Евхаристия 4: Едиными устами и единым сердцем

Вторая часть Литургии – Литургия верных – начинается после ухода из храма оглашенных (и всех, кто по тем или иным причинам не может участвовать в Евхаристическом приношении) возгласом диакона «Елицы вернии…». Евхаристия по своей природе – закрытое собрание, в ее священнодействиях могут участвовать только верные члены Церкви. При этом нужно помнить, что священнодействие Евхаристии – дело не только клира, но всего народа Божия. В Церкви все до единогопоставлены на служение и всеслужат – каждый на своем месте, так что Литургия совершается всей Церковью.

В наше время много говорят о необходимости более деятельного и непосредственного участия мирян в жизни Церкви, но при этом часто имеют в виду те служения, которые всегда принадлежали лишь церковной иерархии, ради которых иерархия и существует, как то служение управления, учительства, участие в соборах. Критикуя чрезмерный «клерикализм», ему противопоставляют столь же радикальную «демократию». Безусловно, участие мирян в церковной жизни должно быть полным и деятельным, но чтобы правильно понять это, следует осознать взаимоотношение клира и мирян.

Прежде всего нужно отметить, что вся Церковь посвящена Христом для служения и свидетельства миру. Различие клира и мирян, институт иерархии, который, пусть и не в таких развитых формах, можно отыскать в Церкви с апостольского времени, служит одной цели – возрастание всех в полноту Тела Христова. Церковь именуется в Писании Телом Христовым, и в ней не должно быть подчинения одного человека другому, ибо все соподчинены друг другу в единстве. Власть иерархии в Церкви – это не власть, данная Христом, носама Христова власть, как и послушание мирян –само послушание Христово.

Апостол Петр именует всех христиан «царственным священством» (1 Пет. 2: 9). Значит ли это, что мирянин может занять место предстоятеля на Литургии? Конечно, нет; но это значит, что Церковь как единое целое имеет священническое служение. «Всеобщее священство» мирян не означает, что они являются священниками второго разряда – «служения различны и никогда не должны быть смешиваемы, – пишет о. Александр Шмеман. – Будучиверными, то есть членами Церкви, мирянепосвящены в служение Христово миру и осуществляют его, прежде всего, участием в приношении жертвы Христовой за мир». Священник служит не «вместо» мирян и не «для» мирян: клир и миряне сослужат друг другу, каждый на своем месте, поскольку все они составляют единое Тело Христово – Церковь.

Когда мы слышим возглас «Елицы вернии», следует задуматься: осознаем ли мы себя таковыми? Не удаляем ли мы сами себя от торжества Евхаристии по ложному смирению, почитая себя «недостойными» из-за своих грехов? Никто никогда не может быть достоин участвовать в Литургии и причащаться Тела и Крови Господних. Но все, крещенные во имя Христово, обязаны исполнять служение, возложенное на них Христом после вступления в Церковь. И следует помнить, что, приходя в Церковь, мы приходим не ради «удовлетворения» своих нужд, но для исполнения того служения, которое возложено на нас. Мы «куплены дорогою ценою» Крови Христовой, потому мы уже «не свои» (1 Кор. 6: 20, 19).

Раскрытие антиминса

Перед началом Литургии верных священник разворачивает лежащий на престолеантиминс (греч. «вместостолие») – прямоугольный шелковый плат с изображением положения Господа во гроб (обычно) и с подписью освятившего антиминс епископа. Кроме того, в русской практике в антиминс (в специальный кармашек) обязательно зашивается частица мощей святого как память о том, что в ранней Церкви христиане часто совершали Евхаристию на гробах мучеников.

Главный смысл антиминса – в подписи епископа. Без подписи действующего в данной епархии епископа антиминс недействителен. В ранней Церкви совершителем Евхаристии был епископ, и на Евхаристическое собрание приходили все верующие из города и окрестностей. Есть свидетельства о том, что еще в VII веке в Риме совершалась одна Евхаристия. Но это стало неудобным из-за сильно возросшего числа верующих, и антиминсы появились как способ связать множественность евхаристических собраний с единством Церкви. Таким образом, благодаря использованию антиминса всегда и везде Евхаристия совершается Церковью по поручению епископа.

