Данное письмо опубликовано в качестве приложения к книге Энцо Бьянки, игумена монастыря Бозе, о молитвенном чтении Священного Писания. Об авторе письма брат Энцо сообщает следующее: Гвиго II — один из первых картезианцев, тех безвестных, суровых монахов, которые жили в тени и молчании, погруженные в медитацию о «последней истине». Сведения о его жизни крайне скудны — несомненно, по причинам, обусловившим сдержанность источников; среди этих причин — стремление молчать о самих себе, свойственное духовному складу картезианцев. Мы знаем о нем только то, что в 1173 г. он уже занимал важную должность, а в том же или в следующем году был избран девятым настоятелем монастыря Гранд Шартрез. Позднее он сложил с себя эту обязанность и умер в 1183 г. От него остались несколько «Медитиаций» в форме молитвенного чтения, «Комментарий на Песнь Богородицы» и «Лестница монахов», сочинение, посвященное его другу Гервасию, с которым Гвиго одно время жил в тесной дружбе, а затем они по необходимости расстались. Недавно эти сочинения были переведены на итальянский язык под редакцией Е. Арборио Мелла и изданы в одном томе: Guigo II Certosino. Tornero al mio cuore. Bose, 1987, откуда и взят (благодаря любезности издательства Qiqajon) итальянский текст «Лестницы».
1. Обращение и приветствие
Брат Гвиго возлюбленному брату своему Гервасию: Радуйся о Господе.
Мы в долгу любви перед тобой, брат, ибо ты первым полюбил меня; и мы обязаны тебе отвечать, ибо своим посланием ты первым из всех побудил меня писать. Итак, я возымел намерение сообщить тебе кое-какие пришедшие мне на ум мысли о духовном труде монахов. Это то, что ты лучше знаешь по опыту, чем я мог узнать из умозрительных занятий: суди же и поправляй эти мои рассуждения. По справедливости предлагаю я тебе первинки моих трудов, так что ты сможешь сорвать первые плоды того юного саженца, каким я являюсь: ты вырвал меня, совершив похвальную кражу, из фараонова рабства и из занятий в одиночку разными утонченными размышлениями, дабы поместить меня в строй тех, кто идет на битву, мудро привив к благородной оливе ветку, искусно срезанную с дикой маслины.
2. Четыре ступени духовной лестницы
Однажды, занимаясь ручной работой, я стал размышлять о духовных трудах человека. И тогда моему внутреннему взору внезапно явились четыре духовные ступени: они суть чтение, медитация, молитва и созерцание. Это лестница, с помощью которой монахи поднимаются с земли на небо. Лестница эта, хотя и с малым числом ступеней, но высоты неизмеримой, несказанной. Нижний ее край упирается в землю, вершина же осязает тайны неба. Что до ступеней, то как различны они между собой названием и порядком, так отличаются друг от друга и последовательностью и важностью; и тому, кто пожелает внимательно исследовать их свойства и способ действия, и влияние каждой из них на нас, и разницу между ними, и правила подчинения, — тому все покажется кратким и легким, каких бы трудов и прилежания ни потребовало от него такое занятие: столь велики его полезность и сладость. Итак, чтение есть тщательное исследование Писания, совершаемое усердием духа. Медитация есть работа души, стремящейся извлекать на свет самую потаенную истину водительством собственного разума. Молитва есть любовное усилие сердца в Боге, с целью изгнать из себя зло и следовать добру. Созерцание подобно вознесению над самой собою подвешенной к Богу души, которая вкушает радости вечного блаженства.
Таким образом четыре ступени описаны; остается рассмотреть их воздействие на нас.
3. Назначение вышесказанных ступеней
Чтение ищет сладость блаженной жизни, медитация ее находит, молитва ее красит, созерцание ею наслаждается. Можно сказать, что чтение подносит ко рту твердую пищу, медитация ее жует и перемалывает, молитва ощущает ее вкус, созерцание — это сама сладость, которая дарит радость и восстанавливает силы. Чтение остается на поверхности, медитация проникает в сердцевину, молитва стремится к просьбе, порожденной желанием, созерцание покоится в наслаждении обретенной сладостью. Чтобы это можно было понять яснее, возьмем один пример из множества.
