Блог

По поводу «Основ Концепции миссионерской деятельности Русской Православной Церкви»[1] за последнее время было уже немало сказано и немало сломано копий[2], и одним из наиболее пререкаемых вопросов являются тут т.н. «миссионерское богослужение» и «миссионерские приходы». Решил и аз многогрешный, как говорится, «внести свои пять копеек» в обсуждение этого неоднозначного вопроса.

Как верно заметил[3] пользователь Живого Журнала Олег Дорошенко[4], называемое в Концепции «миссионерским богослужением» на самом деле таковым не является: из всех т.н. декларированных в Концепции «миссионерских особенностей» (служить Литургию всегда с открытыми Царскими вратами, читать Священное Писание лицом к народу, читать Священное Писание на двух языках, (на русском и церковнославянском), или вообще только на русском, священнические «тайные» молитвы читать вслух, по ходу службы объяснять народу, что означает, символизирует тот или иной момент богослужения)[5] к собственно «миссионерским» особенностям можно отнести (по мнению О. Дорошенко) только последнее[6], но это-то как раз и является наиболее сомнительным[7]. По мнению О. Дорошенко, под видом «миссионерского богослужения» просто делается попытка легализовать проводимую «тихой сапой» литургическую реформу — идея, которая из-за своего лукавства способна только дискредитировать как литургическое возрождение, так и миссионерство и уже вызывает соответствующую реакцию[8].

Попытаемся для начала, как говорится, «отделить мух от котлет». Во-первых, необходимо отдавать себе отчет в том, что есть две разные (хотя и тесно связанные вещи) — миссия (свидетельство о Христе), которая направлена на то, чтобы привести человека «внешнего» в Церковь, и воцерковление (оглашение), направленное на то, чтобы научить человека основам православной веры и морали, а самое главное — ввести его в православное богослужение, прежде всего — подготовить к участию в Таинствах Церкви. В этом смысле вышеназванные «миссионерские особенности» к собственно миссионерству никакого отношения не имеют[9] и более того — могут оказаться просто вредными для целей миссии[10]. А вот с оглашением у кое-что из означенного имеется порой весьма прямая связь, хотя конкретные реализации могут предлагаться совершенно неудовлетворительные[11]. Итак, произведя вышеупомянутое разделение, сосредоточимся в дальнейшем на оглашении, а не на миссии в собственном смысле слова, благо т.н. «миссионерское богослужение», как было замечено выше, имеет к ней весьма опосредованное отношение.

Во-вторых, надо отдавать себе отчет в том, что оглашение и миссия не должны быть каким-то «навесным агрегатом» к церковной жизни на уровне «попили чайку в трапезной», а должны быть составной и неотъемлемой ее частью — только тогда от этого может быть толк. В этом свете т.н. «миссионерские храмы» имеют право на существование, но это должны быть не какие-то «резервации для любителей литургических экспериментов»[12] (литургические особенности в них могут быть, но отнюдь не факт, что именно те, о которых говорится в Концепции — подробности ниже), а просто храмы, где всерьез занимаются катехизацией новоначальных (при нормальной и полноценной церковной жизни основного приходского «ядра», разумеется), возможно — приходы, которым разрешено священноначалием совершать таинство Крещения[13].

В-третьих, вспомним, что т.н. «миссионерское», а точнее — огласительное богослужение в истории Церкви было, и отнюдь не на какой-то периферии церковной жизни: напротив, оно в определенные эпохи являлась буквально ее «стержнем», во многом определяя самый ее строй, в частности такие базовые составляющие богослужебного Устава, как лекционарий, т.е. расписание библейских чтений, и календарь[14]. Речь идет о том, что огласительные занятия были инкорпорированы в регулярное богослужение. Вот, например, что пишет известный современный литургист диакон Михаил Желтов: «частота совершения Преждеосвященной исторически обусловлена тем, что в Иерусалиме и Константинополе (а может, и еще где) в 4-5 веках среды и пятницы поста были огласительными днями. Между дневной и вечерней службой совершалось оглашение, на которое должны были приходить не только оглашаемые, но и все верные (потому что книг/аудиокассет и т. д. катастрофически не хватало). Соответственно, после окончания поучения оглашаемые с молитвой уходили. А верные, раз уж собрались, должны же (по апостолу Павлу) совершить литургию. Поскольку пост, и совершается Преждеосвященная«[15], или  «Оглашение состояло из: дневного чтения -> продолжительных поучений -> вечернего чтения -> отпуста оглашаемых«[16], или «Паремии 3 дней[17] представляют собой последовательное чтение 3 книг Ветхого Завета — Исхода (1. 1-20; 2. 5-10; 2. 11-22 соответственно для каждого из 3 дней), Иова (1. 1-12; 1. 13-22; 2. 1-10 соответственно для каждого из 3 дней) и пророка Иезекииля (1. 1-20; 1. 21-28; 2. 3-3. 3 соответственно для каждого из 3 дней) и не связаны непосредственно с темами этих дней (появление подобных чтений в чине вызвано константинопольской практикой прочитывать в течение Великого поста и Страстной седмицы (вероятно, для оглашаемых) 7 важнейших книг Ветхого Завета — Быт, Исх, Пс, Притч, Иов, Ис и Иез).«[18]. Можно привести еще ряд свидетельств.

