Блог

Один семинарист сочувственно говорит другому,
который был на экуменическом молебне:
– Теперь тебе этого, наверное, до конца жизни не замолить…
(Семьдесят семь православных коанов. Коан 21)

Раннее летнее утро, сонное московское метро, потом шумное Шереметьево, самолёт со свежими выпусками газет, гул моторов, ослепительное солнце в иллюминаторе, пышущий жаром Париж, беззубый марокканец уже в парижском метро, предлагающий пыхнуть марихуаны. “Нет, нет, – я из России, только vodka”. Маленькое студио знакомого русского музыканта на Монмартре, все увешенное балалайками…

Лизьё, Невер, Лурд – спланировал наш православный путешественник. Он точно знал, что через неделю на Лазурный Берег должна приехать автобусом группа православных и решил с пользой использовать время до воссоединения со своими. От Лурда до Ниццы (Лазурный берег!), отмерил по карте пальцами, рукой подать.

Французский пожарный

Наконец взят билет Париж–Лурд. Купе в шесть мест – студент-араб, французский пожарный, томная девушка в лёгком платье с собачкой в руках, русский паломник – все едем на другой край Франции в Пиренеи.

“В России ведь живут ортодоксы?”, – спросил французский пожарный нашего путешественника с сомнением. Услышав положительный ответ, удивился тому, что “ортодокс” едет в Лурд, место, почитаемое католиками. Пытаюсь объяснить, что православные тоже христиане. Но далёкий от религиозных тонкостей пожарный отказывается понимать. Когда же узнает, что православные почитают Богородицу, его восхищению нет границ: он начал обнимать своего русского попутчика, да так искренне и шумно, что сосед, студент из Саудовской Аравии, тоже проникся радостью пожарного, хотя больше расспрашивал о русских морозах и водке.

Именно здесь, в купе французского поезда, летящего на всех парах, наш путешественник почёсывая растерянно затылок, в первый раз задался простым вопросом: что движет молодым русским человеком, когда он собирает свой рюкзак и отправляется не на гудящую крышу Казантипского реактора, а в путешествие по святым местам, да еще в католическую Европу?

Четыре мотивации

Первая мотивация. Обыкновенное любопытство. Интересно на Европу посмотреть. Да и как ни крути, ещё в XIII веке крестоносцы унесли добрую половину наших православных святынь и мощей. Оправдание найдено.

Вторая мотивация. Та же, что и у туриста, подставляющего свою спину раме “Ермака”. У нашего православного туриста в кармане пачка сигарет, немного денег и ему нравится крутить землю ногами.

Третья мотивация. Появляется тогда, когда человек отправляется к мощам конкретного святого. К такой встрече он готовится долго и ждёт её с нетерпением. Строго говоря, только такую поездку можно называть паломничеством в чистом виде.

Четвёртая мотивация проста. Посмотреть на настоящего живого католика – всегда интересно.

Лурд

В Лурде, важнейшем центре католического мира, где в позапрошлом веке девочке по имени Бернадетта явилась Богородица, на железнодорожном вокзале не оказалось камеры хранения. Девушка-администратор мотнула головой в направлении маленького ресторанчика. Старичок-бармен устало посмотрел на лохматого паломника: “ставь сюда”, и ткнул концом швабры в угол за стойку, – “два евро”.

Лурд наводнён огромным количеством инвалидов, приезжающих просить исцеления у Святой Девы. Толпы калек поначалу пугают приезжего, пробирающегося по лабиринту улиц в направлении грота. Обойдя купальни, к которым с двух сторон тянутся две длинные очереди, натыкаешься на нагромождение металлических инвалидных колясок ядовитого синего цвета. На спинке каждой из них написано имя человека и стоит дата – день исцеления. Масса этих необходимых прежде и бесхозных теперь “каталок” выглядит зловеще.

Что-то необычное и странное происходит с людьми, снующими по Лурду. Чем дальше отходишь от грота – тем больше встречные кажутся обычными туристами, чем ближе – тем больше они вновь превращаются в паломников. Меняются лица, меняется взгляд, походка, губы.