4. Назначение чтения
Я слышу при чтении такие слова: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Это речение краткое, но исполненное различных сладчайших смыслов, питающих душу. Оно предложено нам, как виноградная гроздь; душа внимательно разглядывает ее, а потом говорит про себя: «Здесь может быть нечто доброе; обращусь в сердце свое и посмотрю, в состоянии ли я понять эту чистоту и найти ее для себя: это вещь драгоценная и желанная, коль скоро владевшие ею зовутся блаженными, коль скоро им обещано, что они узрят Бога, Который есть жизнь вечная, коль скоро она восхваляется многими свидетельствами Священного Писания». И так, желая объяснить себе все до конца, душа начинает жевать и перемалывать эту гроздь, кладет ее в давильню, одним словом, побуждает разум допытываться, что это такое и как можно стяжать эту столь драгоценную чистоту.
5. Назначение медитации
Так начинается прилежная медитация, которая не останавливается на внешнем, не задерживается на поверхности, но стремит свой путь к вышине, проникает вглубь, исследует всякую мелкую подробность. Тщательно поразмысли о том, что не сказано: «Блаженны чистые телом», но «чистые сердцем». И вправду, недостаточно иметь руки, неповинные в злодействе, если душа не очищена от дурных помыслов; это подтверждается и авторитетом пророка, сказавшего: «Кто взойдет на гору Господню, или кто станет на святом месте Его? Тот, у которого руки неповинны и сердце чисто». Затем подумай немного о том, как тот же самый пророк желает этой чистоты сердца, когда молится так: «Сотвори мне, Боже, сердце чистое», и еще: «Если бы я видел беззаконие в сердце своем, то не услышал бы меня Господь». Подумай о том, как заботился праведный Иов сберечь сердце свое, если он мог сказать: «Завет положил я с глазами моими, чтобы не помышлять мне о девице». Как властвовал над собою этот святой человек, если он закрывал глаза, дабы не замечать недолжным образом того, что впоследствии могло бы стать невольным желанием?
После остановки на подобных вещах и других того же рода, касающихся чистоты сердца, медитация начинает размышлять о награде, о том, какая это должна быть слава и радость — узреть желанный лик Божий, Лик более прекрасный, чем когда Он был среди сынов человеческих, более не презираемый и не отвергаемый, не в том облике, какой Он получил от Матери Своей, но облаченный в ризы бессмертия, в венце, который возложил на Него Отец в день воскресения и славы, в день, сотворенный Господом. Подумай, что в сем лицезрении заключена та полнота удовлетворения, о коей говорит пророк, что душа его насытится, когда Он явится в славе Своей. Видишь, сколько молодого вина натекает из крошечной грозди, какой огонь разгорается из одной искорки? Такой малый брусок, «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», расплющился на наковальне медитации и стал столь обширен!
А сколь могли бы мы еще распространиться вширь, если бы послушали того, кто имеет опыт в этом? Ибо чувствую, что колодезь глубок и что я, неопытный новичок, едва сумел зачерпнуть несколько капель. Душа, зажженная этими лучами, побуждаемая этими желаниями, отныне, распечатав алебастровый сосуд, начинает предчувствовать, еще не по вкусу, но словно бы по аромату, всю сладость елея; и из этого заключает, сколь сладостен был бы опыт той чистоты, одна лишь медитация о коей есть, как она видит, источник столь великой радости.
