В Центре богословских исследований (Киев) обсудили вопрос о необходимости перевода богослужебных текстов на украинский язык

В воскресенье, 17 декабря, в Центре богословских студий при общине святой великомученицы Екатерины (на Куреневке) состоялся семинар из цикла “Украинская христианская культура” на тему “Становление украинской богословской терминологии”. Профессор Института украинского языка Наталия Туряева рассказала участникам семинара об истории перевода богослужебных текстов на славянские языки. Организатор семинара секретарь Всеукраинского православного педагогического общества протоиерей Богдан Огульчанский продемонстрировал особенности различных переводов Священного Писания на украинский язык на примере евангельской молитвы “Отче наш”.


Одним из гостей семинара стал профессор Института восточно-христианских наук в Оттаве священник Греко-Католической Церкви Петр Галадзе. “Мне позвонили друзья и сказали, что здесь будет семинар. Я очень рад, что приехал. Ведь это тема, которая волнует всех, кто интересуется литургической наукой, и мне она тоже очень близка”, – сказал гость.


По каждому вопросу в ходе семинара можно было услышать весьма разносторонние комментарии участников. Одни высказывались о необходимости полностью понимать все, что читается и поется за богослужением. Другие же отмечали, что главное – это чувствовать богослужение сердцем, и при этом не обязательно понимать все, а церковнославянский язык придает Божественной литургии большую сакральность.


Прозвучало мнение, что современные разговорные языки намного беднее, чем древние, и поэтому не могут передать весь смысл богослужебного текста. Но это, как считает большинство участников семинара, не есть преграда для перевода богослужения на украинский язык. Более того, когда будет переведено богослужение, на этом языке можно будет разрабатывать богословскую терминологию.  


Отец Богдан Огульчанский рассказал о работе по созданию словаря украинской богослужебной терминологии. К сожалению, все держится на частной инициативе, и поэтому работа продвигается медленнее, чем хотелось бы.


Священник из Канады высказал пожелание, чтобы разные Церкви сотрудничали друг с другом не только в социальной сфере, но и в работе над переводом богослужебных текстов.


Виталий Сидоркин


Днесь vs. сьогодні. Становлення української богословської термінології


“В головному – єдність, у спірному – свобода, у всьому ж – любов”. Ці безсмертні слова блаженного Августина ідеально описують світоглядну позицію для вирішення проблемних питань у мирі та злагоді. Керівними ж ці слова мають бути при вирішенні різноголось у церковному житті.


Цей погляд як ніколи доречний, коли розглядається така багатостраждальна проблема, як мовне питання у богослужінні. Саме з ним розбирався семінар “Становлення української богословської термінології”, що відбувся 17 грудня у рамках циклу “Українська християнська культура”, започаткованого секретарем Всеукраїнського православного педагогічного товариства протоієреєм Богданом Огульчанським. Семінари відбуваються принаймні раз на місяць у Центрі богословських студій при парафії святої великомучениці Катерини.


Статус цього заходу міжконфесійний та міжнародний. Окрім отця Богдана доповідали Наталія Туряєва, професор Інституту української мови (Київ) та о. Петро (Ґаладза), професор літургійних наук Інституту східно-християнських наук імені митрополита Андрія Шептицького у Оттаві (Канада), греко-католики за віросповіданням.


Тому, хто вважає мовне питання у богослужінні Православної Церкви неактуальним, раджу з’їздити на вихідні до села на власний вибір. Б’юсь об заклад, що ви зустрінете оригінальні інтерпретації перлин візантійської поезії.


Ще митрополит Мелетій Смотрицький, відомий полеміст проти унії XVII ст. (який, однак, згодом сам став уніатом), закликав до повторення подвигу Кирила і Мефодія – здійснення перекладу Святого Письма та богослужбових текстів на зрозумілу для населення мову. Солунські брати Кирило та Мефодій у ІХ ст. в умовах домінування грецької мови та латини у богослужінні винайшли письмову абетку для проповіді Євангелія слов’янським народам, які не мали власної писемності. На фонетичну основу глаголиці, розробленою Кирилом, лягла елінізованого вигляду кирилиця учнів Мефодія, яку використовують донині слов’янські народи – і до речі, не тільки слов’янські. Ця подія була знаковою – до того вважалося, що сакральними мовами є давньоєврейська, грецька та латина, якими був зроблений напис на табличці, прибитій до хреста Спасителя. До речі, у Католицькій Церкві вживання місцевих мов під час богослужіння було дозволене лише на Другому Ватиканському соборі у 1962 році, до того застосовувалась лише латина. Але з часом церковнослов’янська мова архаїзувалась і перестала бути повністю зрозумілою для слов’ян.