Две молитвы верных

После ухода из храма оглашенных произносится краткая ектения, состоящая из двух прошений великой ектении. Как мы знаем, великая ектения обычно следует в начале всякого церковного богослужения, и это правило выдерживается и в Литургии верных. Священник в это время читаетпервую молитву верных. Приведем текст молитвы из Литургии св. Иоанна Златоуста и св. Василия Великого:

Литургия Златоуста:

Благодарим Тя, Господи Боже Сил, сподобившаго нас предстати и ныне Святому Твоему Жертвеннику и припасти ко щедротам твоим о наших гресех и о людских неведениих; приими, Боже, моление наше, сотвори ны достойны быти, еже приносити Ти моления и мольбы и жертвы безкровныя о всех людех Твоих, и удовли нас (сделай нас способными), ихже положил еси в службу Твою сию, силою Духа Твоего Святаго, неосужденно и непреткновенно, в чистем свидетельстве совести нашея призывати Тя на всякое время и место; да послушая нас, милостив нам будеши во множестве Твоея благости…

Литургия св. Василия:

Ты, Господи, показал еси нам великое сие спасения таинство, Ты сподобил нас, смиренных и недостойных раб Твоих, быти служителем Святаго Твоего Жертвенника. Ты удовли нас силою Святаго Твоего Духа в службу сию, да неосужденно ставше пред святою славою Твоею, принесем Ти жертву хваления: Ты бо еси действуяй вся во всех. Даждь, Господи, и о наших гресех, и о людских неведениих приятней быти жертве нашей и благоприятней пред Тобою…

В обеих Литургиях молитва оканчивается возгласом «Яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение…», который всегда завершает великую ектению. Молитва называет Евхаристию «бескровной жертвой». С самой глубокой древности, когда бы человек ни обращался к Богу, он всегда чувствовал потребность в жертвоприношении. Люди старались приносить Богу в дар самое драгоценное, что у них было. Можно утверждать, что жертвоприношения неотделимы от религии. Но, по слову ап. Павла, жертвы никогда не могут «сделать совершенными приходящих [с ними]. Иначе перестали бы приносить [их], потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов» (Евр. 10: 1-2). Ветхозаветные жертвы оставались под законом греха. Только Сын Божий, воплотившийся от Девы Марии, исполнил то, что ожидалось во всех жертвоприношениях: Он исцелил человека от язвы греха и смерти. И теперь в Церкви Его жертва становится нашей. Наша жизнь в Церкви – жизнь во Христе – должна стать приношением самих себя и друг друга в жертву хвалы и благодарения. Сама жизнь христиан становится теперь приношением и жертвой.

Кровь Христова, пролитая на Кресте и изливающаяся верным в Таинстве Евхаристии, принесена один раз и навсегда. Церковь не повторяет эту жертву, но приобщает нас ей, принесенной однажды и навеки. Мы предлагаем Богу самые простые и насущные дары: хлеб и вино, чтобы Господь принял их в Пренебесный Свой Жертвенник и явил их Своим Телом и Кровью.

Вслед за первой молитвой произносится еще одна краткая ектения ивторая молитва верных:

Литургия Златоуста:

Паки и многажды Тебе припадаем и тебе молимся, Благий и Человеколюбче, яко да призрев на моление наше, очистиши наша души и телеса от всякия скверны плоти и духа, и даси нам неповинное и неосужденное предстояние Святаго Твоего Жертвенника. Даруй же, Боже, и молящимся с нами преспеяние жития и веры и разума духовнаго; даждь им, всегда со страхом и любовию служащим Тебе, неповинно и неосужденно причаститися Святых Твоих Таин и Небесного Твоего Царствия сподобитися…

Литургия св. Василия:

Боже, посетивый в милости и щедротах смирение наше, поставивый нас, смиренных и грешных и недостойных раб Твоих, пред святою славою Твоею, служити Святому Жертвеннику Твоему, Ты укрепи нас силою Святаго Твоего Духа в службу сию, и даждь нам слово во отверзение уст наших, во еже призывати благодать Святаго Твоего Духа на хотящия предложитися Дары…

Из слов молитвы видно, что священник произносит ее не только от себя, но от лица всех молящихся в храме и «с любовию служащих Тебе». «Народсослужит священнику, – комментирует слова молитвы архим. Киприан (Керн), – и только то евхаристическое приношение раскрывает вполне всю глубину церковной молитвы, которое является выражением соборной полноты и которое совершается не втайне от молящихся, не глухо и немо, а “едиными усты и единым сердцем”». Клирики, служащие в алтаре, не противопоставлены народу Божию, который сослужит, предстоя в храме. Евхаристическое приношение совершает не один или несколько священников, но вся Церковь, в полноте соборного единения клира и народа.