Так вот: если мы говорим о «миссионерском богослужении», то речь, на мой взгляд, должна идти именно о возрождении такого вот инкорпорирования огласительных занятий в богослужебный цикл. Дело тут, разумеется, не в «ретромодернистском»[19] стремлении «делать все так, как было в древности», а в том простом соображении, что жизнь Церкви есть жизнь прежде всего литургическая — стало быть, то, что не, так скажем, «волитургизовано», не может и считаться по-настоящему воцерковленным. До тех пор, пока огласительные беседы будут находиться на уровне «попить чайку в трапезной»[20], к ним и отношение будет соответствующим как к чему-то такому, что «хорошо бы сделать, конечно, но и без этого можно», а вот как соответствующая практика станет частью богослужебного круга и войдет в обычай — тогда отношение может со временем и измениться. Опять-таки важно, чтобы огласительные занятия самими оглашаемыми и всей Церковью воспринимались не просто как «лекции», усваиваемые исключительно «через голову», но именно как богослужение, где важное место занимает молитва[21].

Разумеется, необходимо действовать так, чтобы вводя «миссионерское богослужение» (а на самом деле — «богослужение для оглашаемых»), ненароком не порушить красоту и чинность основного богослужебного строя. Именно в этом отношении идея «литургии с пояснениями» и не выдерживает критики по целому ряду соображений. Но тут плоха не сама идея, а ее реализация: во-первых, надо четко определить «целевую аудиторию» — кто это должен быть? Оглашаемые ли в строгом смысле, т.е. некрещеные, готовящиеся ко крещению? Кающиеся ли, т.е. в наших условиях прежде всего люди, крещеные в детстве[22] и не ведшие церковной жизни, у которых первой исповеди и Причастию должен предшествовать покаянный искус, сопряженный с огласительным научением, подобному тому, что проходят собственно оглашаемые? Неофиты ли, т.е. новокрещенные и прошедшие покаяние и начинающие жизнь в Таинствах? На мой взгляд — именно последняя категория. Из этого и будем исходить.

Обратимся к церковной традиции. В эпоху развитого оглашения (по 5-й век примерно) для неофитов[23] после их Крещения в течения какого-то периода (в одних традициях и в одно время это была Светлая Седмица, в других могла быть вся Пятидесятница и т.п.) произносились таинствоводственные (мистагогические) поучения, где разъяснялся смысл богослужения, в котором они участвуют[24]. Эти «Мистагогические слова» сохранились в святоотеческих Творениях (Златоуста, Кирилла Иерусалимского и т.д.), как, впрочем, и «Слова огласительные» — есть, что за образец взять[25].

Разумеется, такие вот «мистагогические проповеди» для неофитов[26] не могут и не должны быть единственным примером «миссионерского богослужения» (будем уж этот термин использовать) — нельзя, разумеется, забывать и оглашаемых в строгом смысле слова. И тут тоже ничего придумывать совсем уж с нуля не надо — можно вспомнить про уже упоминавшиеся «чтения для оглашаемых» в (древний) Великий Пост. Было бы разумно в будни[27] по вечерам[28] совершать[29] подобного рода богослужения весьма простого строя: относительно короткое вводное пение, например, антифонное пение псалмов, м.б. еще каких-либо песнопений[30] — чтение Священного Писания (и скорее всего — на русском языке[31]) — проповедь огласительного содержания — молитва над оглашаемыми, их благословение и отпуст (подозреваю, что и некоторая часть верных тоже захочет на такие службы ходить, как и в древности они ходили).

На мой взгляд, такое вот инкорпорирование оглашения в богослужение имеет целый ряд преимуществ[32]. Во-первых, снимается ряд проблем, вроде тех, что назвал известный российский филолог и специалист по библейскому переводу Я.Тестелец[33] в ходе дискуссии в «Живом Журнале» Наталии Базилевич[34]: «представьте себе, что во время чаепития возник спор на тему понимания некоторого отрывка из Писания. Значит, непременно будет нарушен канон о недопустимости самочинного толкования Слова Божьего, потому что это не приватное, а общинное мероприятие«[35] — если такие огласительные собрания есть дело церковное, то в немалой степени снимается проблема самочинности толкований: собрания возглавляются священником, которому дано право проповедовать от имени Церкви и который все-таки как-никак образование должен иметь и которому в хиротонии дается благодатный дар учительства (при необходимости ему может помогать диакон или кто-то из мирян)[36].

Во-вторых, как уже говорилось, придание оглашению литургического характера сразу переводит его с периферии церковной жизни в самую его сердцевину. Кроме того, литургический (по преимуществу) характер оглашения позволяет оглашаемым легче войти в молитвенную и богослужебную жизнь Церкви. Возможны и другие положительные следствия — скажем, может быть наконец-то будут больше востребованы исследования Священного Писания, коль оглашение будет базироваться на чтении Писания и проповеди «по мотивам» прочитанного[37].