Пересопницьке Євангеліє, надруковане у XVI ст., стало одним із перших українських перекладів канонічного тексту Четвероєвангелія. Богослужбовий же текст не перекладався. Особливо цікавим є те, що в ті часи, як і зараз, існували дві основні тенденції у відношенні до мовного питання:


1. Фундаменталістська. Церковнослов’янську мову потрібно зберегти якнайбільш неушкодженою; якщо кортить дізнатись, що все-таки стоїть за сакральними словесними формулами, можна скористатись підручниками, довідниками і т.д. Прихильники цієї течії вказують на мелодійність звичної для слуху мови, усталені мелодійні обороти у богослужінні, на відсутність семантично тотожних слів у сучасній мові, у сакральності мови, яка була буцімто витворена спеціально для молитви.


2. Реформаторська. Богослужбова мова має не відставати від органічного розвитку розмовної мови, навіть якщо прийдеться втратити частину смислу. Основний аргумент прихильників цієї течії зазначений апостолом Павлом. “Бо коли я молюся незнайомою мовою, то хоч дух мій молиться, але мій розум залишається без плоду” (2 Кор 14:14). Окрім того, таким чином можна колосально збагатити звичайну розмовну мову.


Цікаво відмітити, що вимова церковнослов’янських текстів на території Росії у XVI столітті була українською. Ця особливість збережена і донині в російській церковнослов’янській вимові – м’яке гортанне “г”, протяжне “о” (Господь, а не Ґасподь). Одночасно із заборонами на українську мову в Російській імперії поширюється русифікація і церковнослов’янської вимови. Проте старообрядці законсервували українську вимову і використовують її і понині.


Після 1918 року постало питання про впровадження української мови у богослужіння, і з цих років починається робота по здійсненню перекладів Євангелія та богослужбових текстів на сучасну українську мову. На розгляд читача представляємо молитву Господню з трьох найпоширеніших перекладів:


Івана Хоменка (видавництва Василіан):


Отче наш, що єси на небі!
Нехай святиться Твоє ім’я.
Хай прийде Твоє царство,
нехай буде воля Твоя як на небі, так і на землі.
Хліб наш щоденний дай нам нині.
Прости нам довги наші,
як і ми прощаємо довжникам нашим.
Не введи нас у спокусу,
але визволь від злого.


Митрополита Івана Огієнка, найпоширеніший нині переклад:


Отче наш, що єси на небесах!
Нехай святиться ім’я Твоє;
нехай прийде Царство Твоє;
нехай буде воля Твоя і на землі, як на небі;
хліб наш насущний дай нам на цей день;
і прости нам провини наші,
як і ми прощаємо винуватцям нашим;
і не введи нас у спокусу,
але визволи від лукавого.
Бо Твоє є Царство і сила, і слава повік. Амінь.


Пилипа Морачевського, здійснений у ХІХ столітті і широковживаний у діаспорі сьогодні:


Отче наш, що єси на небесах!
Нехай святиться ім’я Твоє.
Нехай прийде Царство Твоє,
нехай буде воля Твоя як на небі, так і на землі.
Хліб наш насущний дай нам сьогодні.
І прости нам провини наші,
як і ми прощаємо винуватцям нашим.
І не введи нас у спокусу,
але визволи від лукавого,
бо Твоє є Царство і сила, і слава навіки. Амінь.


Нерідко від противників здійснення будь-якого перекладу на українську мову можна почути звинувачення в її семантичній бідності. У цьому питанні потрібно розуміти, звідки беруться витоки сучасної української літературної мови. Її основоположник І.Котляревський відобразив лише один із розмовних діалектів – полтавський. Органічний розвиток української мови був перерваний заборонами на її використання, і вона мало увібрала в себе церковнослов’янізмів. Зараз ми жаліємось на те, що неможливо українською мовою виразити філософські терміни, як-то “сутність”… Але ж наше богослов’я напряму залежить від слів, які ми маємо для того, щоб виразити божественні речі! Сьогодні є шанс заповнити пробіл, утворений штучним відривом нашої мови від її церковнослов’янського коріння. Думаю, це і буде потрібним фундаментом для гідного розвитку нашої незалежної країни. Адже спочатку все-ж-таки було слово…


Олександра Шандра


Джерело: Православіє в Україні

Докладніше про цикл семінарів “Українська християнська культура” можна дізнатись за адресою: http://ukr-cult-seminar.narod.ru.

Цей запис має 20 коментар(-ів)

  1. Саша (другой)

    завдяки російській вимові церковнослов"янської мови мені важко молитися своїми словами, бо весь мій "молитовний" словниковий запас складає црк.сл. мова (з рос. вимовою). Без пробоем можна виконати утренє та вечірнє правило та інші з молитвослова, а от протягом дня крім молитви Ісусової хочеться ще якось помолитись, а ви знаєте – чужою мовою (її ще й неможливо опанувати, можна лише завчити тексти молитов) якось зовсім не від душі виходить, це навіть напружує, дратує (ГРІХ!!!). Коротше, це для мене справжня проблема. Хотілося б знайти переклади молитвословів українською мовою, або хоча б довідатись, яка вимова була на Русі до заведення у нас російських правил вимови (київська традиція, якщо не помиляюсь)
    Зауважу, що російськомовним християнам молитися власною мовою набагато легше – дуже близькі сучасна російська та мова православних молитвословів (церковно-слов"янською її не назвеш – надто вже осучаснена і адаптована). А літургію вивчити можна, і знову ж таки – вимова однакова. Тому в них проблем не виникає і вони дивуються, що українці себе і їх запарили отою українізацією… 🙂

