Исповедь перед Причастием: во что превращается таинство?

Публикуем вторую часть статьи Кирилла Емельянова о таинствах Исповеди и Причастия в контексте современной приходской жизни. Читайте также первую часть.

Процедурный кабинет

Интересно, что таинство покаяния сегодня в практике РПЦ — это даже не столько кордон, на котором отсеиваются “недостойные”, сколько просто необходимая процедура для допуска к Чаше. То есть в большинстве случаев (особенно это касается постоянных прихожан) важно подойти и что-то сказать, в чём-то покаяться — и тогда “ок!” — тебя допускают.

В Москве есть одна организация, расположенная на территории бывшего советского завода. Самого завода больше нет, территория арендуется различными фирмами, а принцип пропускной системы остался ещё “с тех времён”: для прохода в любую такую фирму нужен пропуск, который получить можно следующим образом: нужно сначала зайти в одну дверь и там взять квиток и заполнить его. После этого с заполненным квитком нужно выйти наружу и зайти в другую дверь, где сидит тётя, которой предъявляется этот квиток. На основании этого квитка тётя выписывает, собственно, пропуск, с которым можно пройти (никому уже не предъявляя его). Во всей этой процедуре не требуется предъявления никаких личных документов (паспорт, водительские права и т.д.). Но если ты не зашёл в первую дверь и не взял квиток — тётя не даст тебе пропуск и, следовательно, не пустит тебя. В случае с исповедью — как с ней обстоит дело у нас в большинстве случаев — ровно такая же ситуация: главное подойти и что-то сказать, пройти ПРОЦЕДУРУ.

 

Отсебятина

Несмотря на то, что в настольных книгах священнослужителя строго запрещается священникам привносить свои молитвы в чинопоследование литургии, запрет этот нередко нарушается. И самое очевидное такое нарушение происходит тогда, когда священник, выйдя с дарами для причащения верных и прочитав подготовительную молитву Иоанна Златоуста, во всеуслышание заявляет: “К причастию подходят только те, кто постился и был на исповеди”. Вот вам крест: нигде, ни в одном чинопоследовании литургии нет этих слов. Отсебятина в чистом виде. Иногда эта формулировка звучит в такой “редакции”: “К причастию подходят только те, кто постился, был накануне на всенощной и исповедался”. Ну как так можно?! Откуда эта придумка? Из какого правила? Из постановления какого Собора? Из какого служебника? Я понимаю, для чего это делается: нередко случайный захожанин, придя на богослужение и увидев, что все встали в очередь на причастие, тоже встаёт (иногда со словами “кто крайний?” — по советской ещё привычке. Но, поверьте, эти предупреждения, с одной стороны, никак такого захожанина не остановят (он всё равно не поймёт, о чём речь: какая-то всенощная, какая-то исповедь…). Священник же, со своей стороны, обычно знает своих прихожан и легко распознаёт случайно залетевшую “белую” ворону. Для чего тогда делаются такие предупреждения? Или, вернее, для кого? И здесь мы подходим к следующей стороне обсуждаемой темы, которая обозначена в заголовке ниже.

 

Водительство

Отказ от непременной исповеди перед причастием страшен, по мнению, противников разделения этих таинств, в том числе и тем, что лишит возможность “духовников” водить спасаемых, направлять их в нужное русло, учительствовать. Я думаю, что тема учительства в Церкви — это ещё один глобальный пласт, который я не сумею здесь полноценно препарировать. Но я осмелюсь высказать предположение о том, что учительство как “духовное вождение”, учительство, как направление «пасомого» в какое-то русло “традиций”, “канонов”, “святых отцов” и т.д. — вещь, как минимум, вредная. И вот почему.

Понятно, что священником движет доброе чувство помочь человеку разобраться в его “проблемах” (т.е. мотивация самая положительная). Но во что это оборачивается на практике? С одной стороны, человек привыкает к тому, что всё делается “по благословению”. В результате напрочь атрофируются воля и чувство ответственности. “Как батюшка благословит, так и сделаем”, а потому не я уже отвечаю за свои поступки, а духовник. Но позиция христианина — это свобода выбора и личная ответственность за этот выбор. Суд Божий касается не только священников, но и мирян.

С другой стороны, как часто можно наблюдать весь ужас этих “духовных водительств”. Мальчик лет двадцати с небольшим от роду, недавно окончивший семинарию и уже рукоположенный в священника. И вот подходит к нему пятидесятилетняя женщина, которая по совету подружки решила в храм сходить, а прежде прочитала брошюрку, скажем, о. Иоанна Крестьянкина “Опыт построения исповеди”. Подходит эта тётя к нашему новобранцу и спрашивает: “Батюшка, скажите, а вот как мне в метро молиться — в наушниках на айподе или же молитвослов вычитывать”? Вздыхает глубоко новоиспечёный отец, слегка закатывает глаза горе, перебирая пальчиками наперсный крест, и начинает давать духовные советы. Понимаете, чего он насоветует, да? И вот, что правда: не надо думать, что если это не вчерашний семинарист, а митрофорный отец с 30-ти летним пресвитерским стажем, то его советы более духовные. Сколько раз приходилось сталкиваться с тем, что, чем тоньше, интеллигентнее и духовно одарённее священник, тем меньше он даёт советов и поучений, стараясь обратить внимание на Евангелие, побуждая о чём-то задуматься. Ну, знаете, наверное, известную шутку: если у школьника спросить, “сколько будет дважды два” — тот сразу ответит, а кандидат физ-мат. наук ещё подумает.

В очень редких случаях духовное водительство приносит пользу и пасомому, и духовнику — но это случаи исключительной духовной культуры самого духовника. И правильного понимания этого водительства самим пасомым. Но опять же — духовное водительство, если таковое и имеется — оно должно совершаться каким-то своим чередом, не в рамках исповеди. Это могут быть какие-то отдельные беседы, встречи… Почему это нужно делать в рамках чинопоследования исповеди?

О грехе водительства в современном богословии сказано немало. Часто обращается внимание на тот печальный факт, что, едва-едва став посвящённым в духовный сан, человек забывает про то, что, вообще говоря, ни образования нормального, ни опыта, и какой-то даже житейской осмотрительности у него ещё нет, но он уже готов поучать, выступать в роли духовного авторитета. (Давайте быть честными: наши духовные школы — семинарии и академии — по большому счёту, дают уровень подготовки на уровне ПТУ. А известные речения ректора духовных школ вл. Евгения о том, что к третьему курсу семинарии редкий семинарист остаётся верующим человеком — не оставляют сомнений в том, что ситуация с этими структурами — ещё хуже, чем с системой нашего светского образования. Если человек сам не занимается самообразованием, если у него нет приличного светского образования, если он не стажировался в каком-нибудь западном заведении — будь то в Европе или в США — уровень его богословской подготовки, мягко сказать, невысок.) Конечно, для того, чтобы быть христианином и даже пастырем, не обязательно иметь докторский диплом. Понятно, что духовная прозорливость, способность “различать духов” — это вещи, напрямую не связанные с уровнем развитости интеллекта. Но всё это совершенно невозможно без опыта и определённой аскетической работы. Да, случаются особые откровения и озарения, но они, простите, не на кого попало снисходят. А на практике у нас следующее: 15-ти летние капитаны (зачеркнуть) 18-ти летние игумены, занимающиеся, так сказать, духовным водительством стареющих дам.