Вечером он вышел на площадку перед гротом, которая до отказа была забита народом. Шла месса. Сразу десять или пятнадцать священников стояли с чашами прямо в толпе. За каждым из них следовал служка в тёмно синей униформе и держал над головой кюре чёрный раскрытый зонт. На плечи служек были надеты специальные ремни, свисающие до пояса, с карабинами на концах.

Пробравшись ближе к гроту, оказался в самом центре толпы. Забавно было наблюдать, как рой зонтиков то собирался в тучу, то вновь рассыпался в разные стороны. Причащали всех. Паломник начал было выбираться из толпы, как вдруг натолкнулся на священника. Священник потянулся за облаткой, но наш паломник отшатнулся в сторону с видом человека, который совсем не голоден в данный момент. “Чуть не согрешил”, – подумал он и продолжил пробираться дальше. Подобравшись почти к самому краю толпы, он увидел, что чёрные зонтики приблизились к нему с трёх сторон. “Окружили”, – промелькнуло в голове. В ужасе он начал метаться от одной чаши к другой, пока не прошмыгнул в узкую щель между ними и выскочил из толпы. Он огляделся и вытер проступивший на лбу пот.

Православная Церковь признаёт все католические таинства, а это означает, что и католическая евхаристия действительна. Православная Церковь запрещает причащаться у католиков.

Хочу понять.

Солнечный диск, всё время висевший над головой начал рыжеть и соскальзывать к горизонту. Впереди был ночной поезд до Ниццы.

Ересь экуменизма

“Откуда ты такой взялся?”, – спросили нашего паломника новые знакомые, православные, которых только что привез из Москвы огромный пыльный автобус. “Из Лурда, а до этого был в Лизьё и Невере”, – ответил тот. В двух словах объяснил, что эти места связаны с известными католическими святыми – Терезой Малой и Бернадеттой Субиру. Кто-то хмыкнул, кто-то промолчал, не зная как реагировать. “Значит, специализируешься на женской католической духовности”, – констатировал молодой человек в брюках.

Православный человек, который посетил Лизьё и поклонился католической святой, оказывается в странной ситуации и рискует быть обвиненным в ереси экуменизма. В православной среде к слову “экуменизм” относятся с опаской как к чему-то, что стало синонимом предательства собственной Церкви и веры. Однако, наш паломник был подготовлен и сказал единоверцам, что неоднократно видел на книжных стеллажах многих православных священников “Повесть” Терезы, а одна из двух её икон принадлежит кисти православного архимандрита Зинона, правда, побывавшего под запретом за причастие с католиками.

Благословение католического священника

Ритм первого дня с группой православных паломников в Ницце показался нашему путешественнику слишком неспешным. Впрочем, довольный тем, что ему больше не нужно будет самому думать о ночлеге и еде, он полностью отдался тёплым волнам Средиземного моря.

Однако радость его была недолгой, ближе к вечеру он обнаружил, что отстал от группы. Присев на скамейку на набережной, наш пилигрим начал рассеяно разглядывать огни яхт, разрезающих лунную дорожку чёрной простыни Средиземного моря. Когда он немного поостыл, в его усталом сознании осталась одна знакомая мысль – где заночевать. Первое, что пришло в голову – у своих, у православных, у местных эмигрантов. Распухшая записная книжка – номер найден. Снимают трубку, наш паломник представляется, просит позвать к трубке батюшку, объясняет ситуацию. После некоторого молчания трубка с акцентом и недовольством спрашивает: “как это возможно, чтобы вы потерялись?”. Мечты об уютном уголке где-нибудь “на приходе” рассеиваются. Ещё несколько заходов и из трубки раздаётся хриплое: “ха! вы хорошо говорите “на приходе”, это не возможно! Идите в ночлежку или на вокзал”. Извините за беспокойство, благодарности за то, что на другом конце провода ему уделили время и грешные мысли: стоит ли испрашивать пастырского благословения на дальнейшее путешествие? Не попросил.

