Блог

В печати (электронная версия газеты “Православная Таврия”, газета “Кифа” N5 (43) 2006 г.) появились сообщения о том, что в кафедральном соборе г. Херсона архиепископ служит литургию с чтением молитв анафоры вслух по-русски. Насколько известно, это первый случай в русской церкви. Как вы оцениваете этот факт?

Владимир Ковальджи: Безусловно, положительно.

Впрочем, мне нечего добавить к тому, что уже сказал в недавнем интервью вам по этому поводу сам владыка Ионафан (Елецких), – это реальная потребность церковного народа, навстречу которой он и идет.

Как вы относитесь к практике “миссионерских литургий”, которые практикуются сейчас в нескольких епархиях РПЦ, когда в миссионерских целях допускается служение с открытыми царскими вратами, Писание может читаться по-русски лицом к народу, допускаются русские переводы молитвословий?

Владимир Ковальджи: Столь же несомненно положительно. Более того, первая часть Литургии (“Литургия оглашенных”) просто по определению всегда является “миссионерской”! Т.е., отчасти “миссионерским” должно быть любое богослужение (за вычетом участия “верных” в таинствах), а не только какие-то “специальные”.

Знакомы ли вы с переводами владыки Иоанафана, с какими-либо другими переводами? Какого вы о них мнения?

Владимир Ковальджи: Конечно, знаком. Недавно опубликованные архиеп. Ионафаном сразу три полных варианта перевода Великого канона – это, по-моему, лучшее, что есть в этой области (я имею в виду прежде всего первые два варианта – “славянизированный” и “русифицированный”; третий, “ритмизированный”, мне кажется неорганичным для нашей церковной традиции, как и известный опыт митр. Сергия (Страгородского), составившего “эксаметрический” канон Боголюбской иконе).

Если говорить о каноне св. Андрея Критского, то переводы и переложения, с которыми мне до сих пор приходилось знакомиться, были совершенно неудовлетворительны. Например, переложение Якова Кротова совершенно бессистемно (многие неудобопонятные славянизмы почему-то оставляются, а вполне ясные конструкции, напротив, переводятся и т.п.). В сети можно найти и сравнительно адекватные переложения (Анны Виноградовой, например), но читать их в богослужебной манере весьма затруднительно. Поэтому я недавно сделал свою редакцию Великого канона для чтения вслух (переводом ее назвать нельзя, потому что я не владею языком оригинала и пользовался только славяно-русскими текстами, а многие строчки просто брал из перевода Виноградовой и других). Конечно, моя работа тоже очень несовершенна (и совсем не “научна”), а лишь немного добавила в плане “чтецкой органики”.

Теперь же имеется очевидным образом наилучший на сегодня вариант (даже два) владыки Ионафана, первый из которых (“славянизированный”) совершенно спокойно (и, скажем так, практически “безопасно”…) вписывается в контекст прочих традиционных богослужебных церковно-славянских текстов, повышая, однако, во много раз “коэффициент понятности”. Это очень важно – ведь надо учитывать и реальную ситуацию (как среди значительной части церковного народа и духовенства, так и со стороны высшей церковной администрации).

Но и труд архиеп. Ионафана, несомненно, требует еще серьезной и тщательной “шлифовки”. Дело даже не в отдельных улучшениях, исправлениях неудачных мест и проч., а в отсутствии пока что стройной и четкой концепции, позволяющей начаться процессу глобального перевода богослужебных текстов. Великий канон – он великий, конечно; но это же капля в море по сравнению с длинной полкой толстенных томов Минеи, Октоиха, Триодей… Для всего этого гигантского корпуса текстов нужен не один талантливый переводчик, а четкие принципы, правила и образцы, по которым будет вестись работа многими. А таким “образцом” данные переводы еще не являются, это еще “поиск”. Между двумя вариантами можно успешно сделать, например, и некий промежуточный. И не один…

В связи с этим – какова должна быть, на ваш взгляд, концептуальная основа перевода (что должно быть сохранено, что выделяется как главное и т. д.)?

Владимир Ковальджи: Вопрос о концептуальной основе всесторонне обсуждался еще сто лет назад в процессе предсоборных дискуссий (в наше время все тогдашние доводы и позиции только повторяются). Очень хороший и лаконичный обзор вопроса дал Андрей Десницкий (статью можно прочитать по адресу http://localhost/kiev-orthodox.org/site/worship/1120/ ). Мое мнение неизбежно будет очередным повтором. Да мне и сформулировать его очень нелегко, потому что сам я уже много лет постоянно и тесно общаюсь с церковными текстами, но надо уметь адекватно понимать потребности самого широкого круга верующих, а не клиросных “спецов”. На это нужна немалая пастырская мудрость. Поэтому не буду высказываться о том, везде ли нужно сохранять звательный падеж и о прочих моментах возможной концептуальной основы перевода, а скажу лишь, что она – эта ясная основа – остро необходима.

Добавлю только, что, естественно, надо понимать (и сохранять) принципиальное различие (как оно и есть в греческих источниках) между языком и “штилем” Евангелия и песнопений. Впрочем, это достаточно очевидно (хотя в церковно-славянском изводе этой разницы почти не чувствуется на слух).

Какая форма обсуждения вариантов перевода богослужебных текстов, по вашему мнению, является наиболее адекватной?

Владимир Ковальджи: В широком смысле – уже никакая. Концепция должна не обсуждаться в сотый раз, а иметься в наличии. Идеальной и устраивающей абсолютно всех она не может быть в принципе! Поэтому она просто должна быть.

Это дело священноначалия. Все мыслимые варианты и доводы давным-давно известны. Разнообразные наработки имеются. Сама по себе проблема созрела и перезрела тоже давным-давно. Дальше дело уже не за “церковной общественностью” (которая сейчас чрезвычайно разделена по разным признакам, и поэтому дискуссии могут идти бесконечно и по замкнутому кругу), а за волевыми решениями сверху. Авторитетные иерархи (тот же архиеп. Ионафан) и ученые, которым можно поручить выработку общих принципов “церковно-русского” языка, есть. Вот они, в очень узком кругу и по конкретному поручению свыше, могут достаточно быстро и эффективно оформить необходимые правила и образцы, после чего под их общим наблюдением начинается конкретная работа. Только такую схему я считаю адекватной и ведущей к какому-то реальному практическому результату.

Правда, нынешняя позиция церковных верхов – не делать ничего – это тоже в некотором роде волевое решение. Возможно (не берусь судить), что и не самое худшее. В конце концов, “по исходе из Египта” прошло не сорок лет, а только пятнадцать…

Вопросы задавали Вероника Волкова  и Илья Пральников / СФИ

Владимир Ковальджи – церковный регент и композитор, отв. секретарь радиостанции “Христианский церковно-общественный канал”.

Материал опубликован в газете “Кифа” N 7 (45) за 2006 г.