Заметим, что в православной Греции далеко не всякий священник может принимать исповедь: этим правом наделяются опытные священники. Ситуация, когда 25-ти летний иеромонах принимает исповедь у сорокалетней женщины — невозможна в принципе. Проблемы духовного водительства уводят нас в сторону от основного обсуждения, т.к. здесь появляются вопросы о том, откуда вообще берутся священники, по какому принципу они возникают и как эти механизмы соотносятся с пониманием церкви как общины, которая сама определяет, кто и какие служения будет в ней исполнять. Это предмет отдельного разговора, и я не буду его здесь дальше развивать.

Закончу эту часть одним случаем, который имел место быть на одной историко-богословской конференции. После серьёзного доклада о проблемах второбрачия духовенства, два присутствующих в роли слушателей юных целибатных батюшки (лет двадцати, не старше) спросили у докладчицы: “Так это что же получается? Что после принятия сана жениться уже нельзя?!” Надо было видеть в этот момент лицо докладчицы. Понимаете, когда этих юнцов рукополагали, их даже не предупредили о том, что после посвящения никто уже не может ни жениться, ни разводиться. Вот вам и духовные водители…

 

Привычка

Это ещё один аргумент противников разделения исповеди и причастия. Аргумент этот выглядит очень благочестивым, и для меня до сих пор нет однозначного мнения по этому поводу: регулярное причащение (особенно без исповеди) превращается для многих в привычку, в какое-то проходное мероприятие, и человек утрачивает чувство священного. Да, это случается. И когда священники предупреждают об этом — они в первую очередь, я так себе понимаю, имеют оглядку и на собственный опыт: священник не может не причащаться на литургии, а исповедуется обычно раз в год (или чуть чаще). А служить приходится по несколько раз на неделе.

Я не знаю, есть ли тут духовная опасность, но я думаю, что привычка привычке — рознь. Есть выражение “дурная привычка”. Но, значит, бывают и хорошие, добрые привычки. Что худого в том, если человек привык к определённому ритму и для него ОБЫЧНО каждое воскресение причащаться на литургии? И если он пропускает, то он замечает это и ощущает какую-то неуверенность или дискомфорт. Что плохого в том, что человек привыкает заправлять по утрам свою кровать, умываться и чистить зубы? Если он привыкает к другому человеку, к членам своей семьи? Другой вопрос — можно ли привыкнуть к Богу?

Скорее, здесь речь идёт о привычке к некоторому чину, последовательности (каждое воскресенье человек встаёт пораньше, не завтракает, приходит (в условиях города часто — приезжает) на службу, причащается. Плоха ли такая привычка? Дурна ли она? Правда ли, что Евхаристия установлена Христом как некоторое экстраординарное событие, участием в котором нельзя злоупотреблять, к которому нужно особенно, отдельно готовиться специальным образом и потом возвращаться к нему через полгода? Но если это так, тогда почему священнику или диакону не возбраняется регулярное причащение (более того, если диакон или священник служат и не причащаются — они подлежат прещению, т.е., как минимум, запрету в дальнейшем служении, а то и лишению сана). Или что? — священный сан препятствует выработке чувства привычки? Наверное, здесь уместно сказать о привычке к посещению литургии (и такая привычка похвальна), и о привычке к Богу, которая, при правильном подходе и отношению, просто невозможна. Как можно привыкнуть к Богу?

 

Я достоин?

Прохождение через обязательную исповедь нередко порождает одно очень вредное чувство — ощущение своего достоинства, своей правоты, своего права на получение причастия. У меня всё в порядке: я вычитал (ага, именно так) правило, канон и три акафиста, я сходил на всенощную, я исповедовался — всё, я в полном праве приступать, моя совесть чиста. (Параллельно меня невероятно раздражают те, кто не исполнил всех этих предписаний. Более того, вот этот парень в очках — он, кажется, не подходил на исповедь, но стоит со всеми к причастию… — Молодой человек! А вы исповедовались?!). Какие тут “страх Божий”, какая тут “вера”, какая “любовь”, с которыми нас призывает приступать к Себе Господь? Тут не до этого, ведь я в своём праве. Но зато это очень удобно и просто: исполнить ряд необходимых, пусть и муторных в ряде случаев, процедур — и ты ощущаешь себя достойным.

Вместо испытания своей совести, вместо понимания своего недостоинства, вместо упования на Божью милость, на Его снисхождение и любовь, вместо того, чтобы встать перед Ним таким, какой ты есть (а не таким, каким ты себя представляешь) — вместо этого — насколько проще предстать правильным «пусичкой», которая всё исполнила и с которой все взятки гладки! Дорогой фарисей из известной евангельской притчи! Ты честнее и “лучше” такого христианина: ибо ты НЕ ЗНАЛ, что исполнение всех предписаний — это половина дела, а христиане об этом знают.

Вот почему всякий раз, приступая, очень важно помнить, что мы причащаемся не потому, что нам это можно или нельзя. Даже после самой искренней, самой полной своей исповеди мы не становимся безгрешными. Нет ни одного человека, который был бы достоин, и если вам кажется, что вы более-менее достойны причащения Бога — с вами что-то сильно не в порядке…

 

Как жизнь, старик?

Это ещё одна форма, в которую облекается великое таинство, и в результате чего искажается смысл и исповеди, и покаяния. Это когда исповедь превращается в досужий разговор о том, “как дела, что нового”. Исповедник справляется у священника, в каком магазине лучше брать замороженные голубцы, или — в какой галерее какая выставка нынче проходит? (в зависимости от культурной продвинутости обоих). Нельзя не вспомнить эпизод из рассказа Тэффи “Покаянное”: “Вот когда в монастырь с тетушкой с княгинюшкой ездили, вот это можно сказать, что исповедовал. Уж он меня пытал-пытал, корил-корил, три епитимьи наложил! Всё выспросил. Спрашивал, не думает ли княгиня луга в аренду сдавать. Ну, я покаялась, сказала, что не знаю”. Исповедь превращается в своеобразный повод посудачить, пообсуждать то да сё, посетовать на превратности судьбы, а иногда — неожиданно обнаружить горящую путёвку на юга (наш Миша-алтарник собирался поехать, но в последний момент у него не сложилось) или узнать о том, что у той дамы в белом — двоюродная сестра открывает домашний детский сад. И ведь что замечательно: люди становятся ближе друг ко другу, начинаются какие-то отношения… Но причём тут исповедь?! При чём тут “перемена сознания”? Часто людям нужно просто пообщаться, а в особенности — пообщаться с батюшкой, как “необычным” человеком. Пойдите, попейте вместе чайку, побеседуйте, почирикайте. Сделайте доску объявлений. Внутриприходские коммуникации — необходимый элемент любой общины, но давайте они не будут облекаться в не предназначенную для них форму.