Но как быть? Она пылает желанием стяжать такую чистоту, но не видит в самой себе, как этого добиться; и чем больше она об этом думает, тем сильнее этого жаждет. Глубже становится медитация — и глубже страдания, ибо она не вкушает той сладости, про которую медитация доказала ей, что она обретается в чистоте сердца, но которую так ей и не дала. Ведь вкусить эту сладость не дано ни тому, кто предается чтению, ни тому, кто предается медитации, если она не дарована свыше. Чтение и медитация могут быть как благом, так и злом, и даже языческие философы, ведомые собственным разумом, умели находить, в чем состоит суть истинного блага. Но затем, хотя и познавши Бога, они не воздавали Ему славы как Богу, и составив слишком высокое мнение о собственных силах, говорили: «языком нашим пересилим, уста наши с нами», и не заслужили подлинного постижения того, что им, однако же, удалось заметить. Рассуждения их — бредни, и опытность их — суета, ибо добыта она в изучении наук человеческих, а не в Духе мудрости. А между тем Он один дает истинную мудрость, иначе говоря, то сладостное знание, которое, подобно кушанью несравненного вкуса, веселит ту душу, в которую проникает; это та мудрость, о коей сказано: «В лукавую душу не войдет премудрость». Она исходит только от Бога: и как Господь дает многим власть крестить, но оставляет за Собой власть и право отпускать грехи при крещении, отчего один только Иоанн между всеми прочими мог сказать о себе: «Я — тот, кто крестит», — так же и мы можем сказать о Нем: «Он — Тот, Кто придает сладость познанию и делает науку сладостной для души». Слово дано всем, внутреннее же познание — немногим, ибо распределяет его Господь и дает тому, кому хочет, и тогда, когда хочет.
6. Назначение молитвы
Итак, душа видит, что своими силами не может стяжать сладости познания и опыта, предмета своих желаний. Она видит также, что чем больше возносится в сердце своем, тем больше Бог удаляется от нее. Тогда она смиряется и ищет убежища в молитве. Вот как она говорит: «Господи, Ты, Кто даешь узреть Себя только чистым сердцам, я силюсь посредством чтения и медитации понять, что это такое и как можно стяжать истинную чистоту сердца, так чтобы явилась мне через нее хоть малая толика постижения Тебя. Я искала Твой лик, Господи, Твой лик я искала; я долго размышляла в сердце своем, и в медитации разгоралось великое пламя и безмерное желание познать Тебя глубже. Ты преломляешь для меня хлеб Священного Писания, и преломляя этот хлеб, Ты даешь мне познать Тебя. И тогда случается то, что чем больше я Тебя познаю, тем сильнее желаю познать Тебя, не только на поверхности буквы, но в чувственном восприятии опыта. Молю об этом не ради заслуг моих, Господи, но ради милосердия Твоего. Каюсь, я — душа недостойная и грешная; но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Дай же мне залог будущего наследия, Господи, пошли мне хоть каплю небесного дождя, чтобы утолить мою жажду, ибо я сгораю любовью».
7. Действия созерцания
Такими и другими подобными жаркими словами душа разжигает желание; так она показывает силу своего зова и чарами своих песен привлекает к себе Супруга. Господь, Чьи глаза — праведники Его и Чьи уши не только внимают их молитвам, но пребывают в их молитвах, не ждет окончания этих речей: Он прерывает спокойное течение молитвы и врывается в нее, спешит навстречу пылающей желанием душе, весь покрытый той росой, которая и есть небесная сладость, источающий аромат тончайших благовоний. Он спешит подкрепить душу истомленную, возродить душу изголодавшуюся, напоить душу иссушенную; Он спешит заставить ее забыть о земном, чудесно оживляя ее через умерщвление в забвении самой себя и возвращая ей трезвость через опьянение. Бывает так, что в иных плотских деяниях душа покоряется плотской страсти настолько, что вовсе перестает пользоваться разумом, и через это человек становится как бы без остатка плотским; вот таким же образом, но в противоположном направлении, в подобном возвышенном созерцании плотские побуждения уходят из души, побежденные и укрощенные настолько, что плоть более ни в чем не противоречит духу, и через это человек становится как бы без остатка духовным.
8. Знаки нисхождения благодати
Но как мы можем распознать, Господи, когда Ты это творишь и каково знамение Твоего пришествия? Быть может, вестники и свидетели этого утешения, этой радости, — вздохи и слезы? Если это так, то тут весьма любопытное противоречие в терминах, и значение его удивительно. Как можно сочетать утешение со вздохами, радость со слезами? Но может быть, неточно говорить о слезах: это скорее неудержимое переполнение изнутри росой, пролившейся свыше словно бы в знак внутреннего омовения и для очищения внешнего человека. В крещении младенцев внешним омовением представляется и означается омовение внутреннего человека; а здесь таким же образом, но в противоположном направлении, из омовения внутреннего должно проистекать очищение внешнее.