Отметим здесь также просьбу даровать «слово во отверзение уст наших, во еже призывати благодать Святаго Твоего Духа на хотящия предложитися Дары». Мы отмечали ранее, что чинопоследование Литургии содержит несколько призываний Духа Святого. Без благодати Духа немыслимо ни одно Таинство. Призываниями Святого Духа подчеркивается, что Церковь не знает учения о т. н. «тайносвоершительной формуле»: для совершения Таинства важны не отдельные слова, но все последование – от проскомидии до последних слов Литургии.

Великий вход

Евхаристическое приношение начинается сВеликого входа, чин которого развился из принесения верными своих даров к жертвеннику. Мы подробно говорили об этом в статье, посвященной проскомидии – подготовительной части к Литургии. Теперь приготовленные на жертвеннике дары переносятся на Престол.

Молитва священника о себе

Начинается Великий вход с молитвы священника:

Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходити или приближитися, или служити Тебе, Царю славы, еже бо служити Тебе велико и страшно и самем небесным Силам. Но обаче, неизреченнаго ради и безмернаго Твоего человеколюбия, непреложно и неизменно был человек, и архиерей нам был еси, и служебныя сия и безкровныя жертвы священнодействие предал еси нам, яко Владыка всех… Тя убо молю, единаго Благаго и благопослушливаго: призри на мя грешнаго и непотребнаго раба Твоего, и очисти мою душу и сердце от совести лукавыя, и удовли мя силою Святаго Твоего Духа, облеченна благодатию священства, предстати святей Твоей сей Трапезе и священнодействовати святое и пречистое Твое Тело и честную Кровь… сподоби принесенным Тебе быти, мною грешным и недостойным рабом Твоим, Даром сим: Ты бо еси Приносяй и приносимый, Приемляй и раздаваемый…

Примечательно, что в отличие от других молитв Литургии, эта молитва содержит прошения священникао самом себе, и произносится только от его лица, а не от всего церковного собрания. Смысл этих прошений – не в противопоставлении священства собранию народа, не в отделении их друг от друга, но вотождествлении служения священника со священством Христа. Снова, в отличие от всех молитв Литургии, обращенных к Богу Отцу, эта молитва обращена ко Христу, и она утверждает, что наше приношение совершается Самим Сыном Божиим: «Ты бо еси Приносяй…». Священник в Церкви совершает служение Христово. И поэтому, с одной стороны, Церковь не отрицает «действительности» Таинств, совершенных любым священником, пусть и невысоких моральных качеств, но, с другой стороны, Церковь знает и глубочайшую, тесную зависимость своей жизни от достоинства или недостоинства тех, кто призваны быть в ней образом Самого Христа.

Херувимская песнь

Во время чтения священником молитвы о себе хор начинает пениеХерувимской песни. Эта же песнь затем тихо произносится и священнослужителями. Почти во все дни церковного года поется следующий гимн:

Иже Херувимы тайно образующе (т. е. мы, которые таинственно изображаем Херувимов) и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение.

Яко да Царя всех (всяческих) подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа.

Только дважды в году этот гимн заменяется другими песнопениями. В Великий четверг поется одна из молитв перед причащением: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими…», а в Великую субботу следующая песнь:

Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же Сему лицы ангельстии со всяким Началом и Властию, многоочитии Херувими и шестокрилатии Серафими, лица закрывающе и вопиюще песнь: Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа.

В этих словах приношение Даров воспринимается как Царский вход. Богословский смысл такого акцента на царственном характере входа укоренен в том, что после принесения Себя в жертву Христосвоцарился над миром, небесным и земным. Преодолено разделение, вошедшее в мир после грехопадения, ад разрушен, смерть побеждена, и «князь мира сего» не господствует больше над верующими во Христа.