 

Можно или нужно?

Для того, чтобы хотя бы как-то ответить на вопрос о возможности причащения (можно ли причащаться всегда, или же только после исповеди?), давайте обратим внимание: что именно происходит на каждой литургии? Мы можем говорить очень много о “воспоминании” Тайной Вечери, о том, что хлеб и вино становятся Телом и Кровью, о символизме литургии или о его неуместности, о сакральности… Но самым главным в литургии представляется то, что Бог отдаёт Себя Своим детям, т.е. нам с вами. Для того, чтобы освободить нас от власти смерти, от греха, Он стал Человеком и отдал Себя в жертву — за каждого из нас. В одной из молитв литургии есть такие слова: “…Ты бо еси Приносящий и Приносимый, Приемлющий и Раздаваемый, Христе Боже наш…”, т.е. Христос приносит Себя в жертву и Сам является приношением, и Сам принимает эту жертву, и Сам Себя раздаёт. И вот это, собственно, и составляет основную суть литургии. Всё остальное — милые и досужие прибавления. Поэтому вопрос из плоскости можно/нельзя должен быть переведён в плоскость нужно/не нужно.

 

А нужно ли?

“Нужно”. Каким иногда страшным может быть это слово. Нужно, требуется, необходимо. В отличие от “можно”. “Можно” допускает альтернативы, “нужно” — не терпит их. Человеческая природа устроена таким образом, что, по большому счёту, мы делаем только то, что считаем нужным. Или то, что нам кажется нужным.

У меня есть задания на работе и есть рабочий план. Он включает в себя необходимые для развития компании пункты и необязательные. Хочу я или нет, необходимые пункты я должен выполнить. И если мне по каким-то причинам нужно, я выполняю и второстепенные. Но если мне это не нужно — я этого не делаю.

Если мне нужно, чтобы мой ребёнок был здоров, я даю ему на завтрак кукурузные хлопья с молоком, но если мне это не нужно, то проще дать “киндер” и пинка — чтобы быстрее одевалась.

Время от времени я говорю своей жене (это происходит на протяжении последних лет десяти), что ей надо бы носить очки, иначе она плохо видит. На что жена мне неизменно отвечает, что у неё БЫЛИ очки, но они неудобные, а удобных у неё нет. И такой разговор у нас происходит с некоторой периодичностью. И будет происходить дальше. Дело не в удобности или неудобности, а в том, что ей просто НЕ НУЖНЫ очки; её вполне устраивает ситуация, когда она плохо видит, а когда нужно что-то разглядеть, она просто прищуривается. Если бы в очках была необходимость, уверяю, живя в Москве, эта проблема была бы решена в течение получаса. Но ей просто не нужны эти очки.

Итак. Если мне нужно играть в духовность, в послушания, в духовников и прочую субкультурную карусель — это одно. Если мне нужен Бог и для меня нет ничего важнее, чем как можно чаще встречаться с Ним — я всё сделаю для этого. И помехой не станут никакие человеческие ограничения в виде “благословений”, “исповедей”, “неготовности”, “невычитанных акафистов”. Что может быть важнее воли Христа? Что может быть нужнее? Насущнее? Что является “единым на потребу”? Поэтому, когда Христос призывает к Себе, приглашает вкусить Своих Тела и Крови — возможно ли отказываться от этого призыва — пусть и под самыми благочестивыми предлогами?

 

Для кого?

В тоже время очень важно не впасть в другую крайность — а именно — в понимание того, что это нужно ДЛЯ МЕНЯ. Нередко приходится сталкиваться со следующей мотивацией: да, я стараюсь как можно чаще причащаться, потому что мне от этого хорошо, для меня это полезно, меня это освящает, очищает от греха и т.д. Часто можно услышать: “я прихожу в храм после рабочей недели — чтобы расслабиться, отдохнуть, набраться сил…” Ага. А в спорт-зал — чтобы быть в форме. А тренинги — чтобы быть успешным и повышать свою эффективность (или свой КиПиАй, как нынче модно говорить).

Если бы каждый приходил на литургию только для себя, для своего “я” — то никакой литургии (как общего дела) не было бы. Собственно, в таком случае можно было бы просто сидеть у себя дома и самому “служить” службу. Во многих катехизисах и учебниках по литургике обозначаются необходимые условия для служения литургии (начиная от законно поставленного священника и заканчивая качеством вина, на котором служится литургия), однако крайне редко упоминается о том, что необходимым условием для литургии является наличие людей — христиан, мирян, верных, братьев и сестёр — как угодно их назовём. Невозможна литургия без общины людей. Сейчас иногда идут очень бурные обсуждения, что же такое община, и какое объединение христиан может быть названо общиной, а какое — тусовкой по интересам. Я не буду на этом специально останавливаться, в разборе этих терминов, но важно отметить, что литургия невозможна без общины (в какой бы форме эта община не была представлена).

Христос основал Церковь не как набор верующих “для себя”, а как общину “друг для друга”. Нам это довольно сложно понять — особенно сегодня — в век эмансипации, индивидуализации, обособленности. Ведь каждый из нас знает, что он — особенный, неповторимый, уникальный, очень сложный и тонкий, что к нему нужен особый подход. Я не говорю о тех, которые заявляют, что “в Церковь я ходить не буду — это всё для бабок хорошо, а я более интеллектуальная натура” — тут всё более-менее ясно. Значительно гаже выглядит ситуация, когда подобное подразумевает человек, ходящий на богослужения и считающий себя христианином. Этих людей всегда видно: они приходят для себя, словно никого не замечая, священник им нужен исключительно для отправления собственных духовных нужд (поисповедоваться — рассказать о себе-любимом и превратностях судьбы, попричащаться — для здравия себя-любимого, получить благословение — для себя-любимого), а другие пришедшие на литургию его никоим образом не интересуют. Почему такое положение дел иначе как гадким не назвать? Не потому, что Христос основал общину, а не контору ритуальных услуг по индивидуальным заявкам. Просто в отличие от индивидуальной молитвы, церковь только для того и существует — это для совместной, общей молитвы и для причащения. Всё остальное можно делать самостоятельно и где угодно.