  2. Автор

    "Коли я молюся чужою мовою, то хоч дух мій молиться, та розуміння моє залишається без плоду. Що мені робити? -Стану молитись духом та молитимусь і розумінням".
    (Кор. 14:14-15).
    "А як молитесь, то не говоріть зайвого, як язичники, які думають, що будуть вислухані за свою багатослівність". (Мв. 6:7).
    "І парфяни, і мідяни, і еламіти, і мешканці Месопотамії, Кападокії, Понту, Фрігії, Памфілії, і египтяни і араби почули від апостолів кожен своєю мовою розмову про ведчність Богу." (Діяння 2:9-11).
    ЩО МОЖЕ БУТИ АВТОРИТЕТНІШИМ?!?!?!?

    Церква – не клуб любитиелей давніх священих мов. Церква – не зібрання інтелігенції, яка прагне читати Шекспіра та Іоанна Златоустого в оригіналі. Ценква – живе Тіло Христа, в яке входять люди, яким не п1д силу вивчати давні мови. Вони не мають достатньо часу, розумових сил, не мають підручника врешті-врешт для вивчення церковнослов"янської. Невже ми хочемо від цих людей тримати якісь таємниці нашого віровчення? Невже хтось гідний знати, у що ми віримо (а саме: той, хто вивчив ц-сл мову), а хось ні? Мені здається, що ТУТ лежить єресь, а не в конфесійній приналежності людей, які богослужіння ведуть українською.

    „Я крокодила пред Тобою”, „Всі отложим по печенію” (на тацю, яка обноситься церквою, кладеться печиво), „З вірою та правдою приступім” (всі в церкві роблять крок вперед). Ви зрозуміли змість давньовізантійської поезії? Відмінно, так дайте ж своїм братам і сестрам по вірі зробити те саме! (Це живі приклади із с. Піщане Черкаської обл.).

    Костянтину Анатоліївичу:
    То, що Церква в розколі, проблема не рзкольників. Це рана на боголюдському організмі Церкви, в який ми з Вами входимо. І якщо ця рана нам не болить, значить, щось із нами не так. Якщо в розкол іде одна людиа, це можна пояснити її небажанням щось зрозуміти. Якщо в розкол іде треть православних, то, мабуть, треба задуматись і нам над чимось. Наприклад: хто такі українці і що означає бути українцем.

  3. Олег

    Еще выдержки из той же статьи болгарского православного филолога. Интересно, он тоже "злой русский шовинист"?

    У церковнославянского языка глубокие корни в греческом богослужебном языке Восточной церкви, от которой наш народ принял св. Христову веру. «В Греческой Церкви, — пишет о. Валентин Асмус, — существовал богослужебный литературный язык. Это был язык всей византийской культуры. <…> В Византийской Империи давно уже существовала ситуация двуязычия. С одной стороны, был язык разговорный, народный, на котором могли говорить иногда даже образованные и знатные люди у себя дома, в быту. С другой стороны, существовал язык литературный, который сложился уже при Платоне и Александре Македонском. Это был язык не только всей светской литературы, это был язык и живого церковного слова, это был язык церковной проповеди. О богослужении и говорить нечего, богослужение существовало только в формах этого языка» (3).
    Созданная византийскими гимнографами богослужебная творческая традиция была перенесена без изменения в славянские народы святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием. Эта традиция и определяет границы современного литургического творчества, как у греков, так и у славяноязычных православных гимнографов: и в наши дни составляются новые службы на византийском греческом языке (являющимся богослужебным в Греческой православной церкви) и на церковнославянском. Перевод богослужебных книг на древнеболгарский язык — точное отображение оригиналов, даже если при этом необходимо было использование нехарактерных для славянской речи синтаксических оборотов и введение незнакомых, нововыкованных слов и выражений. На этой основе церковнославянская гимнография ввела свои самобытные и одновременно глубоко традиционные произведения — основе, которая не существует в новоболгарском языке именно из-за светскости образования и культуры у нас, связанных неразрывно с качеством нецерковности, и даже противоцерковности. Воцерковление легко понятного новоболгарского языка, если оно вообще возможно в условиях наблюдаемого сегодня всеобщего духовного падения, отразившегося и в разложении нашего языка, никак не может начинаться с перевода богослужебных книг на новый, разговорный язык. Для такого процесса, в современных условиях, нужно наличие активной и здоровой духовной церковно-культурной среды, в которой будет возможно создавать истинные православные духовные ценности. Чем слабее такая среда, тем труднее удерживает ценности, которые она призвана возвышать, тем труднее становится перевод этих ценностей на язык, в котором всё более и более агрессивно растлевают слова и смыслы современной нецерковной, сильно приниженной и очень часто враждебной Церкви культуры. Вот почему церковнославянский язык и остаётся одним из факторов сохранения церковности и православной духовности нашего народа, столь обнищавшего в отношении православности и церковности.
    Благодаря верности первообразу своему, церковнославянский язык имеет способность, которую, строго рассуждая, невозможно сохранить в эвентуальном переводе на аналитический язык*, каким является современный болгарский. А именно — полное единство средств выражения. Иными словами, определённому слову (или значению, если слово употребляется с разными значениями) в греческом оригинале всегда соответствует единственное слово в древнеболгарском (ныне, церковнославянском) языке. Таким образом, богослужебные тексты приобрели свой целостный облик, который ограничен по отношению к соответствующему развивающемуся разговорному или литературному языку. Но в этой ограниченности богослужебная поэзия защищена от душевности многоцветного светского литературного языка, который изобилует синонимами и пленительными выражениями, способными вызвать эстетическую усладу, присущую только автономному эстетизму, но не породить глубокие и чисто духовные чувства. В сравнении с таковым языком церковнославянский язык выглядит убогим, но ему присуща иная, трудно понятная и целомудренная красота.