Воистину податели жизни — эти слезы, коими смываются внутренние пятна, коими гасятся пожары грехов! Блаженны вы, так плачущие, ибо будете смеяться. В этих слезах, о душа, узнай Супруга своего, обними предмет своих желаний, упейся потоком наслаждений, соси мед и молоко из груди утешения. Вот чудесные маленькие подарки и знаки ободрения, который твой Супруг тебе приносит и вручает: стенания и слезы. Он предлагает тебе в изобилии напиток из слез: эти слезы станут твоим хлебом денно и нощно, хлебом, подкрепляющим сердце человеческое, хлебом слаще меда и капель сота. Господи Иисусе, если столь сладостны слезы, вызванные воспоминанием о Тебе и желанием Тебя, сколь сладостна должна быть радость, обретенная в ясном лицезрении Тебя? Если столь сладостно плакать из-за Тебя, сколь сладостно должно быть радоваться Тебе?
Но для чего мы разглашаем перед всеми эти столь потаенные беседы? Для чего пытаемся выразить обычными словами неизреченные порывы? Это слишком великие вещи, коих не может понять тот, кто их не испытал: он прочтет их яснее в книге опыта, где само елеосвящение будет его наставлять. Иначе внешние письмена не принесут никакой пользы читающему: чтение внешних письмен окажется пустым занятием, если не прибавится к нему толкование, которое откроет сокровенный смысл, идущий из сердца.
9. Как скрывается благодать
Душа моя, мы слишком долго вели эти речи. Нам хорошо было оставаться здесь и созерцать вместе с Петром и Иоанном славу Супруга и пребывать с Ним долго, если бы Он пожелал сделать не две, не три кущи, но одну, в которой мы бы жили вместе и вместе радовались. Но вот Супруг, напротив, говорит: «Отпусти меня, ибо взошла заря, ты уже получила свет благодати и посещение, которого желала». И потом, давши благословение, повредив состав бедра и поменявши имя Иакова на Израиля, уходит на некое время Супруг, долгожданный и быстро скрывшийся. Он удаляется, если подразумевать то посещение, о коем здесь сказано, и сладость созерцания; но остается с нами, если подразумевать Его волю направлять нас, и благодать, и Его союз с нами.
10. Как благодать, скрываясь от нас на некое время, способствует нашему благу
Не страшись, о супруга, не отчаивайся, не полагай себя презренной, если Супруг на некое время скрывает от тебя лик Свой. Все это споспешествует твоему благу: ты извлечешь прибыток и из Его близости, и из Его отдаления. Для тебя Он приходит, для тебя удаляется. Он приходит тебя утешить и удаляется тебя защищать, дабы ты не возгордилась от великого утешения, не стала презирать своих подруг оттого, что Супруг всегда с тобой, и не дошла бы до того, чтобы приписывать это утешение своей природе, а не благодати. А оно есть благодать, которую Супруг посылает когда хочет и кому хочет, которая не дается в обладание по праву наследства. Народное присловье говорит, что чем чаще видишь, тем больше презираешь: так и Супруг удаляется, чтобы Им не пренебрегали по причине Его длительного присутствия, но жарче желали по причине Его отсутствия. Он знает, что если Его будут желать, то в конце концов найдут, и тем больше будут за это возносить благодарения.
Более того: если бы никогда не иссякало это утешение, слабое и несовершенное в сравнении с той будущей славой, которая должна в нас открыться, то мы могли бы счесть, что имеем на земле град нетленный, и менее ревностно искали бы град будущий. Итак, дабы мы не принимали землю изгнания за отечество, задаток — за конечную награду, Супруг то приходит, то удаляется; то предлагает утешение, то превращает восторг в немощь. На какое-то время Он позволяет ощутить, сколь Он прекрасен, но прежде, чем мы распробуем до конца, удаляется; Он раскрывает крыла, паря над нами, чтобы побудить и нас летать в свой черед, и словно говорит: «Вы мало отведали, сколь Я благ, сколь сладостен. Если хотите насладиться досыта моей сладостью, спешите за мной в воскурениях моих благовоний, горе имейте сердца: ибо Я пребываю там, одесную Бога Отца, там Меня узрите, не смутно, как в зеркале, но лицом к Лицу. Тогда сердце ваше исполнится веселья, и никто не сможет отнять вашей радости».