Причащаясь Тела и Крови, мы становимся частью Христа, и именно поэтому мы и можем называться братьями и сёстрами — это не метафора и не изящная “форма” — это вполне реальность: в нас течёт Кровь нашего Спасителя, и мы все имеем с Ним часть. И именно поэтому придти на литургию “для себя”, для своей нужды (пусть и самой возвышенной и утончённой) — это повторение того, что сделал в своё время Иуда. Все апостолы пришли на празднование Пасхи, и только он пришёл для себя (у него был свой план). Приходя на литургию для себя, мы предаём тем самым Христа, мы предаём тем самым и общину — тех, без кого не было бы литургии, без кого она бы не могла состояться. Я прекрасно понимаю, что многие, кто читают сейчас этот текст, возможно, замечают или замечали за собой эту постыдную мотивацию, знакома она и мне; однако есть повод подумать, “для чего” человек приходит к Богу: для себя, ради себя или ради общины, ради этого Тела Христова, которое эта община здесь являет. Это подобно тому, как участвовать в эстафете, но бежать в какую-то свою сторону. Это называется одним грубым, но точным словом “предательство”.

 

Обед без обеда (вместо заключения)

Представьте себе на минутку ситуацию: несколько коллег ближе к середине дня собрались и пошли на обед в столовую. В столовой, изучив меню, каждый взял себе какие-то закуски. Но один из них ничего не взял, а просто сел за стол. На вопрос удивлённых сослуживцев “в чём дело, почему ты ничего не ешь?”, он отвечает: “а я сегодня не обедаю”. Знакомо, не правда ли: “А я сегодня не причащаюсь”. Тогда мне хочется спросить: а что ты хочешь сказать этим поступком? Зачем ты пошёл на обед и не обедаешь?

Два наиболее понятных ответа, которые прояснили бы ситуацию: 1. Этот человек не собирался обедать, но почему-то пошёл. Пришёл, посидел и пошёл дальше по своим делам. 2. Этот человек пренебрегает той едой, которая приготовлена в этой столовой. Он хотел поесть, но ничего аппетитного не обнаружил. Чтобы не бросать коллег, он остался посидеть с ними — поговорить, потусить. Он пришёл с ними и ради них, но разделить трапезу с ними отказался.

Мне представляется этот пример очень показательным, как у нас нередко бывает на божественной Трапезе: кто-то приступает, кто-то нет. Тот, кто приступает — с ним всё понятно: он пришёл на обед и обедает. А вот тот, кто не приступает, тут так: либо он не понимает, куда пришёл, либо… либо своим неучастием он как бы говорит: а мне этого не надо, я сегодня не буду. Бог обращается к каждому присутствующему “примите, ядите”, “пейте … все”, “со страхом, верой и любовью приступите”, но находятся те, кого эти призывы “не касаются”. То есть, оказывается, что приглашение Божие можно попросту проигнорировать. (Какие, правда, начинаются вопли и причитания в те жизненные моменты, когда нужно что-то от Бога: где же Ты?! Почему Ты меня не слышишь?!). Да, да, конечно, причин у этого игнорирования может быть тысяча, и самых что ни на есть благочестивых. Самая распространённая — “я не готовился”; ну, раз не готовился, то нехорошо приступать неподготовленным. Но тогда зачем было приходить? И ещё: а почему можно позволить себе не готовиться?

Понятно, что готовым быть никогда нельзя — это просто невозможно; но нужно сделать всё, чтобы быть готовым. Не об этом ли говорит Христос, когда предупреждает в известной притче, что неизвестно, когда именно, в какой момент явится хозяин и что необходимо всё время бодрствовать?

И в этой связи мы получаем ответ на вопрос, “как часто?”: так часто, как человек приходит к обедне (старое название литургии). Невозможно, глупо, святотатственно приходить на обед к Богу и отвергать пищу, которую Он тебе предлагает. Между прочим, правило, регламентирующее обязательное причащение на литургии, относится в равной степени и к клирикам, и к мирянам; правда, на практике оно осталось обязательным к исполнению только у клириков. И если понятным открывается это простое положение дел, что литургия без причащения невозможна, сама частота посещения литургии диктуется жизненным ритмом каждой общины, каждого её члена.

Один священник говорил: если бы у меня была возможность, и если такое было бы возможно, я бы всё время причащался. Понятно, что это невозможно хотя бы по чисто техническим причинам, но в этом изречении важен посыл, сама идея — он хотел бы всё время принимать Тело и Кровь Спасителя.

Не обращаясь специально к правилам, которые оговаривают эту частоту, могу сказать, что можно только радоваться за всякого, кто приступает каждую неделю. Я искренне завидую тем, кто причащается чаще раза в неделю. Прекрасно, но почти трудно осуществимо ежедневное причащение; прекрасно потому, что тогда вся жизнь превращается в непрекращающийся День Господень, в праздник, который всегда с тобой. И тогда каждый такой день, и вся жизнь становится непременным предисловием, преддверием к Невечернему дню Царства Бога.

Цей запис має 41 коментар(-ів)

  1. “2. Вот оставьте этот стол на неделю в комнате с закрытыми окнами и запертой дверью. Потом придите и проведите пальцами по нему. И останется на столе чистая полоса, а на пальце — пыль, которую и не замечаешь в воздухе. Так и грехи: большие или малые, но они накапливаются непрерывно. И от них следует очищаться покаянием и исповедью”.(пр.ИСААКИЙ ОПТИНСКИЙ)
    И ПРАВДА-РАНЬШЕ ТАКИЕ ЛЮДИ ГРЕШНИКИ БЫЛИ! НЕ ТО ЧТО МЫ СЕЙЧАС,СПЛОШЬ ПРАВЕДНИКИ В МИРУ-БЕЗ ИСПОВЕДИ МОЖЕМ ПРИНИМАТЬ СВЯТАЯ СВЯТЫХ!))((

  2. «БУДЕТ БЕДА, ЕСЛИ РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ УТРАТИТ ИСПОВЕДЬ ПЕРЕД ПРИЧАЩЕНИЕМ»Беседа с одним из старейших насельников Свято-Троицкой Лавры, смотрителем Патриарших покоев архимандритом Илией (Рейзмиром)

    — Испокон веков, со Вселенских соборов, от святых отцов — Василия Великого, Иоанна Златоуста — всегда было так: покаянная исповедь перед причащением Святых Христовых Тайн[2]. Без исповеди нельзя приступать к великому этому Таинству….

    …Апостол Павел говорит: «Да испытывает же себя человек» (1 Кор. 11: 28–29) и тогда приступает, потому что «ядый и пияй недостойно» в суд и в осуждение причащается….http://www.pravoslavie.ru/guest/64765.htm

      1. вывод – вы другого вероисповедания и случайно забрели на этот сайт)). спаси вас Господь!