  4. Константин Анатольевич

    Мировоззренческая девальвация киевлян объяснима. Сначала их атеизацией и украинизацией занимались большевики. Да-да: самая жестокая кампания украинизации проведена в 1920-е годы большевиками. Ими же поддержана раскольническая «Украинская автокефальная церковь», в 1920- е годы в Киеве был только один православный храм, все остальные большевики отдали автокефалистам и обновленцам.
    Новые "реформаторы" – это те же большевики. Но тех хоть можно было уважать за силу, за готовность жертвовать и собой, а этих за что? Недаром они радуются всем завоеваниям большевитской революции. Изгнанию Церкви из школы (они все против уроков Закона Божьего), светскому, а фактически безбожному характеру государства. Ничего не говорится прямо, но между строк скользит ненависть к священноначалию, к .
    Почитаешь многие статьи на этом сайте, и диву даешься.

  5. Константин Анатольевич

    Реформаторский зуд групки людей непонятен. Если действительно допустить создание отдельныхых приходов с укр языком, то этим же дело не закончится. Там будут кучковаться люди, для которых важнее всего не Бог, а украинизация всея Руси. Дурацкий идол национализма, в т. ч. и русского, не должен заслонять Христа. Зачем эта смута, если наши предки с самого Крещения Руси наслаждались прекрасным языком св равноапостольных его создателей? Неизбежны будут конфликты и столкновения.

  6. Игорь

    Игорь, Ваш комментарий удален. Надеюсь, Вы понимаете, почему.

  7. Кіномеханік

    Знаєте, Олег, уже хоча б наші ієрархи благословили на синодальний переклад Євангелія в піку Михайлу Петровичу, який "ничтоже сумняшеся" зробив переклад Святого Письма з церковно-слов’янської мови. Бо це вже просто сумно.

  8. Кіномеханік

    Даруйте, Олег, але Вас слухати дуже дивно.
    Почнемо з того, що Ви, як видно, не знаєте, хто такі єретики, якщо називаєте греко-католиків єретиками. А по-друге: давайте будемо чесними. За усі віки існування України, на 80% перекладами священних книг українською мовою займалися саме греко-католики. Для них це питання ніколи не було на периферії.
    А в нас якраз навпаки. В тім то й річ,
    що в УКРАЇНСЬКІЙ ПРАВОСЛАВНІЙ ЦЕРКВІ і досі не сподобилися розпочати бодай маленької роботи з перекладу Євангелія та богослужбових текстів
    сучасною українською літературною мовою.
    Кожна помісна (до речі) церква – Грузинська, Елладська, Болгарська, Румунська і т.д , як мінімум, має переклади РІДНОЮ мовою священних і богослужбових текстів. Це питання самовизначення, самоповаги, врешті-решт самоусвідомлення себе як нації. Я не говорю про те, щоб вести службу українською. Це, якраз питання далеко не однозначне. Але мати якісний сучасний переклад Святого Письма, творів Святих Отців, ба, навіть таких книг, як "Требник", вкрай потрібен. Інакше ризикуємо впасти у фарисейство і тикати пальцем у грішних митарів: "Дякую, Господи, що я не такий як цей "ліберал-православний", бо молюся по-правильному!"

  9. Олег

    Достаточно посмотреть, кто все эти реформы продвигает.
    Одним из гостей семинара стал профессор Института восточно-христианских наук в Оттаве священник Греко-Католической Церкви Петр Галадзе. "Мне позвонили друзья и сказали, что здесь будет семинар. Я очень рад, что приехал.
    Священник из Канады высказал пожелание, чтобы разные Церкви сотрудничали друг с другом не только в социальной сфере, но и в работе над переводом богослужебных текстов.
    Переводить священные тексты на бытовой язык будут нам помогать еретики. А ведь такой перевод требует отнюдь не только филологических познаний. Хотя удивляться нечему: либерало-православным намного ближе либерало-униаты (настоящих униатов там уже нет, есть лишь исповедующие неолиберализм в первую очередь, и свою ересь – во вторую).