Процессия входа

В наше время процессия Великого входа в сознании большого числа верующих стала едва ли не самой важной частью богослужения, хотя, по сути, это есть только остаток от бывшего некогда всенародным приношения хлеба и вина для Евхаристии. Священник и диакон отходят к жертвеннику, берут дискос и чашу с приготовленными на проскомидии хлебом и вином, затем боковыми вратами выходят из алтаря и снова заходят в него через центральные врата. Во время этого шествия делается остановка на амвоне и произносятся поминовения. В русской практике эти поминовения развились до необозримого количества: поминаются Предстоятель и епископы Церкви, клир, монашество, поющие и служащие в храме, благодетели и пр. Приходилось даже встречать поименное поминовение некоторых лиц, живых и усопших, что является уже недопустимой крайностью русской практики. Все эти бесконечные поминовения только усиливают суету, совсем не соответствующую святости момента. Греки же в это время произносят только: «Всех вас да помянет Господь Бог во Царствии Своем…»

Прошения о том, чтобы Господь «вспомнил» Своих людей, пронизывают все церковное богослужение. Чтоб понять смысл этих просьб, следует знать, что в Библиипамятью называется обращенность Бога к творению, сама любовь Божия, которая дает жизнь всему существующему. Память человека – это ответная любовь. Обратим внимание, что крайнее падение человека в народном языке описывается какзабвение Бога: такой-то «забыл Бога». Забыть – значит отпасть от того, что предано забвению, перестать жить им. В таком «забвении Бога» человек оказался после грехопадения, и потому спасение соединено с восстановлением памяти о Боге. «С первых дней христианства, – пишет прот. А. Шмеман, – верить во Христа означалопомнить о Нем и вспоминать Его. Не просто “знать” о Нем и об Его учении, а знать Его – Живого и Пребывающего среди любящих Его».

Поминовением мы включаем людей в память Божию, и тем самым утверждаем, что поминаемые нами живы, поскольку у Бога никто не забыт. «В том и вся радость и вся сила этого поминовения, – продолжает о. А. Шмеман, – что, включая поминаемых в животворную память Божию, оно стирает грань между живыми и мертвыми, ибо всех осознает и являет живыми в Боге».

Просительная ектения

Сразу же после входа священнослужителей в алтарь и окончания Херувимской песни диакон произноситпросительную ектению. Как и сугубая ектения, эта ектения обычно следует в конце богослужения, отчего и начинается прошением «Исполним (завершим) молитву нашу Господеви». Просительная ектения представляет собой развитие великой ектении. В ней мы просим всего того, что требуется людям для полноценной жизни: ангела хранителя, прощения грехов, всего доброго и полезного, мирной и безболезненной кончины. В этой части Литургии к ектенье добавляется прошение «о предложенных Честных Дарех».

Молитва приношения

За ектенией следуетмолитва приношения по положении Божественных Даров на Престол. Приведем текст этой молитвы из обеих Литургий:

Литургия Златоуста:

Господи Боже Вседержителю, Едине Святе, приемляй жертву хваления от призывающих Тя всем сердцем, приими и нас грешных моление, и принеси ко святому Твоему жертвеннику, и удовли нас приносити Тебе Дары же и жертвы духовныя о наших гресех и о людских неведениих; и сподоби нас обрести благодать пред Тобою, еже быти Тебе благоприятней жертве нашей, и вселитися Духу благодати Твоея благому в нас, и на предлежащих Дарех сих, и на всех людех Твоих…

Литургия св. Василия:

Господи Боже наш, создавый нас и введый нас в жизнь сию, показавый нам пути во спасение, даровавый нам небесных таин откровение: Ты бо еси положивый нас в службу сию силою Духа Твоего Святаго; благоволи убо, Господи, быти нам служителем Новаго Твоего Завета, слугам Святых Твоих Таинств; приими нас, приближающихся святому Твоему Жертвеннику, по множеству милости Твоея, да будем достойни приносити Тебе словесную сию и безкровную Жертву о наших согрешениих и о людских невежествиих: юже приемь во святый и пренебесный и мысленный Твой Жертвенник, в воню благоухания, возниспосли нам благодать Святаго Твоего Духа. Призри на ны, Боже, и виждь на службу сию нашу, и приими ю, якоже приял еси Авелевы дары, Ноевы жертвы, Авраамова всеплодия, Моисеева и Ааронова священства, Самуилова мирная. Якоже приял еси от святых Твоих апостол истинную сию службу, сице и от рук нас грешных приими Дары сия в благости Твоей, Господи; яко да сподобльшеся служити без порока святому Твоему Жертвеннику, обрящем мзду верных и мудрых строителей в день страшный воздаяния Твоего праведнаго…

Здесь обращает на себя внимание очередное призывание Святого Духа на народ и предлежащие Дары. Также, начиная с этой молитвы видно, что Литургия св. Василия длиннее Литургии Златоустовой, при этом молитвы Литургии св. Василия более яркие и полные. Различие это совершенно незаметно при «тайном» чтении священнических молитв; на недостатки такого чтения мы уже указывали ранее.