  3. Ну, вот, так и живем… Я бы очень много могла бы рассказать “интересных” ситуаций. Почему такое происходит? Потому, что редко редко какой архиерей интересуется жизнью на приходах. Скорбно тяжело об этом говорить, но в большинстве случаев епархию интересуют денежные взносы. А как там священник служит? Как проповедует? Это мало кого интересует. На десерт еще… Есть у нас неподалеку приход. Маленькое село. Конечно, дипломированному Батюшке туда идти неохота. Нашли “кандидата”. Он много лет работал пастухом. Высвятили. Начал он превосходно! 1000 гривен за похорон! да еще 200! свечек в церкви купить! И когда умерла одинокая женщина все соседи на похорон собирали и тогда цена не изменилась. Люди поехали жаловаться архиерею. Ответ был решительный: дали вам батюшку – будьте довольны! Иначе, никакого не будет!

  4. Вот так и выходит что храмы пустуют в своем большинстве. А еще мне приходилось наблюдать вот какую картину. Была я в Хмельнике. Служится литургия. К причастию много детей было. И вот: Пропел хор “Отче наш” и… перерыв. Очень много людей ушло из церкви. Перерыв тянулся минут 20. Наконец хористы возвратились на свои места и я решила, что служба продолжится. Но моему удивлению не было предела. Священник благословил … служение панахиды.Я с грустью посмотрела на детей еле стоящих в очереди, на мамок с детьми и огорченная перекрестившись ушла. Скажите пожалуйста: можно ли прерывать евхаристический канон?

    1. Кирилл Емельянов

      ну, смотрите, канон евхаристический они закончили, не прерывали (он кончается возгласом “и да будут милости…”). Но, конечно, после Отче наш и перед причастием служить панихиду – это, конечно, сильно. Это не только искажение смысла богослужения (Литургии), это не только издевательство над людьми., это просто какое-то вопиющее невежество и дисциплинарный косяк (не побоюсь этого слова )) Хотя…. если панихиду или молебен можно служить после Литургии – отчего не служить их во время оной?..

      1. Может и можно отслужить. Но причастия ждали много детей. Дети выстояли всю службу. Почему не отнестись к ним священнику с отцовской заботой? Почему их не причастили а потом уже пошли на перерыв? Может это и правильно но мне не понятно, честное слово.

        1. Кирилл Емельянов

          нет, Раиса, это не правильно. Это какое-то самочиние. Нельзя разбивать Литургию, это просто немыслимо.

  5. Прочитала и статьи и комментарии. Я верующий человек. Знаю многих священников лично. И вот что хочу сказать. Есть такие священники к которым приходишь исповедаться и он внимательно тебя слушает. Когда ты рассказала о своих грехах он кратко но точно дал советы и наставления и ты чувствуешь что ты действительно исповедался. Но есть другие. Начинаешь говорить. Он выслушает первые два предложения. Все! Дальше говорит он. Долго. Но ведь я и так слушаю его проповеди. Зачем держать народ в церкви отдельными нравоучениями. Для этого есть проповедь. Старые люди ждут очереди, маленьких детей мамы уже не в силе успокаивать. И получается что не мы исповедуемся. А нас исповедуют. И такие священники призывают к очень частой исповеди. Служба очень затянута. И “отстояв” такую литургию немногие решаются придти следующий раз. И самое главное! Священник не выслушал твоих грехов. НЕ ДАЛ их высказать. Но много поговоривши дает разрешение и допускает к причастию. А человек и половины всего не рассказал!

    1. А зачем вообще ходить к таким священникам, да и в такой храм, конечно, говорят, что когда человек приходит в храм, то он, прежде всего, приходит к Богу, а не к священику… это, конечно, так, но ведь для того, чтобы человек соединился с Богом (причастился), человек все равно должен пройти через священника и тут личность священника и то, как священник себя, ведет имеет очень большое значение. Так просто не нужно ходить к таким многовещенным и пустоглаголивым священникам, пусть храмы, в которых они служат, опустеют, может тогда до них хоть чего-нибудь дойдет…

      1. Кирилл Емельянов

        Какой Вы злой, однако! Больше товаров! хороших и разных!

  6. Спасибо огромное! да благословит вас Господь! Ведь сложилась такая традиция в церкви придумывать и придумывать всякие запреты что бы не допускать людей к Богу. Давайте разбивать эти кандалы.

  7. Алексей Боднар

    Уважаемый Сергий, Вы абсолютно правы. По Евангелию Христос не препятствовал Иуде причащаться. Хотя, конечно, краткий разговор на Тайной вечери очень напоминает то, что происходит у исповедного аналоя. Разве что один из участников беседы не произнес “каюсь”, а Второй на произнес слов прощения.

    Конечно, такой простой фактор, как отсутствие парашюта, не помешает любителю прыжков выпрыгнуть из самолета. Да и какие-то мелкие грехи (нарушения Евангелия) совершенно не должны нарушать радости общения человека от встречи с Богом, ведь Евангелие с его борьбой со страстями написано только для монахов. Хотя, конечно, наверное, во всех странах, где причащаются каждую литургию, нет блудников и лихоимцев. Или в этих фразах не все верно?

    1. Алексей Боднар

      Уважаемый Сергей. Хочу заметить, что изменение ситуации наиболее важна тем, в ком Вы увидели “книжников и тд”. В праздничный день, когда на причастие собирается масса “жаждущих соединиться со Христом”, но не знающих ни одной заповеди, и не верящих в Бога, священник испытывает серьезную психическую травму (стресс). Попробовали бы Вы кратко пересказать все Евангелие и заповеди (особенно, когда священник один). Да, было бы здорово всю эту массу народа готовить ко причастию в какой-то отдельный день, но … Вы можете себе представить рыночного торговца, который смог бы вырвать из своей жизни больше 2 часов “на все божественное” в неделю? Такие у нас братья и сестры. Других не дадено.

      Мне особенно “нравится” формулировка “ревностные” причастники, для которых необходимо особенное отношение на литургии. Ради того, чтобы не заработать такого титула, я бы предпочел исповедоваться с теми, кто в храм пришел впервые. Ой, опасно деление людей на правильных и неправильных причастников. Некоторые “правильные и ревностные” мне очень напоминают знаменитых евангельских персонажей из притч. Да и легкое испытание (гнилая буханка аввы Дорофея) чаще всего показывает не такое уж и радужное внутреннее содержимое на сломе. Видать не только Иуда от причастия не стал лучше.

      Русские священники давно изобрели смоковничный лист допущения ко причастию без исповеди. Называется он “общая исповедь” (краткая проповедь, и чтение разрешительной молитвы без всякого выдавливания из себя раба демонов). Но что-то особого смягчения нравов от него не наблюдается.