11. Сколь осмотрительно душа должна вести себя после посещения благодати Господней
Но следи за собой, о супруга: когда Супруг отсутствует, Он уходит недалеко, и если ты Его не видишь, то Он всегда видит тебя. У Него множество очей и спереди, и сзади, так что ты не можешь укрыться от Его взгляда. Он окружил тебя Своими ангелами, словно посланцами, поручив им внимательно наблюдать и сообщать, как ты ведешь себя в отсутствие Супруга, обвинять тебя перед Его лицом, если они заметят в тебе некие знаки усталости и охлаждения. Супруг твой ревнив: если только в тебе зародится другая любовь, если ты будешь стараться понравиться другому больше, чем Ему, — Он тотчас же покинет тебя и сочетается с другими юницами. Супруг твой взыскателен, знатен и богат, Он прекрасней всех среди сынов человеческих: Себе в супруги Он не пожелает никого, кроме прекраснейшей. Если заметит на тебе пятнышко или морщинку — тут же отвратит очи Свои, ибо не может выносить никакой скверны. Будь же беспорочна, будь стыдлива и смиренна: только так ты сможешь заслужить, чтобы Супруг навещал тебя часто.
Быть может, я слишком долго занимал твое внимание, брат мой. К тому меня побудили эти рассуждения, плодотворные и сладостные; если я на них задержался, то не по своему желанию, а потому что был против своей воли заворожен подобной сладостностью.
12. Краткое изложение сути сказанного
А теперь еще раз остановимся вкратце на всем сказанном: соберем в одном месте то, что было изложено более пространно, и все станет яснее. По замечаниям, основанным на приведенных мною примерах, ты можешь увидеть, сколь тесно соединены между собой помянутые ступени и как каждая из них предшествует другой во времени, либо в причинной связи. Сначала, словно основа, идет чтение, которое поставляет нам предмет размышлений и ведет к медитации. Медитация рассматривает глубже то, что надлежит исследовать, извлекает из толщи сокровище и показывает его нам; но поскольку сама она не в состоянии его хранить, то ведет нас к молитве. Молитва, изо всех сил стремясь ввысь к Богу, добивается желанного сокровища, которое есть сладость созерцания, а уж оно своим приходом вознаграждает нас за все труды трех первых ступеней, утоляя жажду души росой небесной сладости. Чтение — это упражнение, относящееся к миру внешнему, медитация — постижение, относящееся к миру внутреннему, молитва относится к желанию, созерцание превосходит всякую способность понимания. На первой ступени стоят те, кто отправляется в дорогу, на второй — те, что уже немного продвинулись, на третьей — те, кто больше себе не принадлежит, на четвертой — те, кто стяжал мир.
13. Как разные ступени связаны между собой
Ступени, о которых мы ведем речь, крепко связаны между собой и взаимно друг другу споспешествуют: в ступенях предшествующих мало или вовсе нет проку без последующих, а последующие мало или вовсе ничего не могут добиться без предшествующих. И правда, что проку занимать свое время беспрерывным чтением, перелистыванием житий и сочинений святых, если путем размалывания и пережевывания мы не извлекаем из них сок и не даем ему проникнуть в глубину нашего сердца? Только в таком случае мы будем в состоянии усердно поразмыслить о своей жизни и стараться жить, как они: мы поистине с великим состраданием читаем и перечитываем рассказы об их подвигах. А с другой стороны, как мы будем размышлять о таких вещах, как сможем следить за тем, чтобы не заноситься ложными и пустыми помыслами дальше пределов, очерченных святыми Отцами, если нас сначала этому не научит чтение или слушание? Да ведь и слушание имеет какое-то отношение к чтению: потому мы и говорим, что читали это, не только о тех книгах, которые прочли сами или которые попросили других нам прочесть, но и о тех, изложение которых мы слышали от наших учителей.