Целование мира

Сразу же после молитвы священник преподает «Мир всем». Мы уже отметили, что преподание мира следует перед важными частями Литургии. Диакон возглашает: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы» – «Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздельную», – отвечает хор. Этот возглас и ответ хора занимают так мало времени в течение службы, что остаются почти незаметными. Редко кто из стоящих в храме знает о том, что в это время в алтаре совершаетсяцелование мира, которое в Древней Церкви совершалось всеми участниками богослужения. «Когда наступает время преподания взаимного приятия мира, мы все друг друга лобызаем, – пишет свт. Иоанн Златоуст, – …приветствуют клирики епископа, миряне-мужчины – мужчин, женщины – женщин». Целование мира представляет собой важную и неотъемлемую часть Литургии. Об этом действии упоминают уже ранние христианские писатели: св. Иустин Философ, Климент Александрийский, Ориген, св. Кирилл Иерусалимский и др., оно присутствует в чинах древних литургий.

Сегодня нам бывает трудно расслышать в призыве «возлюбить друг друга»новую заповедь Христа, новизна которой в том, что мы призваны любить не только родных, друзей, близких, т. е. тех, кого мы любим и без этого напоминания, но врагов – тех, кого мыне любим. Мы искушаемся перетолковать и подменить эту заповедь, сводя христианскую любовь к патриотизму или даже национализму, обращая любовь опять-таки на «своих», и совершенно отказывая в ней «чужим» – инославным, нехристианам и лицам «не такой» национальности. «Мы уже не замечаем, – пишет о. А. Шмеман, – что в православии, например, религиозно-окрашенный и религиозно-оправданный национализм давно уже стал настоящей ересью, калечащей церковное сознание, безнадежно разделившей православный Восток и делающей все наши разглагольствования о вселенской истине православия лицемерной ложью». Естественная и природная любовь «к своим» удостоена нелестных слов Христа: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10: 37), «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14: 26).Новая любовь, заповеданная Христом, не только отлична, но и противопоставлена любви природной. Но как исполнить ее? Как полюбить тех, кого мы по определению не любим?

Ответ на это недоумение заключается в том, что, кроме заповеди, Церковь знает такжеоткровение идар любви. И только потому Христос заповедал ее, что она доступна и дарована Церкви. Единство, святость и соборность Церкви возможны потому, что она живет в любви, связана союзом любви.

Предназначение Церкви – являть в падшем мире мир, возрожденный Христом. В мире, страдающем от разделений, вражды и смерти, присутствует Церковь, исполненная любви Божией. Исобираясь в Церковь, мы прежде всего стремимся получить дар любви Христовой. Пребывая в Церкви, составляя единое Тело Христово, мы пребываем в Его любви и любовь эту можем являть миру. Поэтому так противоположно подлинному опыту Церкви наше предельно индивидуализированное благочестие, когда мы идем в храм для «удовлетворения религиозной потребности» и для того, чтобы помолиться о своих близких, и в то же время стоящих рядом с нами в храме людей не воспринимаем как ближних – нам бесконечно далеки их нужды и тревоги; эти люди нам даже порой «мешают молиться». Индивидуальная молитва, «самоуглубление» не являются целью церковного собрания и невозможны в нем. Собрание в Церковь имеет другую цель – приобщить нас Христу и его любви.