  8. Сергей Ярмолка

    Как больно смотреть на то, что сейчас происходит. Хочешь приидти ко Христу, хочешь быть причастником Его Свтятых Даров, а тебя не пускают. Как уместен стих из Св.Писания: “Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете.” (Матф.23:13).
    Прошу прощения!

    1. Сергей

      Личное мнение, высказанное (по видео) А.Осиповым по вопросу объединения таинств исповеди и причастия, а также частоты причащения, как раз и разбирается в статье. Плохо только, что А.Осипов в традиционной ему менторской, эмоциональной манере, не терпящей возражений, преподносит свою точку зрения как нечто, на что нужно ориентироваться. Здесь он как раз не учитель, а всего лишь один из участников дискуссии.

  9. Сергей

    Цитата о.Алексея Боднара: “Установления евхаристической дисциплины (не похожей на греческие) легитимировались синодальными постановлениями”.

    Интересно, какие такого рода постановления Вы можете назвать?

    Цитата о.Алексея Боднара: “А зачем вселенский охват? У нас церковь автокефальная, с древними корнями, тысячи святых родила, и этих святых (я имею в виду 19-й век) никогда особо не беспокоило такое “безобразие”, как входной билетик на причастие. Наверное, особой губительности для души в этом нет”.

    Чтобы так уверенно утверждать, все же нужно предпринять историческое исследование – беспокоило это кого-то или нет. Вот, например, отсутствие патриаршества тоже с первого взгляда немногих в Русской Церкви беспокоило, как и утверждение российского императора главой РПЦ. Но это же не значит, что так и должно было оставаться.

  10. гость

    Комментарии отца Алексея, на мой взгляд, убедительнее доводов в статье.

    1. Алексей Боднар

      Приятно это слышать. Но я просто, хотел на вопросы (интересные и злободневные) добавить и свои вопросы, которые мне кажутся, станут злбодневными, если мы заменим мысли эмоциями). Мне кажется, что наш (русский) опыт хорош. И что нам необходимо исправлять то, что имеем, а не разрушить все до основания и ждать, когда у нас все станет как у апостолов…
      Греческий опыт предусматирвает наличие подлинных старцев (“пресвитеров”, названных так не в результате получения очередной церковной награды, а духовного опыта и дара рассуждения), которые руководят ко спасению людей “между службами”. С таким руководителями исповедь перед причастием – излишня. Общение с таким опытным учителем – это месяц духовного настроения (простите, за грубые восторги). Автор точно заметил проблему духовничества у нас. Но … откуда у нас старцы-пресвитеры?
      Кроме того, вторая проблема, из-за чего не идет нашей корове черкесское седло – это духовное варварство народа. Непрерывное говение (жизнь от причастия до причастия, как у священников и, в идеале, у греков) предусматривает высокий градус трезвенности, внимательности и бодренности ОБЫДЕННОЙ ЖИЗНИ.

      1. Алексей Боднар

        русская традиция – все начинать с нуля в каждый евхариситческий цикл. (возможно, это ниже того, что нам кажется идеалом). Но… проблема зеленых, незрелых духовников не будет решена ответом в виде зеленых, незрелых мирян. Если 20-ти летние мальчики после семинарии не способны врачевать души наших “варваров”-земляков, лучше ли будет, когда эти варвары и домохозяйки сами начнут себя пасти даже без таких “горе-Серафимов”?
        Итак две проблемы: 1 нет старцев, которые бы “в свободное от литургии время” могли бы наставлять, 2. и отсутствие нормального мирского христианского быта. Отменив горе-исповедь мы не решим две другие проблемы, чтобы у нас было “как у греков” (а тем более, как у апостолов).
        Поэтому священническое всегдашнее горение и евхаристическая готовность не достижима православному обывателю, которому приходится постоянно оказываться в роли блудного сына (и ему хорошо бы услышать прощение Отче не только в своей фантазии). Я надеюсь, что ошибаюсь. Но таких блудных сыновей я встречаю чаще, чем горе-Серафимов.

  11. Алексей Боднар

    Кроме того, а не пойдет ли пытливый ум дальше, объявив “ритуалы” евхаристии своей “заслугой” и “входным билетом”? Сочинив новое фарисейство? Создав почву для новой борьбы, но уже с “формальной литургией”?
    Да и “русские правила” кость в горле для “глобальных православных” со времен патриарха Никона. Когда уже русские поймут, что они не самые тупые в мире, и что их правила не хуже греческих, других?

    1. Кирилл Емельянов

      куда пойдёт пытливый ум и где опустит он копыта – не знаю 😉 А какие такие “правила” у русских? Есть традиции. Правила у нас, всё-таки, пока мы все члены единой церкви – одни: это книга правил: апостольские, постановления вселенских соборов. Местные затеи и практики – это всё здорово, но не могут претендовать на всеобщий охват, пока не будут приняты всей, так сказать, церковной полнотой. Не правда?

      1. Алексей Боднар

        По поводу традиций и правил, простите. Не то написал, и не там (если это вызывает смущение, подскажите – я удалю).. Но, раз уж начал…
        Во времена первенствующей церкви правила отличались в разных общинах довольно радикально: общение имений в Иерусалиме, и еженедельная десятина, например, в “церквах Македонских”. И никого это сильное различие не смущало. А там ведь об устройстве Церковного Тела речь шла.
        Установления евхаристической дисциплины (не похожей на греческие) легитимировались синодальными постановлениями. Я не пытаюсь ничего оспаривать. Вы действительно серьезные проблемы обсуждаете, об этом стоит задуматься. Но, если уж о правилах, то “младшие, повинуйтесь пастырям” (1Пет.5:5), так что слушаться синодальных постановлений, до момента их изменения или отмены, дело основанное на Новом завете.
        Или вот такое: «ничего не творить без воли епископа града. Также и пресвитерам ничего не творить без воли епископа» 57 Правило Лаодикийского Собора. Если уж все делать по Библии, так причащаться нужно вечером после агапы.
        Не является ли новостаровведение принципом, описанным аввой Дорофеем: “да кто они такие, эти Синодалы?”

        А зачем вселенский охват? У нас церковь автокефальная, с древними корнями, тысячи святых родила, и этих святых (я имею в виду 19-й век) никогда особо не беспокоило такое “безобразие”, как входной билетик на причастие. Наверное, особой губительности для души в этом нет.