Разумеется, а отнюдь не питаю иллюзий на тот счет, что все вышесказанное удастся легко внедрить в церковную жизнь или тем более что это может быть скоро. Скорее все вышесказанное — некая программа для обсуждения, а удастся что-то в этом направлении сделать, не удастся (а если удастся — то как скоро) — Бог весть. Речь идет о другом: не надо, как говорится, «раскачивать вагоны, делая вид, что едем» J — увы, на мой взгляд, предлагаемое «Концепцией» т.н. «миссионерское богослужение» слишком уж напоминает именно этот пассаж из известного анекдота[38].

И последнее. Не секрет, что многое из предлагаемого очень напоминает практику оглашения о. Георгия Кочеткова[39]. Не буду скрывать[40], что я сам «родом» из общины о.Георгия[41], и хотя потом со временем от Братства постепенно дистанцировался и на многое смотрю критически[42], но многое из той практики (это не только оглашения касается) мне хорошо известно, что называется, «изнутри». Так вот: я уже имел возможность ранее высказаться «о рифе, о который разбилась «система» о.Кочеткова«[43], теперь (в связи с вышесказанным) мне есть и еще что к этому добавить.

На мой взгляд, сама по себе система оглашения о. Георгия была хороша и к оглашению как таковому претензий может быть менее всего. И к описанному выше образцу «миссионерского богослужения» она дает наиболее близкое приближение, хотя имеется и важное различие: — огласительные занятия не строились как церковное богослужение, исключая в какой-то мере Литургию Оглашаемых и вечерни под воскресные дни[44]; но этому есть всем понятное объяснение — о.Георгий не мог позволить себе еще и проводить огласительные занятия в храме как богослужение по собственному чину: мало ли, что ли, было и без того нареканий, что ли?.

Единственная (но, увы, коренная) проблема — в том, что такие вещи, как возрождение оглашения, принципиально невозможно проводить как частную инициативу одного отдельно взятого священника[45] — слишком уж это влияет на сам строй церковной жизни.

Нет, разумеется, попытаться-то было можно — спору нет (что о.Георгий и сделал). Но каковы последствия этого? Прежде всего — все более и более нарастающий разрыв между общиной о.Георгия и основной частью Церкви, в т.ч. и теми, кого отнюдь не назовешь обскурантами и т.п. (вроде круга Свято-Тихоновского Университета). Волей-неволей  община становилась слишком уж непохожей на других. Следствием этого напряжения был все больший и больший перенос акцента на «общинную жизнь» — то, что можно было сделать «в частном порядке», не обращая внимание на окружающую церковную обстановку[46].

Я уже говорил о том, что настоящих «богослужений для оглашаемых» у о.Георгия не было (и объяснил, почему) — их место занимали огласительные встречи по домам. Если учесть еще и то, что под этой опорой на встречи по домам[47] был довольно двусмысленный «бэкграунд», о котором говорил диакон Андрей Платонов[48], то не удивительна эволюция общины ко все большей и большей замкнутости, распространение «алармистских» настроений, взгляда на «обычных» православных «сверху вниз» и тому подобного. Возможно, все это можно было бы со временем как-то исцелить при мудром отношении священноначалия[49], но увы: то ли, как многие[50] считают, было в свое время принято решение «выдавить Кочеткова из Церкви«, то ли еще что, но случилось то, что случилось: произошли известные «июньские события 1997 года», о.Георгий попал под запрет, община лишилась храма и вместе с ним — последних «тормозов», не дававший ей окончательно переродиться в, мягко говоря, «орден», по меткому замечанию публициста Ильи Переседова[51].

С годами начинаешь понимать мудрость слов о.Димитрия Смирнова, сказанных им о.Георгию, кажется, в кулуарах одной из «антикочетковских» конференций в ПСТБИ в начале 90-х: «отец Георгий, ну что же Вы все пытаетесь вылезти вперед на лихом коне?» (за точную передачу не поручусь, но общий смысл примерно такой). Когда-то я этим, разумеется, возмущался, а теперь мне ясно: в этом было не желание «обскурантов» погубить хорошее начинание или тем паче не желание «утопить конкурента», а трезвая оценка пределов возможностей того, что можно сделать в рамках инициативы одного прихода и одного священника.

Оглашение должно стать общецерковным делом и стержнем церковной жизни — тогда и только тогда все то, ценное, что было в опыте о.Георгия, сможет быть востребованное, а неверное или ошибочное — отброшено или скорректировано. Понятно, что нынешняя ситуация в Церкви такова, что не дает особых надежд думать, что это может стать возможным в обозримом будущем. Но как известно, невозможное человекам возможно Богу — будем на это уповать, а до времени будем стараться сделать все то, что в наших силах сделать на нашем месте в конкретной ситуации…