Целование мира, о котором мы говорим, как раз и являетсясвященнодействием любви – тем действием, через которое Божия любовь изливается в сердца верных. Это Таинство любви, которое стоящего рядом с намичужого делаетбратом. Наш возглас «возлюбим друг друга…» означает призыв к действию; еще лучше динамика выражена в древней форме «приветствуйте друг друга…». Мы не можем достичь этой любвисами, любовь подается нам в Церкви через ближних. Во взаимном движении навстречу друг другу мы раскрываемся как причастники любви Христовой ибратья во Христе. Но этот дар любви не навязывается человеку: мы можем получить его, если прежде сами возжаждем этой любви. Поэтому, собираясь в церковь, нужно готовить себя к принятию этого дара. «Приготовить же себя, – пишет о. А. Шмеман, – это и значит спросить себя – идем ли мы к Литургии за этой любовью Христовой, идем ли мы, как алчущие и жаждущие – не только помощи и утешения – а огня, сжигающего все наши слабости, всю нашу ограниченность и озаряющего нас новой любовью Христовой?.. Не хотим ли мы слишком часто от Церкви мира лишь с теми, кого мы уже любим, самоутверждения и самооправдания? Но если так, то мы и не получаем этого дара…».

Излияние любви в сердца верных делает возможным дальнейшие священнодействия Евхаристии, ибо, только «облекшись в любовь», мы можем совершать воспоминание Христа и быть причастниками Его Тела и Крови. Еще одно необходимое условие для священнодействия Литургии, кроме мира и любви, – единомыслие в вере. И поэтому после целования мира возглашаетсяСимвол веры.

Символ веры

Евхаристическое приношение может совершаться только «едиными устами и единым сердцем», и, естественно, при полной согласованности в вере. Невозможно евхаристическое общение с инако-верующими. Это требование происходит не от высокомерия и не от презрения к ним; это требование правды. Для совместного участия в Евхаристии необходимо полное согласие в догматах веры. Если нет единомыслия, то нет и евхаристического общения, и наоборот, когда восстанавливается единомыслие, знаком этого примирения служит совместное служение Литургии с тем, кто присоединяется к Церкви.

Церковь едина в вере, и Церковь исполняется в Евхаристии – связью между этими двумя главными свидетельствами церковного опыта служит пение Символа веры. В чин Литургии Символ веры был введен в начале VI века. До этого его читали при Крещении, т. е. вступлении в Церковь новых членов, а также за Литургией в Великую субботу, опять-таки по причине массового крещения в этот день катехуменов (готовящихся ко Крещению).

Чтению (или пению) Символа веры предшествует возглас диакона «Двери, двери…». Это указание привратникам следить за тем, чтобы никто из неверных или некрещеных не вошел в церковное собрание, логическое продолжение возгласа «Елицы оглашеннии, изыдите».

Символ веры в нашей практике обычно поется всем народом, у греков его читает кто-либо из старших клириков или мирян. В греческих монастырях это обязанность настоятеля, которую он может уступить почетному гостю или паломнику, например, епископу или настоятелю другого монастыря.

Символ веры, мы сказали, есть залог и выражение нашего единства в вере. Подлинная вера противоположна обывательскому «религиозному чувству». Вера – этовстреча с Другим и принятие Его как своего пути, истины и жизни. Вера изменяет отношения человека не только со всем окружающим миром, но и, прежде всего, с самим собой, в отличие от «религиозного чувства», которое стремится к «удовлетворению» собственной потребности и подчинено личным вкусам и пристрастиям. Вера всегда активна, она сопровождается постоянной внутренней борьбой; «религиозное чувство» же пассивно, ищет только помощи и утешения в житейских неурядицах. Вера непременно нуждается в исповедании и выражении себя; верующий с радостью стремится поделиться сокровищем своей веры с другими и привести других ко Христу. «Религиозное чувство» же предельно индивидуалистично и практически неспособно к осмыслению и выражению во вне. К сожалению, по многим признакам, именно «религиозное чувство» преобладает сегодня среди православных верующих…