  10. Дмитро

    "Більшість нормальних церковних людей насправді виступає і проти російської мови в богослужінні."
    але не проти поступової русифікації церковнослов"янської. Якби свв. Кирило і Мефодій почули сучасні богослужіння, вони б дуже здивувались.

    Ви наводите думку арх. Рафаїла (Кареліна). Вона достатньо переконливо звучить, хоч в ній більше поезії, ніж логіки. Але ж православне богослов"я арх. Рафаїлом не закінчується, більш того, я не впевнений, що його можна назвати богословом. Він, швидше, публіцист. Є й інші думки богословів, як і Св. Отців (Феофан Затворник, зокрема, наполягав на необхідності перекладу). А це слова Антонія (Блума), митрополита Сурозького:

    "Но, кроме этого основного кризиса, есть кризис, относящийся к форме богослужения. В богослужении есть два аспекта. С одной стороны, богослужение должно быть выражением веры, любви, надежды, живого отношения между Богом и человеком. С другой стороны, богослужение должно быть больше человека и больше самой общины: богослужение должно открыть целый мир не только понятий, но и опыта, который нам дает Сам Бог. Так вот, кризис охватывает обе эти стороны богослужения.

    Прежде всего, те богослужебные формы, которые у нас есть, были созданы в древности и в последующие века. Они выражали с большой яркостью религиозный опыт и религиозные переживания тех людей, которые их создавали. Но прошли столетия. Не только сознание, но и мироощущение людей глубоко изменилось. И теперь очень многие чувствуют, что они не могут влить вино новое в мехи ветхие, что они не способны больше выражать себя до конца, полностью, со всей значительностью в тех формах, которые когда-то в совершенстве выражали их предков.

    Здесь играет большую роль, во-первых, язык. Язык, на котором написаны, составлены молитвы и богослужебные чины, – это язык той эпохи, в которую они создавались. У нас это язык славянский, у греков – это уже недопонимаемый византийский язык. Поэтому очень многие трудности встречаются на пути того, кто хочет до конца пережить молитвенные слова, молитвенные образы, выражения. Существует очень много слов, которые потеряли свое значение; они уже не значат того, что значили в то время, когда эти молитвы были составлены. И поэтому очень часто молящийся не может пережить то, что перед ним лежит, потому что он не понимает, о чем идет речь. Если бы это были слова просто непонятные, он мог бы навести справку, узнать, что они значат. Когда же это слова, которые сохранились в русском, например, языке, но изменили свой смысл иногда почти до неузнаваемости, тогда человек не ставит себе вопроса, – и это еще хуже, так как он не понимает настоящего смысла молитвенных слов, молитвенных выражений и придает им иногда совершенно изуродованный смысл.

    Но язык – это не только слова, это тоже образы, картины, переживания, которые связаны со словами и которые в одну эпоху могут быть очень живыми, а в другую эпоху почти что вымереть. Есть слова, которые принадлежат определенному времени, но потом тускнеют и вымирают; есть слова, которые рождаются и делаются крылатыми словами одного только поколения, и потом уходят в забытье. Это проблема очень острая и очень важная, потому что слова-то люди часто и понимают, но то, что они значат, то переживание, которое вложено было в них изначально написавшими эти слова, ускользает от людей, и молитвенные чины тускнеют. Влить в них новую жизнь можно: личной молитвой, созерцательным, молчаливым углублением в себя – мимо слов, но не благодаря тем словам, которые потеряли свой смысл.

    В этом отношении для нас, для Русской Церкви употребление славянского языка является проблемой, – и не только за границей, но и в России. И странным кажется нам, живущим за границей, что на все языки мира можно переводить наши богослужебные чины, нашу дивную литургию, вечерню, утреню, часы, пасхальные и великопостные службы – кроме как на родной русский язык. " (О богослужении и стиле христианской жизни).

    А ось думка Георгія (Ходра), митрополита Гір Ліванських:

    "Учить Евангелию – значит переводить его на современый язык данной страны и определенного общества на всех уровнях культуры. Надо достичь такого высокого мастерства, чтобы передавать Евангелие, не предавая его, чтобы приближать истину, открывшуюся в иудейско-эллинском контексте, к людям, чьи умы чужды этой культуре и для которых литургический символизм и менталитет Отцов – нечто вроде шифра… Эти усилия – не удел одних только богословов, ибо миссия должна осуществлятся на всех уровнях, и способы передачи послания изменяются при переходе с одной умственной и обшественной ступени на другую" ("Призыв Духа", ст. 50-51).

    *

    Вважаю, що переклади на українську життєво необхідні.

