне уместно и мы, в конце концов, сами называем себя в молитве “раб Божий такой-то…” Но что мы вкладываем в эти слова сегодня?

Проще всего, конечно, описать, как оно иногда бывает, но быть не должно. Исказить в христианстве можно что угодно, и три ступени духовного роста тут не исключение. Человек, ощущающий себя рабом, может воспринимать свою веру как цепи и плети – бесконечное количество правил, запретов, указаний, ритуалов, которые просто нереально соблюсти, но соблюдать надо. Духовная жизнь такого человека, даже если он и не думает о наказаниях, сама становится сплошным наказанием – он исполняет, исполняет, исполняет тяжкий труд, как будто Господь послал его на каторгу.

Ощущая себя слугой, человек может, напротив, радоваться своей бурной деятельности. Он будет организовывать православные банки и предприятия, или заниматься церковными реформами, или изучать творения Отцов – неважно. Вера для него, прежде всего – способ приложить свои усилия, добиться коренных сдвигов, достичь выдающихся результатов. Но одно объединяет его с рабом: оба ведут себя так, как будто эта деятельность очень нужна… Самому Господу. Как будто Он действительно поручает нам некий участок работы – неважно, поклоны бить или предпринимательством заниматься – не потому, что это полезно для нас и угодно для Него, а якобы потому, что без этих наших действий Ему никак не обойтись. Вот и стараемся.

Зато человек, ощущающий себя сыном или дочерью, как раз может быть совершенно бездеятелен. Любящий Отец простит всё, примет любым – поэтому не надо особенно напрягаться, не надо себя ни в чем ограничивать, не надо стремиться к совершенству, всегда ведь можно во всем покаяться… а можно даже и не каяться, Господь и так простит, Он ведь меня любит. И живет такой человек инфантильно и безответственно – долго, но не сказать, чтобы счастливо.

Сдается мне, что главная ошибка тут – восприятие своего сыновства, служения или рабства как какого-то особого статуса. Скорее, это о наших отношениях с Богом… и каждый из нас может быть рабом, слугой, сыном – десять раз на дню. Главное, чтобы никто не был Ему посторонним.

И тогда раб будет делать то, что должно делать, не раздумывая, получится ли у него, хватит ли сил – и силы будут даны. Делать не из страха наказания, а просто потому, что того желает Господь, и значит, другого пути просто нет, и у жизни его нет иного смысла. Так апостолы шли проповедовать в синагоги и частные дома, в народные собрания и царские дворцы, так принимали тюремное заключение и казнь – ради Благовестия.

Тогда слуга будет действовать умно и с расчетом, но не для того, чтобы что-то заработать – а чтобы выстроить свою жизнь, и не только духовную, найти в ней место для всего, что действительно значимо и нужно, расставить приоритеты, взвесить возможные траты и приобретения, и не остаться в итоге внакладе. В конце концов, к этому призывает нас и притча о талантах: не зарывать, а умело использовать. Так святители-богословы тщательно выбирали слова и аргументы, приноравливались к ситуации и аудитории, искали самые надежные аргументы и самые убедительные формы изложения.

Тогда сын или дочь будут безгранично доверять Отцу, искать общения с Ним, доверять ему всё, что бы ни просходило в их жизни, прибегать к нему в радости и горе, и ничто не сможет отвлечь их от этого главного в жизни общения. Так созерцатели и мистики забывали обо всем мире в своих уединенных кельях и были счастливы…

Мы не святые и, если быть честными, не очень-то стремимся ими стать, как правило. Нет готовности посвятить Богу всю свою жизнь… но и та доля, которую мы готовы отдать Ему, или, точнее, посвятить нашему общению с Ним, может быть потрачена тоже очень по-разному. Не так даже важно, будет это рабство, служение или сыновство – разными бывают характеры и обстоятельства, поэтому пригодиться может и то, и другое, и третье. Важно, чтобы это было именно что личное общение с Ним, личные отношения – ведь они есть и у раба, и у слуги, и, тем более, у сына. В этом-то, в конечном счете, всё и дело. Пока человек обживается сам по себе в рабском или сыновнем положении, он склонен поступать, как вздумается ему, как будет удобнее, выгоднее, приятнее, привычнее. Он подстраивает свое положение под себя.

Но если мы обращаемся Тому, Кто поставил нас это положение… Раб ли, слуга ли, сын ли – он всегда Чей-то. Если утратить эту живую связь, если перестать обращаться к Нему, и не так уж важно, говоришь ты “Господи” или “Отче” в данный момент – ничего хорошего не получится. А если именно эта связь станет для тебя центром жизни, то уже не так будет и важно, сколько будет отбито поклонов и сколько произнесено молитв. Всё образуется, постепенно найдутся разумные формы и для духовной жизни, и для обыденного нашего быта, и для деловой активности тоже.

Можно ли сочетать в себе раба, слугу и сына? Мне кажется, что да. И один неизвестный испанский поэт еще в XVII веке превосходно сказал об этом так (перевод А. Гелескула):

Ты мной любим, Господь, не по причине, 
Что в рай стремлюсь к обещанным наградам, 
Не по причине страха перед адом, 
Где платятся обидчики святыни, 
Но оттого, что вижу я доныне 
Тебя приговоренным и распятым, 
И тело вижу, отданное катам, 
И смертный пот, и труп на крестовине. 
И мне любить завещано от Бога, 
Не будь награды, с той же самой силой, 
Не будь расплаты, с тою же виною. 
Такой любви не надобно залога, 
И если бы надежду погасило, 
Моя любовь не стала бы иною.

Собственно, это не о том, раб он, слуга или сын. Это о том, кто и что для нас Господь, а это и есть самое главное.