        1. По всей видимости, Вы относитесь к категории людей, которые считатют, что та или иная традиция ценна лишь потому, что эта традиция когда-то возникла и существует, а значит и не нужно ее отменять или реформировать. Но сохранять традицию только ради самой традиции это абсурд, т.к. традиция должна нести пользу, если же традиция этой пользы не несет, а превращается в некую псевдодуховную карикатуру, какая справедливо описана в статье, то тогда нет смысла сохранять этут традицию, а вообще в Русской Церкви было много нелепых традиций, например, не причащать на Пасху, или же причащаться раз в год, так может тоже следовало бы эти традиции сохранить только потому, что они когда возники и существовали?

    2. “Я русский, но вера моя греческая”. Откуда у русских может быть своя традиция, которая идет прямо от апостолов мимо греков и, при этом. не выдумана каким-нибудь обер-прокурором или Прокоповичем? Да ни откуда. Или апостольское предание можно сочинить на коленке?
      вот и выходит, что “русская” скуфья просто переделанная католическая. И эта практика оттуда пришла. Практика обязательной исповеди при относительно редком и частом причащении была в католичестве в поздние средние века. Особенно сильной стала в эпоху контрреформации. Особенно, в “Обществе Иисуса”. Лойола исповедовался практически перед каждой мессой, которую старался служить каждый день. Так было принято в Обществе. В коллегиях которого учились и греческие, и украинские богословы 16-17 веков. Ученики которых становились, в том числе, “беглыми попами”. Именно в это время и появляется жесткая связка исповедь+причастие в православии. Правда, духовенство себя от нее освободило (это Лойола считал себя грешником, а у нас, православных все отцы святые, это понятно…), а в России это дошло до абсурда в стиле “почему Вы в Оптине исповедуете без справки”.

      1. Алексей Боднар

        Простите, но я об апостольском предании и не говорил. Но ведь никого не беспокоит нарушение апостольского предания (и прямого евангельского текста) причащаться на голодный желудок.

        Ну почему Вы так унижаете русскую традицию (скуфья здесь ни причем, наоборот). Мы же это уже проходили в конце 17-го века. Не так уж и плохо было то, что одним движением перечеркнули, и не так уж было хорошо то, что появилось на руинах старой Руси.

        Старые здания нужно ремонтировать аккуратно, а то совсем развалятся.

        А можно уточнить, а то я Вас не очень хорошо понял, о святости и осознания своих грехов? Петр Дамаскин говорит, что первый плод Святого Духа в душе – это зрение греха своего. Сисой великий что-то не очень себя святым ощущал перед смертью. А молитва Макария Великого №1 в утренних, вообще как-то странно звучит для святого. Благодарю за Вашу историческую справку. Не знал. Но не все же плохо у соседей. И мы же творчески ассимилируем. Вот, например, Пассия и икона Умиления.

        Да я не против причастия без исповеди. Я не вижу пока альтернативы существующему порядку (я имею в виду исповеди перед причастием). Я знаю много людей, которых я мог бы допустить к причастию без исповеди. Но в том-то и дело, что они меньше всего настаивают на отмене исповеди.

  12. Алексей Боднар

    Уважаемый Кирилл Емельянов.
    На Украине, в Святогорской Лавре, иеромонахи, насколько я знаю, исповедуются перед каждой литургией.
    Я – священник. Когда я служил “вдвоем” я исповедовался, заступая на седмицу. И так принято во многих храмах. Особенно у молодых священников.

    У исповеди есть очень важные функции. К сожалению, Вы продемонстрировали какую-то карикатуру Исповеди. И вполне закономерно, с Вами все согласятся, что такой кошмар нам не нужен. Но, поверьте, существует не только карикатура, изображенная Вами.

    Евангелие содержит две важные притчи о подготовке ко Причастию: “О Сеятеле” и “О званных на брачный пир”. (простите за банальности). Дефекты духовничества – это повод исправить дефекты духовничества, а не отменить Исповедь. (идеалом было бы несколько отделить исповедь от причастия, совершая ее вне литургии, и теми, кто способен ее совершать. Брать за образец правила священства – хороший совет, но это так же должно предусматривать такую же степень напряжения евхаристической жизни в мирской среде, появление непрерывного говения, как у священников. А малое мое знакомство с мирской жизнью показывает грустную картину глубокой секулярности церковного сознания у мирян).

    Притча “О брачном пире” показывает две проблемы: те которые не пошли на брачный пир – это не причащающиеся. Те, кто пришел, не изменившись – впали в духовное нечувствие и расслабление воли. Регулярно причащающиеся иногда показывают страшные примеры нравственного разложения… и ничего их не пронимает.
    А то, как нужно меняться перед причастием, показано в притче “О Сеятеле”. Исповедь дает возможность проложить психологическую черту – “врата безмолвия”, совершить некий труд. Лишившись этого, люди потеряют многое. Что Вы предложите взамен? Эти средства – грубые и плохо исполняемые. Но драный парашют лучше его отсутствия.

    1. Кирилл Емельянов

      Отче, я ничего не предлагаю. Нет здесь никаких рецептов. Написал то, что написал. Монашеский опыт – это вообще отдельная “песня”, но о ней ничего не берусь судить, поскольку совсем в ней не сведущ. Если у Вас так принято – здорово, молодцы. Вам виднее. Меня немного смутил Ваш функциональный подход к исповеди; всё-таки это таинство, а не прикладной ритуал. но это вопрос формулировок, наверное. И, да: монашеское и мирянское “сознание” – они разные. Но ничего тут грустного нет: в практике одних исповедание духовнику своих помыслов – необходимая аскеза; в практике других исповедание помыслов просто не нужно (было даже спец. постановление св. синода о недопустимости такой практики на приходах – это в середине 90-х было, если не ошибаюсь).

      1. Алексей Боднар

        Уважаемый Кирилл. Я не очень хорошо образован. Ну, несколько дипломов светских, и один заочно-семинарский, так что с удовольствием слушаю людей, которые знают больше меня (Вас, например). Ваша статья хороша. Потому мои возражения о частностях.

        Мне очень понравилось мнение профессора Осипова, что Таинства имеют именно функциональное значение. Они – средство в преображении человека. Само же Преображение – только в Боге (а не в факте Причастия). От человека же требуется приготовить место. Поэтому в Церковных средствах есть место телу, уму и духу (Толкование на притчу “О трех мерах муки”). Психологический момент присутствует, и он тем более важен, чем духовное человека состояние ниже. Поэтому лично для меня Исповедь важна и с этой стороны невежд. Кстати, так и Феофан Затворник пишет об этом: перед причастием важно услышать голос Божий о прощении грехов из уст духовника, как о точке в покаянии.