  11. Олег

    ПРИВОЖУ ВЫДЕРЖКИ ИЗ СТАТЬИ БОЛГАРСКОГО ПРАВОСЛАВНОГО ФИЛОЛОГА

    ЯЗЫК СВЯЩЕННЫЙ ПРАДЕДОВ МОИХ
    ________________________________________
    Каковы особенности церковнославянского языка, делающие его существенным и нужным в православном богослужении сегодня? На первом месте мы поставим «церковность» — качество, значительно отличающее его от любого другого употребляемого в современности языка. Каждый болгарин знает, что святые братья Кирилл и Мефодий не только создали славянскую письменность, но с переводом Св. Писания и православных богослужебных книг на староболгарский язык положили начало литературной культуры всех славян. Духовной основой их деятельности было желание просветить Христовой верой не ведающих истинного Бога славян, погибающих во мраке язычества, и приобщить к Церкви их многочисленные племена. Рождение народа нашего от воды и Духа было рождением и нашей православной культуры, которая изначально была погружена в церковность и богоустремленность. Поэтому литературный древнеболгарский язык появился именно как церковный. Цель его создания — церковная. Хотя он и изваянный из камня живой славяноболгарской речи, но никогда не был идентичным разговорному языку и не спускался на уровень повседневного, бытового общения. «Письменность Кирилла и Мефодия — не механическая фиксация живой речи, <…> а созданный <…> литературный язык (выдел. П.Т.), специально предназначенный для переводов греческой церковной книжности. Грамматика и лексика церковнославянского в ряде моментов отражают строй греческого языка, поэтому вряд ли можно говорить о том, что в X веке славянское богослужение было более понятным, чем сейчас» (2). Во многих отношениях наши предки, которым нужно было полностью изменить своё мировоззрение, сталкивались с гораздо большими трудностями в принятии нового письменного языка, особенно в связи с тем, что в старые и «пропитанные» языческим смыслом слова уже вкладывалось новое, христианское значение.
    Церковнославянская письменность и язык насыщены православным духом, они являются одной из тайн православной славянской культуры и церковности.
    Проблема «понятности богослужения» — на уровне языка — имеет много общего с другими проблемами современной культуры, о которых не лишним будет упомянуть в желании рассеять заблуждение, что если что-либо в данном (историческом) языке труднодоступно на первый взгляд, то оно — устаревшее и должно быть подменено новым и более доступным). В своем неустанном движении от «ветхого» к «новому» человечество никогда не проявляло безоглядной торопливости в отношении к плодам цивилизации. Напротив, оно ставило культурные ценности выше материальных, при этом его отношение к классическим произведениям и авторам всегда было определенно почтительным, а иногда даже благоговейным, и им осуждалась всякая попытка заменить или фальсифицировать оригинальные произведения человеческого творчества. И в наши дни в Англии драматические произведения В. Шекспира переиздаются и ставятся на сцене на оригинальном языке автора; язык этот трудно понять даже образованному англичанину, но никто (насколько нам известно) не дерзнул «перевести» творения Шекспира на гораздо более бедный и мелкий современный английский язык. На основании чего тогда должно устранить от богослужения родной нам по происхождению церковнославянский язык?

    Что в таком случае делает церковнославянский язык трудно доступным современному человеку? Во-первых, наше отношение к Церкви и ее традиции. Во вторых, наше отношение к данному языку, наша мотивация изучать данный язык.
    Думать о церковнославянском языке как о языке, подверженном общим законам исторического развития, по нашему убеждению — глубоко ошибочно. Повторим же: церковнославянский язык не является каким-либо «мертвым» языком. Он употреблялся преимущественно Церковью и единственно для богослужения и молитвы. Это сохранило его от «тления смыслов» (7), которое стало всеобщим пороком современных языков. Сам подход к этому единственному в своем роде языку как к историческому, недействительному, архаичному и «мертвому», только потому, что он вышел из общенародного употребления (да и это не совсем верно), — не только ошибочный, но и несерьёзный. Церковнославянский язык непригоден не современному человеку вообще, а только нецерковному или полуцерковному верующему интеллигенту, для которого Предание Церкви — дело личной интерпретации или предпочтения. Такой человек использует свои языковые способности вне Церкви с великим усердием, например, чтобы прочитать в оригинале произведения, скажем, Мильтона, Шекспира, Вордсворта, или для престижной работы. Но он не занялся бы изучением гораздо более доступного славянскому уму церковнославянского языка — так как на нем не написаны поэмы или драмы, а только лишь богослужебные гимны, да и то непрерывно повторяющимся, скучным языком. Недостаток церковно мыслящей интеллигенции в исторической Болгарии за последние два века, как и перерыв в исторической традиции церковно-богослужебной культуры с последним её представителем в лице Тырновской литературной школы ХІV столетия, и ряд других причин привели наш народ к незнанию и пренебрежению церковнославянским языком, присутствие которого, например, в русской классической литературе несравненно более осязаемо. Заложенная на таких шатких основах, «выгребающая из пепла руин своей давно ушедшей, великолепной предшественницы жалкие останки», болгарская культура не могла не удалиться от своих церковных корней. В этом, по нашему мнению, основная трудность для некоторых клириков-модернистов и верующих приобрести адекватное отношение к одному из верховных достижений этой культуры — литературному древнеболгарскому языку. Его в раннем средневековье восприняла Россия, благоукрасила и вновь возвратила нам, в одеяниях церковнославянской грамматики, в прекрасных церковно-богослужебных книгах, которые никогда в Болгарии не были полностью напечатаны, но которые всё-таки послужили сохранению самосознания православных болгар в течение веков.
    В деславизации современного болгарского языка нам видится еще одно из трагических последствий удаления болгарской интеллигенции от Православной Церкви. Мы убеждены, что в основу народного возрождения сегодня, если мы ещё способны к такому, надо заложить именно то, что нам сродни не только по наследию, но и по духу — церковность, в совокупности с подобающим почтением к старославянской болгарской культуре и благолепному, молитвенно освящённому церковнославянскому языку.

