Исповедь как сочувствие?

Уже много копий сломано на тему исповеди. Зачем она, почему перед причастием, насколько задолго и часто, и т.д. Обычно об исповеди пишут священники. А вот взгляд мирян на это таинство редко когда принимается во внимание. И хотелось бы затронуть такой аспект как качество принятия священником исповеди.

Но раб не пребывает в доме вечно
Ин. 8:35

Утром в храме на литургии людям между собой общаться не принято. Кроме одного случая: когда двое – священник и прихожанин – встречаются на несколько минут для разговора «не за жизнь, а за смерть». Они оба должны знать, что им есть что сказать. Один говорит с Богом, другой его «модерирует». По сути, оба говорят с Богом и о Боге. И об отношениях человека со своим Творцом. Точнее, чаще всего о тупиках этих отношений. И в конце этого разговора человек, сотворивший исповедь, должен отойти с чувством, что хотя бы одним тупиком в его христианской жизни стало меньше. Такое же чувство, по логике, должно посетить и того, кто принимает исповедь. Ведь исповедь – это не сеанс психотерапии, не «обнуление» своих навязчивых страхов об аде за нераскаянные грехи. Это, по большому счету, акт поиска утраченного Бога. Маленькая смерть человека как ветхого человека, маленькое рождение человека как дитя Божьего. В идеале.

Довелось однажды в очереди на исповедь к двум священникам стать адресатом такой просьбы. Стоящая впереди девушка с испуганным лицом обернулась назад и почти умоляющим голосом прошептала: «А давайте вы сейчас пойдете первая?» На мой недоуменный взгляд она пояснила: «Тот священник, который сейчас освободится, очень строгий. Он ТАК исповедует… Я лучше пропущу очередь и пойду к другому». Наверное, я еще долго не забуду эту панику в глазах той прихожанки.

Почему-то среди священников иногда принято считать, что миряне на литургии – это некие машины из плоти, пару раз в год идущие несмысленной чередой к исповеди, затем с таким же отсутствующим взглядом на причастие, а в остальное время только святящие паски, вербы и яблоки да ставящие свечки за здравие себя и своих близких. Перефразируя известный афоризм про студентов и сессию, глазами многих священников «от исповеди до исповеди живет мирянин неистово». Наверное, отсюда и подход к его, среднестатистического мирянина, исповеди такой же – механичный и, не побоюсь этого слова, формальный.

Куришь? Каешься? Обещаешь Богу бросить? – Свободен!

Живешь без брака? Каешься? Обещаешь прекратить блудить? – Свободен!

Украл? Каешься? – Свободен!

Тут почему-то упорно в голову приходит так называемое «дело о трех колосках». Вот же дилемма: так украл или не украл? Так каяться, что украл, потому что элементарно дети с голоду пухнут, или не каяться? Как обещать Богу больше не грешить?

С семейными отношениями еще сложнее. Легко у человека выбить на исповеди обещание их прекратить, если их форма не соответствует «уставу». А что делать человеку, который приходит домой и вдруг осознает, что он Богу обещал поставить точку в отношениях, дороже которых у него ничего нет? А подогнать их под формально приемлемую для церкви форму по какой-то объективной причине он не может…

Точно так же легко человеку сказать «бросай пить», и ради допуска к причастию выбить обещание перед Богом прекратить эту «бесовскую привычку». Гораздо сложнее помочь ему выбраться из того окружения, которое не предлагает никакого выхода из проблем, кроме забытья в алкоголе. Но если церковь не может или не хочет помочь человеку изменить его обстоятельства, то неужели он не вправе рассчитывать на элементарное понимание, что его жизнь – не прямая лыжня на свежем нетоптаном снегу?

Я редко встречала случаи (но, слава Богу, встречала!), когда священник на исповеди сочувствует, сопереживает кающемуся. Выясняет обстоятельства, при которых произошел грех, понимая, что за покаянием стоит ни много ни мало человеческая судьба. Можно ли исповедуемый грех прекратить одним обещанием? Чтоб духовное научение не было похоже на известный приказ «Самолет, стой, раз-два!». Иногда ведь так и учат: «Ты на исповеди не рассусоливай, что это произошло потому и потому. Говори четко и конкретно: пью, украл, побил, сблудил. А твои рассказы о том, что третьего дня ты шел по стройке, и крановщик Петя сбил тебя стрелой, после чего Петя впал в кому – Богу неинтересны!».

Мне могут возразить: исповедь на такой формат и не рассчитана. Хочешь сопереживания и мудрого совета – иди к священнику загодя, выпроси у него час-два времени да несколько чашек чаю… Но ведь в крупных городах такое редко осуществимо. У священника сотни прихожан – с каждым по часу чаи гонять? Про монастыри можно даже не говорить. Да и не у всех священников есть такая способность от Бога – мудро рассуждать, не впадая в «грех водительства». Вот и возвращаемся к вопросу: какое отношение к исповедующемуся – такая и исповедь. И ходят люди с одним и тем же годами по замкнутому кругу. Пока не становятся перед выбором: смириться с тем, что есть вещи, в которых нет смысла каяться, потому что с ними просто нет сил и стимула бороться. А у некоторых нерешенная проблема может просто превратиться в любимый «дежурный грех», который можно выносить на исповедь даже без рассуждения.

Что важнее – по-быстрому устранить симптоматику в надежду, что эффект от обезболивания продлится еще хотя бы полгода (до следующей исповеди), или выяснить причину болезни, понять ее историю и помочь человеку встать на долгий, но более надежный путь излечения? Да и возможно это вообще в условиях города, где количество прихожан измеряется скорее местонахождением и вместительностью храма, нежели близкими отношениями со священником? Вот и получается, что дешевле быть «как все». Конвейер — он и есть конвейер. Мирянин как постоянно кающийся в одном и том же грешник, опутанный виной как сетью, более понятен и предсказуем как педагогический объект, нежели тот, кто познал свободу от греха во Христе Иисусе. «Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин.8:35-36). И вот хотелось бы понять: нужны ли церкви сыновья?..

Цей запис має 2 коментар(-ів)

  1. Исправлению человека помогает не только исповедь, но и общение с благочестивыми людьми, пример других, смена окружения, личное доброе к человеку отношение. Часто грех связан с горем и человек нуждается в первую очередь в помощи, утешении, сочувствии. Поэтому безобщинный образ функционирования храмов, принятый в наши дни, по сути апостасиен. Человек спасается не в одиночку, а “своей компанией”(шутка).

  2. Хорошая статья, спасибо… В этом-то вся и трагедия, что иногда, вроде бы, есть формальное покаяние, но нет покаяния внутреннего – “сердце сокрушенно и смиренно”, но и это только начало. Нужна решимость – начать менять свою жизнь. Это глубокая внутренняя работа, которая возможна в дружном тандеме с духовным отцом. К счастью, в нашем храме есть неравнодушный священник, на каждый грех он дает комментарий, совет; иногда строг, а порою так по-доброму пошутит, но после этого видишь всю свою подноготную; он мне посоветовал готовиться к исповеди по книге о.Иоанна Крестьянкина “Опыт построения исповеди” – только отнестись к ней нужно со всей серьезностью – и не бояться нырнуть поглубже…

Залишити відповідь до Марина Балуева Скасувати відповідь