И точно так же — какой прок человеку понять с помощью медитации, что он должен делать, если он не обретет с помощью молитвы и по благодати Божией сил для того, чтобы это исполнить? Ибо всякое благое даяние и всякий дар совершенный приходят свыше и посылаются Отцом света, без Которого мы ничего не можем делать: это Он исполняет в нас дела Свои, хотя, разумеется, и не без нашего участия. Поистине мы — соработники у Бога, как говорит апостол; Бог желает, чтобы мы молились Ему, чтобы когда благодать приходит и стучится в дверь, мы впускали бы ее в потаенные уголки нашей воли и соглашались бы с ней.
Подобное согласие — это то, чего требовал Господь от самарянки, когда говорил ей: «Позови мужа твоего». В каком- то смысле Он говорил ей: «Я желаю вдохнуть в тебя благодать, а ты приведи в действие свою свободную волю». Он требовал от нее молитвы: «Если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы воды у Него, и Он дал бы тебе воду живую». Услышавши это из подобия чтения, сотворенного для нее Господом, женщина восприняла поучение и подумала в сердце своем, что для нее было бы хорошо и полезно испить такой воды. И тогда, сгорая желанием возыметь ее, она обратилась к молитве, говоря: «Господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды». Вот так слушание слова Господня и последующая медитация над ним побудили ее к молитве. Что могло бы подвигнуть ее молиться, если бы сначала ее не воспламенила медитация, если бы за нею не последовала молитва, просящая о том, что ей явилось как предмет ее желания? Дабы медитация была плодотворна, нужно, чтобы за нею следовала жаркая молитва; а сладость созерцания будет, так сказать, ее плодом.
14. Заключение предшествующего
Из всего этого мы можем сделать вывод, что чтение без медитации тщетно, медитация без чтения подвержена заблуждениям, молитва без медитации холодна, медитация без молитвы бесплодна. Молитва, творимая с пылкостью, приводит к созерцанию, тогда как дар созерцания без молитвы — вещь редкая и удивительная. Господь, Чья мощь беспредельна и Чье милосердие простирается превыше всех Его созданий, время от времени извлекает на свет из камней сынов Авраамовых, принуждая их, если они жестоковыйны и непослушны, покориться в приятии: щедрым подарком и быка уломаешь, как говорит пословица, и так всякий раз, когда Он приходит незваным и изливает благодать непрошенную. Насколько мы можем судить по книгам, это порой случалось с иными людьми, к примеру с апостолом Павлом и кое с кем еще. Но мы не должны по этой причине ожидать подобных даров и для себя, тем искушая Бога; напротив, нам следует делать то, что от нас требуется, читать Божественный завет и размышлять над ним, молить Бога, чтобы Он пришел нам на помощь в нашей слабости и увидел то, что в нас несовершенно. Он Сам учит нас так поступать, когда говорит: «Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам». Поистине, на земле Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его.
Теперь, установив различия между ступенями, мы можем также прояснить свойства каждой и понять, каковы связи между ними и их воздействие на нас. Блажен человек, чей дух, свободный от всяких иных помыслов, стремится неизменно оставаться на этих четырех ступенях; кто, продав все свое имение, покупает поле, на котором зарыто желанное сокровище — замереть и созерцать, сколь благ Господь; кто, будучи деятелен на первой ступени, неутомимо наблюдателен на второй, ревностен на третьей, вознесен над самим собой на четвертой, благодаря восхождениям, совершаемым в сердце его, поднимается от дара к дару и наконец зрит Бога богов в Сионе. Блажен тот, кому дано, пусть лишь на краткое время, оставаться на этой самой высокой ступени, и кто поистине может сказать: «Вот, я чувствую благодать Божию, вместе с Петром и Иоанном созерцаю славу Его на горе, с Иаковом веселюсь в объятиях прекрасной Рахили».