Однозвездочный отель с удобствами в коридоре и с биде у изголовья кровати. Ночь в раздумьях и обидах. На следующий день путешественник уже нагнал своих православных паломников, проведших эту ночь в Сент-Рафаэле у католического священника, отца Ива.

Отец Ив, человек простой и добрый, отдал гостям свою комнату, а сам улёгся спать на полу в коридоре. Перед сном православные паломники в знак уважения и благодарности пригласили отца Ива присоединиться к их вечерней молитве и по простоте душевной попросили его как единственного среди них священника завершить молитву его священническим благословением. Спохватились слишком поздно, когда “дело экуменизма” уже было сделано и католическое благословение почило на православных христианах. Ужас исказил их лица – благословение крепко, словно порча, обвивало их души. Страшный вопрос задали они себе: действует ли благословение католического священника на православных христиан? В поисках ответа наш путешественник задумался, – надо всё же быть аккуратнее, а то вдруг после католического – православное благословение перестанет действовать?

О настоящих и ненастоящих мощах

Спустя несколько дней, в маленьком поселении на берегу Средиземного моря Сент-Мари-де-ла-Мер, наши православные пилигримы оказались перед католическими мощами жен мироносиц.

“Что вы делаете! Окститесь, остановитесь ради Бога!” – запротестовал начитанный Кирилл. Он-то знал, что у католиков и православных существуют разные мощи жен мироносиц. Но его уже никто не слушал. Оставшись за порогом реликвария в одиночестве, Кирилл наклонился через дверной проём и с любопытством заглянул внутрь небольшой часовенки. С минуту он поколебался, но смотреть на безумие своих товарищей, которые усердно поклонялись мощам, не признаваемым Православной Церковью, было невыносимо, и он в бессилии отошёл от часовни.

Вечером автобус приехал в Тараскон. После вечерней молитвы Кирилл возобновил попытки вразумить своих согрешивших братьев. Он начал подробно объяснять, что эти мощи ну никак не могли быть настоящими, потому что настоящие находятся где-то в Турции. “Мы не можем поклоняться тем мощам, о которых с научной достоверностью не знаем, что они настоящие”, – завершил он свой монолог. Православные паломники замерли в священном ужасе как заворожённые.

Но наука ли источник веры?

Единство Церкви

Следующим утром автобус увлёк ещё сонных паломников в предгорье Альп к подножию горы Сент-Бом, на одном из склонов которой находился грот, где по преданию провела в уединении конец своей жизни Мария Магдалина. Грот оказался закрыт для посещения. Паломники разбрелись по окрестностям гулять кто куда. Наш путешественник решил, чтобы как-то убить время, слазить на эту гору. Выбрав место на склоне с наиболее пологим подъёмом, он смело нырнул в лес, окружавший гору со всех сторон плотным кольцом. Чем дальше он пробирался, тем непроходимее становился бурелом.

Минут через двадцать паломник понял, что гора не приблизилась к нему ни на йоту, а лес становится всё более непроходимым. Он взял чуть левее, чтобы обойти непроходимое место… и обнаружил довольно широкую пешеходную дорогу, которая под сенью вековых дубов, извиваясь, убегала вверх.

Через десять минут он оказался перед гротом. К нему на встречу вышел старичок доминиканец, один из монахов-хранителей грота. “Вы знаете, что здесь нельзя ходить”? – спросил он – “если вас поймает лесничий, это будет стоить вам 40 евро”. Узнав, что непрошеный гость из России он заглянул в ближайшую распахнутую дверь и крикнул, – “Поль!” В дверях показался молодой человек, оказавшийся русским монахом-доминиканцем Павлом.