Подмена веры «религиозным чувством» выражается, прежде всего, в привязанности ко всякого рода внешним формам, обрядам, традициям церковной жизни, то есть в псевдо-консерватизме, заботящемся о сохранении формы безразлично к ее содержанию. Но все эти формы не новы для человечества. Христианство не создало новых форм, оно восприняло «старые» формы, присущие всякой религии (так, молитвы, богослужения, жертвы, ритуальные трапезы, праздники, посты, определенные жесты можно отыскать во всех религиозных традициях), и наполнило их новым смыслом. Новизна христианства в том, что оно, по словам прот. А. Шмемана, «древние формы не только наполнило новым содержанием, но поистине претворило и вечно претворяет в само явление, в сам дар Истины, в причастие ей как новой жизни». Претворение это совершается только верой. «Религиозное чувство» же не знает и не хочет знать этого изменения. Поразительно, насколько питающийся «религиозным чувством» человек безразличен к содержанию своей веры. Увы, на сегодняшний день большинство «верующих», вполне искренне преданных Церкви, безразличны к тому, во что она верует. Вопросы вероучения, вызывавшие в древности столько бурных споров не только в богословской среде, но среди самых широких масс, современному «верующему» просто неинтересны, хотя о «единстве» веры в наши дни говорят ничуть не меньше, чем ранее. Но вера у большинства сменилась «религиозным чувством», и понимание единства стало, следовательно, тоже другим.

«Суть этой подмены в том, – пишет о. А. Шмеман, – что вместо того чтобы Церковь принимать, осознавать и переживать как одновременно и источник и дар нового, всегда нового, ибо из мира не выводимого и к нему не сводимого единства, ее саму стали воспринимать как выражение, форму и “санкцию” уже существующего – земного, “природного” единства».Единство свыше подменили единством снизу. Но земное единство обессмысливается без единства сверху, без Христа, и становится идолом. Единство во Христе и через Христа друг с другом неотъемлемо от веры. В наши дни очень многие «верующие» в таком единстве не видят необходимости, и это свидетельствует об искажении их веры. Вера человека, который «верит в душе» и не нуждается в Церкви, – это вера другая, не та, которую оставил Христос Своим ученикам. Подлинное обращение в Церковь есть переход от «единства снизу» – родового, национального, идеологического, политического – к «единству свыше», к единству с Богом во Христе Духом Святым. Для того, чтобы являть в мире это единство и спасать им мир, и существует Церковь.

Но христиане часто не выдерживают этого своего призвания и веками хотят заставить Церковь освящать и религиозно санкционировать всевозможные «единства снизу», которые становятся их «сокровищем сердца». (Как пример самой популярной из таких идей в нашей Церкви можно представить идеологию «великой России» и Москвы как «третьего Рима», активно насаждающуюся в церковное сознание определенными религиозно-политическими кругами; в среде раскольников укажем на идеологию «Украинской церкви».) Эта подмена многими не замечается, потому что идол «единства снизу», как правило, облечен в «церковные» одежды и говорит на сугубо «православном» языке. Как часто и легко мы забываем, что в мире мы должны быть «странниками и пришельцами» (Евр. 11: 13), как часто наше отношение к миру и земным империям не соответствует свидетельству раннехристианского «Послания к Диогнету»: «Всякое отечество нам чужбина, и всякая чужбина – отечество…».

Единство свыше, без которого невозможна Церковь, осуществляется и принимается прежде всего егоименованием, явлением в слове. «Будучи само осуществлением “единства веры”, – пишет прот. А. Шмеман, – исповедание веры в самом себе несет и дарует радость об этом единстве, (оно) есть радостное священнодействие Церкви». Поэтому Таинство Единства во Христе – Евхаристия – и начинается с исповедания единства в вере. Символ веры судит нас и проверяет наше учение и благочестие на соответствие подлинному опыту Церкви.

Цей запис має 5 коментар(-ів)

  1. архим. доц. Павел Стфанов, Шуменский у-т, Болгария

    Самые ранние сведения о сакральном поцелуе встречаются у христианских гностиков ІІ века. См. Penn, M. P. Kissing Christians. Ritual and Community in the Late Ancient Church. Philadelphia, 2005 (Divinations: Rereading Late Ancient Religion).
    Idem. Performing Family: Ritual Kissing, Heresy and the Emergence of Early Christian Orthodoxy. – Journal of Ecclesiastical History, 2003, № 4, October; http://www.ecclesia.relig-museum.ru/Researches/performing.htm.

  2. володимир

    Чому б ене відродити "цілування миру"
    у практиці.Наприклад ,як у католиків?
    У нашому храмі таке практикують на Пасху і на Різдво.

  3. Иулия

    Спаси Господи! Просветили, надеюсь, не одну меня, тёмную

  4. Людмила

    Благодарю от всех вновь пришедших, ведь самому очень трудно понять, особенно если это не прививалось с детства.

Залишити відповідь до Татиана Скасувати відповідь