  12. Кіномеханік

    Для Вячеслава Валентинова:

    "Ни в чем цивилизация не выражается так, как в языке. Если язык несовершенен, то несовершенна и сама цивилизация"
    Марио Пей

    Тож, не іронізуйте, будь ласка, над "фундаментом". Це, насправді і є фундамент розвитку. Якщо в країні – десятки мов, а ще більше суржиків і мови так званого "старшого брата", який насправді "молодший", то про який розвиток може йти мова?

    Але не можу не погодитися і з моїм добрим
    давнім супротивником Олегом :-)) Точніше, не з ним, а з архімандритом Рафаїлом, цитату якого наводить Олег.
    Древня мова має фантастичну дію на внутрішній логос, древня мова справді багатша від сучасної, там дуже часто мають значення навіть не тільки слова, але й ЛІТЕРИ. КОЖНА ЛІТЕРА У ДРЕВНІЙ МОВІ МАЄ ЗНАЧЕННЯ. От лишень ми це знання втратили. так що питання неймовірно складне.

    А от самому Олегу скажу:
    Друже, тобі не набридло одними і тими ж словами у всіх дискусіях гонити "націоналістів". І ще – скільки можна поділяти всіх на "нормальних і ненормальних".
    Згадай, брате, що говорив Христос: "хто скаже на брата свого "рака" (що значить "дурень", "ненормальний"), підпадає геїнні огненній".

  13. Марися

    Дякую авторам за прекрасні статті. Справді, дуже важливо на данний час щоб саме церковна громада поставила це питання, а головне – зрушила справу з мертвої точки.

  14. Олег

    Саші.
    Українські націоналісти завжди думають, що їм протистоять люди з також плоскою ідеологією, тільки з протилежних знаком. Більшість нормальних церковних людей насправді виступає і проти російської мови в богослужінні.
    Навожу уривки з статті архімандрита Рафаїла "Кареліна
    О МИСТИЧЕКОЙ КРАСОТЕ ЦЕРКОВНОГО ЯЗЫКА:
    Древний язык ближе к внутреннему логосу – языку духа, языку религиозной интуиции и молитвенных созерцаний. Это язык не рассудка, а сердца, язык глубоких гностических проникновений, язык напряженной духовной энергии и особой динамики. Древние языки вызывают в человеческой душе нечто вроде припоминаний о потерянной человеком способности внутренних непосредственных передач своих мыслей, восприятия другой души и озарений от Бога.
    Есть сокровенный, внутренний язык, который глубже внешнего языка, нуждающегося в форме слова. Профористические (внешние) языки все больше отдаляются от своего центра – духовного логоса, все больше дифференцируются и материализируются. Новые языки обращены преимущественно к рассудку человека – аналитической способности его разума, низшей по сравнению с духовной интуицией. Они способны также выразить эмоциональные и страстные состояния человека; но для той области духа, которая проявляет себя в молитвенном порыве, новые языки оказываются вялыми, бессильными, как мышцы дряхлого старика.
    Сторонники языковой реформы богослужения утверждают, что на новом, современном языке литургия будет более понятной. Но литургия, сама по себе, тайна. Она не может стать понятной на вербально – семантическом уровне, иначе можно было бы понять и усвоить литургику с книгой в руках за письменным столом.
    Литургия – это не повествование, которое может быть подробно разъяснено, ни загадка, которую можно разгадать, ни задачу, которую надо разрешить. Богослужение – это включенность человека в духовную реалию, а средством для этого является воздействие на душу человека всего духовного поля Церкви: храмовой архитектуры и убранства, иконописи и богослужебных напевов, а самое главное – сила молитв священнослужителей и народа, находящихся в Церкви. Про святого Иоанна Кронштадтского рассказывали, что когда он совершал литургию, или молча молился на проскомидии, люди чувствовали явно, почти физически, силу его молитв и благодатную помощь.
    Древней язык ближе к внутреннему логосу, поэтому он имеет большее воздействие на человеческое сердце. Странное явление: иногда фраза на славянском языке, минуя аналитический рассудок человека, струей горячего света озаряет, как будто открывает его сердце, и оно трепещет так, как душа странника, который после дальнего пути увидел огни отеческого дома. Здесь происходит то, что мы можем не вполне точно назвать – припоминанием. Человек вспоминает о потерянном рае и о том языке, которому повиновались все живые существа, как царю земли, на котором он беседовал с ангелами.
    Здесь мистика и обаяние языка: древний священный язык трогает человеческое сердце, заставляет звучать сокровенные струны души. Модернисты не знают и не чувствуют этого; они хотят древний язык заменить новыми языками для того, чтобы была понятнее семантика слова, которая не делает понятнее тайну богослужения. Кроме того, в богослужении существует язык обрядов и ритуалов, не менее важный, чем словесный язык. Этот символический язык еще менее понятен, но он служит средством включенности человека в живую реалию происходящих событий.
    Если мы хотим сделать богослужение доступным для нашего плоского рассудка, то должны сделать понятными церковные обряды: заменить их словесной интерпретацией или перевести их на язык театральной пантомимы, то есть, превратить обряд из многогранного священного символа, в мимический жест. Что же останется тогда от литургии – назидательное представление? Когда мы говорим, что литургия это выражение земной жизни Христа Спасителя, то мы вовсе не имеем в виду, что литургия – инсценировка Евангелия; литургия – это возможность для человека посредством священных символов самому стать участником библейских событий, внутренне воспринять Голгофскую Жертву, как
    Жертву, совершенную лично для него, а Воскресение Христа – как воскресение своей души.
    Мы сказали, что древний язык это напоминание сердцу человека о его древнем отечестве – потерянном рае. Современный язык – это язык школы и университета, язык улицы и рынка, фабрики и вокзала. Он не помогает человеку вырваться из плена обыденных повседневных дел, забот и интересов. Напротив, священный язык как бы свидетельствует, что в храме мы общаемся с другим миром, с другой, необычной для нас реалией. Hе только между содержанием речи и чувством, но также самой формой языка и чувством существуют ассоциативные связи. Вообще форма не может быть совершенно абстрагирована от содержания. Новый язык, хотим мы этого дли нет, будет нести в сeбe новое содержание, новую информацию, новый эмоциональный подтекст, выявить и определить которые невозможно нашему логизирующему рассудку.
    Проповедь в храме произносится на современном языке. Но молитву нельзя смешать с проповедью или богословием. Проповедь рассказывает о духовном мире, а молитва включает нас в этот мир; богословие указывает путь, а молитва ведет по этому пути.
    Мы говорим о красоте древних языков. Что мы подразумеваем под этим? Мы думаем, что это некое тайное созвучие ритмов сердца с ритмами древнего языка и эта гармония воспринимается нами как особая красота языка. Прочитаем вслух внимательно псалмы на новом и древнем языках, какую разницу увидим мы в своем внутреннем состоянии? Новый язык подобен воде, которая может утолить жажду, но оставит душу холодной, а древний язык – вино, которое веселит и радует сердце человека.