Разговорившись, Павел и наш путешественник уселись на парапете, на краю площадки перед гротом. Внизу густой шапкой лежал “непроходимый” лес, чуть дальше размером не больше спичечного коробка стояла гостиница, за ней до горизонта расстилались горные хребты. Православный и католик увлечённо и откровенно говорили обо всём – о Лурде, о Марии Магдалине, о Терезе Малой, о Серафиме Саровском, о католическом и православном причастии. Когда солнце уже начало клониться к западу и настало время расставаться, наш путешественник задал Павлу вопрос о разделении восточной и западной Церквей. Тот задумался, долго и рассеяно смотрел на раскинувшийся у их ног мир. “Я думаю, – сказал он, наконец, – что нужно иметь большое мужество и мудрость, чтобы молиться о единстве Церкви”.

Трое православных у подножия Сент-Бом

Уже стемнело, когда паломник спустился от грота вниз. Многие уже спали. В единственном освящённом окне гостиницы был виден Кирилл, вычитывающий перед сном вечернее правило. Стас и Вячеслав развели на лужайке неподалёку костёр и дегустировали местное монастырское вино. Наш путешественник присоединился к ним. Стас, разрумяненный добрым “Бордо” и жаром огня, поведал своим собеседникам такую историю: “Как то раз, у одного православного епископа в одной отдалённой епархии страшно замироточили иконы. Что ни приход – своя мироточивая, а иногда кровоточивая икона. Озадаченный таким обстоятельством, собрал епископ на епархиальное собрание всех настоятелей и объявил им, – у кого замироточит ещё хоть одна икона, того сниму с прихода и отправлю под запрет. После этого строгого предупреждения иконы в той епархии убоялись и чудесным образом мироточить перестали…”.

Иконы, они, может быть, и перестали мироточить, а может быть и вовсе не мироточили, – перебил рассказчика наш малость уже закосевший от крепкого вина путешественник, – а вот скажи, Туринская Плащаница – настоящая или нет? Не знаю, – ответил тот, – но как-то больно сомнительна она, учёные по химическому составу ткани её то ли IX-м, то ли XIV-м веком датируют, Бог её знает.

“Православное благочестие, – удивлялся, засыпая, наш путешественник, – странная вещь, кто-то готов признать чудо мироточения только на основании людской молвы, а кто-то – усомниться в достоверности Туринской Плащаницы на основании науки химии.”

Расставание

Следующим вечером наш путешественник троекратно облобызался с каждым из тридцати паломников и через минуту их автобус скрылся за поворотом. Расставаться с православными паломниками было грустно. Спорил с ними, посмеивался, а остался один, как рубль потерял. Свои они и есть свои. Огляделся вокруг и обнаружил, что находится на городской площади небольшого городка в предгорье Альп. Была ночь, город был погружён во тьму. Справа за оврагом на утёсе скалы подсвеченный разноцветными огнями горел средневековый собор. Наш путешественник устроился на парапете, у него в запасе была вся ночь, чтобы заворожёно разглядывать парящую над тёмным городом церковь.

Post scriptum

Лето прошло. Спустя несколько месяцев, зимой в одном из тех русских северных монастырей, которые стоят почти на полярном круге, за чисткой картошки наш паломник разговорился с напарником-трудником, молодым рыжим парнем лет, наверное, двадцати пяти, точнее определить было сложно. Длинная борода, нечесаные космы на голове. Одет слишком легко для сорокоградусного мороза. Разговор коснулся Фатимского явления, о котором трудник оказался хорошо осведомлён и которое не признавал. На вопрос, может быть его и не было вовсе, он возразил: явление действительно имело место быть, но явилась не Богородица, а сорок тысяч бесов. Наш паломник поёжился, пытаясь справиться с холодом, который пробирал насквозь. Оба замолчали. Рыжий сидел сильно ссутулившись и не отводил глаз от своего источенного в шило ножа. Образ сорока тысяч бесов не выходил из головы нашего паломника. Вода выплёскивалась из бака и застывала ледяной коркой на полу. Через три картофелины наш паломник спросил ещё: “становятся ли Дары на католической мессе Телом и Кровью Христа”. “Нет”, – ответил напарник спокойно, но жестко. И уже как-то подозрительно поглядывая в сторону своего собеседника. О католичестве больше тогда не говорили, уж больно оно далеко от полярного круга.

Источник: Религия и СМИ