      2. Алексей Боднар

        Нет, проблема не в мирянском и монашеском сознании, а в христианстве и в бытовом язычестве (в христианской личине).
        Раз уж начал позориться в своем невежестве, продолжу. Для меня, как для (назовем логично, раз исповедь=билетик) “кондуктора”, у исповеди перед причастием существует важная функция, узнать: В КАКОМ НАСТРОЕНИИ ИДЕТ ПРИЧАЩАТЬСЯ ЧЕЛОВЕК. Моя личная задача убедиться, что на Причастие (то есть в Царство Небесное) он идет с единственной евангельской евхаристической мыслью (это Христос подчеркнул. Вот он, этот помысел – “билетик на причастие”), которая прозвучала на Голгофе справа от Христа. Она звучит просто: “из всех грешных первый есмь аз”, “не достоин войти в Царство Небесное, Ты, Господи, меня там только помяни” (эту фразу несколько раз повторяют на литургии, зачем?). Для меня мало важно, сколько прочитал канонов причастник (хотя, дисциплину я блюду – в пределах распоряжения епархиального духовника и икономии), но вот настроение…. это цель. А еще мне важно знать, “готово ли сердце”. На исповеди самое важное не то, что говорит человек, а о том, о чем он молчит. Что человек считает своей нормой. Я, правда, невежественный поп. Поэтому я не дерзаю сказать грядущему Иуде “ты”. Но иногда, когда человек кипит в немирном духе, я пытаюсь объяснить ему, что прыгать из самолета без парашюта опасно. Но, как Вы прекрасно заметили, для зеленых невежественных попов, “удобее молчание”. Вот и думаешь, что правильнее: научить молодых и зеленых попов духовничеству, или вообще отменить должность инструктора по прыжкам с парашютом.

        НБ: все фарисеи абсолютно уверены, что исповедь им не нужна. Это меня пугает. Так что, если у нас будет по гречески, не миновать нам изверженных в сердечную темницу со связанными руками. Хотя, умыть руки перед такими, – священнику полезней для психического здоровья.
        НББ: И зачем только крест надевать? Чтобы себя пасти? или фарисеев переучивать?

        1. Кирилл Емельянов

          Ээээээ, батюшка. Простите, не хочу обидеть Вас. Хорошо Вы пишете. Но вот вопроса возникает два по поводу сказанного Вами: 1) Исповедь – это перемена сознания, вроде как; перемена жизни вследствии исповедания тяжких грехов, а вовсе не проверка духовного состояния или настроения. Т.е. у Вас получается, что у исповеди какой-то иной смысл. и 2) А кто Вы такой, чтобы проводить такие “инспекции”? Вы психоаналитик? Психотерапевт? Не страшно Вам? Или какой-то епархиальный циркуляр имеется – проверять настроения прихожан перед причастием? Если человеу пришёл, если он готовился к литургии, если он понимает, зачем это нужно и хочет приступать – ну какое Вам дело до его настроений?! Больше бесед, встреч с прихожанами, обсуждение каких-то вот нравственных вопросов, совместное чтение Евангелия – вот что нужно людям помимо богослужений. Общение. А исповедь как таинство – она нужна, необходима, но у неё своё место. Равно как и у чина исповедания своих грехов. Равно как и у Соборования; а то чуть ли ни детей приводят собороваться – и подводят под это какую-то базу богословскую…

          1. Алексей Боднар

            Уважаемый Кирилл. Я тысячный раз прошу прощение в своем плохом образовании, но у меня какое-то странное чувство, что я не знаком с евангельским делением на тяжкие и не тяжкие грехи. Список смертных грехов значится в Рим1 и Гал5. А какой список грехов тяжких? Вот в “ежедневной исповеди” значатся смертные грехи: “пьянство, хищение, ненависть”. А в 4й перед причастием “блуд, прелюбодеяние, хула”.

            Кроме того, объясните мне, заочно-семинристу, считаете ли Вы нарушение Евангельских заповедей: “блаженны нищие духом и тд” тяжелым духовным состоянием, или же только достаточно нескольких заповедей Моисеева Закона?

            Кстати, я за ежедневное причастие (если у кого-то вопрос). Я служу в онкологическом центре, зову прихожан каждую литургию, но… так что я буду рад каноническому разъяснению евхаристической дисциплины, но вопросы..

            Кирилл, по поводу моей “психотерапии”, Вы пожалуйста, не шутите. А то ведь “психос” – душа, а “терапия” – лечение. Или скАжете, что в мои пастырские обязанности не входит “врачевать больную овцу” Христову? А то ведь пророк за это священников в Ветхом завете очень сильно ругал… А то, что Исповедь – явление многогранное, что я могу сказать? Семья тоже дело многогранное. И кастрюля борща никак не противоречит возвышенной любви.

          2. Кирилл Емельянов

            ))) у Вас заочное семинарское образование, а у меня и его нет. Так что… По поводу врачевания. Ну что я Вам – советы буду давать?! Мне вообще страшно представить себя на Вашем месте, поскольку, даже если Вы того не хотите – прихожане ждут от Вас этой терапии. Но как её проводить? И бывают ли врачи-заочники? Наверное, да. По поводу исповеди и грехов: я писал, что у всех разный градус ощущения своей греховности. и именно поэтому тут нет и не может быть общего для всех подхода. И, тем не менее, есть понятие канонический грех (посмотрите в Книге правил, там расписано, каковы санкции за какие грехи). Всё это устарело немного (нельзя лечиться у врача-еврея, например), но суть там понятная. Основное там оговорено, мне кажется.

          3. Алексей Боднар

            Кирилл, с Вами приятно общаться, но, наверное, это лучше делать вне обсуждения Вашей статьи.

            Кажется, я все “конструктивное” высказал, а углубление в детали только отодвинет от темы.
            Пастырское служение – это океан. А исповедь – это важнейшее составляющее этого служения.
            Я вообще-то в больнице служу, так что мои мозги заточены на людей больных, и находящихся в жутком кризисе. Так что моя главная задача (в первую очередь на исповеди) из-за всех сил создать все возможные условия, чтобы больной причастился в хорошем духовном настроении и чтобы ничто не омрачало радости встречи Жениха (Христа) и невесты (души). Так как моя больница – раковая, широта икономии максимальная. Но вот устранить исповедь – я не могу даже этого представить. Хотя обычно, я один раз “знакомлюсь” с больным, а потом только “проверяю пульс”. Этот первый раз и является полноценной исповедью (часто за несколько дней до литургии). Так что условия к исполнению того, о чем говорится в Проекте Межсоборного присутсвия «О подготовке ко Святому Причащению» (об исповеди), в моей больнице существуют реально.

          4. Кирилл Емельянов

            Спасибо) А кто говорит об устранении исповеди? А в Вашей практике исповедь всякий раз может быть последней, так что здесь, и впрямь мы выходим за рамки обсуждаемого в статье. Знаете, когда человек вот-вот почит – тут вообще – последнее его покаяние может и медсестра засвидетельствовать (если сумеет, конечно).

Залишити відповідь до Кирилл Емельянов Скасувати відповідь