Но пусть он внимательно следит за собой: да не случится с ним гак, что после созерцания, вознесшего его к небесам, он скатится в беспорядочном падении в бездну, что после того, как посетит его столь великая благодать, он обратится к мирскому рассеянию и прелести плоти. Лучше бы ему, коль скоро вся острота ума человеческого в слабости своей не сможет более вместить сияния истинного света, постараться осторожно и по порядку спуститься на одну из трех ступеней, по которым он поднимался. Пусть он время от времени задерживается то на одной, то на другой, согласно колебаниям его собственной внутренней свободы и с учетом места и времени; хотя, как мне кажется, он будет тем ближе к Богу, чем дальше от первой ступени.
Но увы, сколь непрочен и жалок удел человеческий! Вот мы, ведомые разумом и свидетельствами Священного Писания, ясно увидели, что полнота блаженной жизни достигается на этих четырех ступенях и что на них должны быть направлены все труды человека духовного. Но кто поистине придерживается этой тропы жизни? Кто этот человек? Мы объявили бы его блаженным. Многие питают такое желание, но немногие в состоянии его осуществить. Да сможем мы войти в число этих немногих!
15. Четыре причины, совлекающие нас с этих ступеней
Существуют в общем четыре обстоятельства, которые могут столкнуть нас с этих ступеней: неизбежная нужда, полезность некоего доброго дела, слабость самого человека, мирская суета. Первая извинительна, вторая терпима, третья достойна сострадания, четвертая предосудительна. Она поистине предосудительна: тому, кто в поведении своем совращается подобными обстоятельствами, лучше бы вовсе не знать благодати Божией, чем сворачивать назад, ее познав. И вправду, какое может быть извинение для такого греха? Господь вправе будет сказать тому человеку: «Что еще Я должен был сделать, чего не сделал? Ты не существовал еще, а Я тебя создал; ты грешил, ставши рабом дьявола, а Я искупил тебя; ты поступал заодно с нечестивыми, а Я избрал тебя; Я дал тебе благоволение в очах Моих и пожелал обитать близ тебя. Но ты Меня презрел, и не только словами Моими, но и Мною Самим ты пренебрег, чтобы вернуться к страстям своим».
Боже всеблагой, сладчайший и кроткий, добрый Друг, прозорливый Советчик, сколь извращен и безрассуден тот, кто отвергает Тебя, Кто изгоняет из сердца своего Гостя столь смиренного и приветливого! Какое несчастье и пагубное заблуждение — отвергнуть своего Создателя и принять взамен дурные помыслы, рожденные нам на погибель; и в один миг покинуть брачное ложе Духа Святого, тот потаенный уголок сердца, где только что вкушал небесные радости, — ради грязных помыслов, ради визга в свинарнике! Еще теплятся в сердце следы Супруга — а мы уже питаем прелюбодейные желания. Не подобает, не может того случиться, чтобы уши, только что слышавшие слова, которые никому не дано произносить, с такой поспешностью соглашались выслушивать небылицы и сплетни; чтобы глаза, которые еще недавно омывались святыми слезами, вдруг начинали разглядывать всякие пустяки; чтобы уста, только что певшие сладостную брачную песнь, словами жаркими и убедительными примирявшие супругу с Супругом и вводившие Его в виноградник, снова обращались к речам низменным и пустым, насылали обман и клевету. Храни нас от этого, Господи. Если же все-таки по слабости человеческой нам случиться согрешить, не будем впадать в отчаяние, но снова воззовем к милосердному Врачу, Который поднимает нищего из праха и из грязи извлекает бедняка: и Он, Который не желает смерти грешника, снова нас исцелит и перевяжет.
А теперь настало время заканчивать это письмо. Будем все молить Господа, да умалит Он ныне препятствия, что мешают нам созерцать Его, а в будущем и вовсе нас от них избавит; да ведет Он нас по этим ступеням от высоты к высоте, так чтобы в конце пути мы узрели Бога богов в Сионе. Там избранные будут вкушать сладость божественного созерцания не малыми каплями и с перерывами, но напротив, будут вечно обладать в потоке наслаждения той радостью, которой никто не сможет у них отобрать, и неизменным покоем, покоем в Нем. Ты же, брат мой Гервасий, если увидишь однажды, что тебе дано свыше подняться на вершину этой лестницы, помяни меня, и молись обо мне, когда будешь в счастье: монах да приведет за собою другого монаха, и кто услышит, да повторит: «Приди!».