    © Архимандрит Рафаил (Карелин)

  15. Аля

    Гм… да, видно, що ця країна – наша, а не
    Ваша, пан Валентинов. Бажаю Вам знайти країну, яку б могли називати своєю.

    Для питань квантової фізики були інтродуковані різні терміни, буквально скальковані з інших мов. Як, власне, і для більшості інших наук в українському середовищі. Можливо за відмазку ви, пан Вадим, прийняли пропозицію збагачувати українську мову церковнослов’янізмами?

  16. Sasha

    Zrozumilo,shcho treba perekladaty!Abo molytys movoju Isusa…Bo rosijskomovnyh druziv dratuje sama dumka pro ukrajinsku movu(a ne "malorossijskij dialekt"),koly my u sebe vdoma govorymo svojeju movoju,to ce nacionalizm…A kolodu v svojemu oci zavzdy bulo vazko pomityty.

  17. Дмитрий

    "Не плакать, не смеятся, а понимать".
    Собственно говоря, позиция автора
    самая правильная, из всех возможных.
    Фундаментализм всякого рода как в одну
    так и в другую сторону всегда грозит вылится
    какой то гадостью. Главное, и это было
    понятно на семинаре, нет реальных
    препятствий для переводов с церковнославянского.
    Ни "каноничных", ни богословских. Есть
    определенные филологические проблемы,
    но это именно проблемы, а не препятствия.
    Отговорок в статье я не нашел, так же как
    и каких то "фундаментов". Хорошая, спокойная и
    правильная статья.

  18. Вадим

    Да уж, такой бедный современный язык, как мы еще с вами умудряемся на нем общаться :-)) Выходит наши предки узьяснялись друг с другом значительно глубже и красочнее нас. Только не пойму что делать с тсячами томов литературы, и как я смог обьясняться с профессурой и студентами о вопросах квантовой физики? 🙂
    А на самом деле- очень жаль, т.к. прозвучали стандартные заготовленные отговорки. Говорят, что "сытый голодного не понимает". Но возникает вопрос, господа, а вы на самом деле сыты или ето иллюзия?

  19. Вячеслав Валентинов

    Думаю, не самый надёжный выбираете, товарищи, "фундамент для гідного розвитку вашої незалежної країни".

  20. Вячеслав Валентинов

    Не знаю уж, смеяться тут или плакать…

Залишити відповідь до Дмитрий Скасувати відповідь