На этот весьма трудный вопрос, давно волнующий историков и богословов, наука не может дать уверенного ответа — несмотря на огромное количество глубокомысленных, искусных и тончайших исследований, посвященных специально этому предмету. В настоящей статье мне хотелось бы только еще раз кратко изложить саму проблему и обозреть ее, так сказать, с высоты птичьего полета.
Согласно синоптическим Евангелиям (Мк. 14:12-16, Мф. 26:17-19 Лк. 22:7-16), Иисус с учениками вкушали пасху, следовательно, это был праздничный пасхальный ужин, по-еврейски седер (букв. «порядок»). По Закону, вкушать пасхального агнца положено вечером 14-го нисана (или в начале 15-го нисана, т.к. сутки начинались с вечера); в таком случае распятие совершилось 15-го, в первый день праздника, или «в первый день опресноков» (Мк. 14:12), а воскресение Иисуса Христа — 17-го. Но по Евангелию от Иоанна, последний ужин (Иоанн употребляет термин deipnon «вечеря», не используемый синоптиками) был перед Пасхой (13:1), что подтверждается замечанием евангелиста, что иудеи «не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы [можно было] есть пасху» (18:28, ср. также 19:14, 31). По свидетельству всех евангелистов, день распятия — пятница. Значит, по Иоанну, в пятницу утром пасхальный седер еще только предстояло совершить. Следовательно, в Иоанновой хронологии пятница была 14-м нисана, а воскресение Христа пришлось на 16-е. Налицо явное противоречие, которое с древних времен толкователи по-разному пытались устранить. Понятна важность этой проблемы и для календаря, и для литургического богословия: если это была пасхальная трапеза, основные моменты изначальной Евхаристии можно реконструировать по имеющимся у нас данным о ходе пасхального седера (это делает, напр., Луи Буйе в книге О Библии и Евангелии, Брюссель, 1988).
Не только современные исследователи, но и древние писатели и отцы Церкви отвечали на поставленный в заглавии вопрос прямо противоположным образом. Так, в III веке Климент Александрийский и св. Ипполит Римский, а в IV веке священномученик Петр Александрийский считали, что Христос не вкушал еврейскую пасху, ибо Сам был истинной Пасхой, но Ориген и особенно отцы, жившие после Первого Вселенского собора, установившего единый день празднования Пасхи, такие как св. Иоанн Златоуст и преп. Иоанн Дамаскин, ясно говорят, что Тайная Вечеря была иудейской пасхальной трапезой; это понимание вошло в православное богослужение. Общепризнанной стала Иоаннова хронология: четверг, 13 нисана, – Тайная Вечеря и арест; пятница, 14 нисана, – суд и распятие; соответственно, суббота, первый опресночный день, – 15 нисана, воскресение Христа – 16-е.
Действительно, синоптическая хронология крайне маловероятна. Знаменитый протестантский новозаветник Иоахим Иеремиас называет 10 вещей, которые представляются невозможными на Пасху с точки зрения предписаний о ее праздновании, если предположить, что пятница была 15-м нисана. В пасхальную ночь не должно было иметь места: 1) удаление в Гефсиманию после трапезы; 2) ношение оружия храмовой стражей; 3) собрание Синедриона и суд; 4) разрывание одежды (Мк. 14:63). В пасхальное утро невозможно было: 5) участие иудеев в римском суде; 6) возвращение с поля (т.е. с работы) Симона Киринеянина (Мк. 15:21); 7) казнь Иисуса. В вечер пасхального дня нельзя было: 8) купить плащаницу (Мк. 15:46); 9) снять тело Иисуса, предать его погребению и привалить камень; 10) приготовить ароматы для помазания. Кроме того, в пасхальном ужине должны употребляться опресноки (по-греч. adzyma), а не квасной хлеб (по-греч. artos), как читаем в евангельском тексте (J. Jeremias, Eucharistic Words of Jesus, Oxford, 1951). (Других подробностей трапезы мы здесь не касаемся, т.к. из описаний евангелистов можно почерпнуть немного, хотя дебаты ведутся и вокруг этой стороны вопроса). Против трактовки некоторых из этих моментов выдвигались возражения; в частности, Винсент Тейлор указывал, что все эти предписания известны нам из гораздо более поздней по времени раввинистической литературы (V. Taylor The Gospel according to St. Mark, London, 1952). Но некоторые из этих 10 пунктов, конечно, совершенно немыслимы в святую пасхальную ночь и утро первого праздничного дня, особенно для фарисеев и священников: заседание Синедриона, суд, общение с язычниками, участие в казни.
Большинство исследователей хотя и считает Тайную Вечерю пасхальной трапезой и принимают Иоаннову хронологию, но по-разному трактуют сообщения евангелистов и характер самой трапезы. Некоторые полагали, что весь народ вкушал праздничную трапезу, как и положено было в тот раз, вечером в пятницу, 14 нисана, но Христос с учениками и, быть может, еще какая-то часть народа по каким-то причинам перенесли пасхальный ужин на сутки раньше — на вечер четверга. Таким образом, по этой гипотезе, Тайная Вечеря была пасхальным седером, но совершенным не в обычное (по крайней мере, для большинства народа) время. Так думали архиеп. Филарет (Гумилевский), Д. А. Хвольсон, прот. Павел Алфеев, еп. Кассиан (Безобразов), Чарльз Додд и многие другие. В частности, гипотеза Хвольсона, русского гебраиста еврейского происхождения, заключается в том, что поскольку в тот год Пасха совпадает с субботой, то могло быть правило (Хвольсон находит только его туманные и гипотетичные следы), согласно которому в этом случае Пасха переносится на сутки ранее, причем фарисеи и вместе с ними Иисус с учениками следовали этому правилу, а саддукеи нет. Гипотеза Хвольсона (вначале она была опубликована по-русски в журнале «Христианское чтение» за 1873 и 1875 гг., а затем в более полном варианте по-немецки в «Мемуарах Академии Наук», СПб, 1892) подверглась критике со стороны Иеремиаса. Католические библеисты Мари-Жозеф Лагранж и Джузеппе Риччиотти выдвигали похожие гипотезы — и тоже почти ничем не подкрепленные — о том, что фарисеи и саддукеи могли пользоваться разными календарями. Высказывалось еще предположение, что жители Иудеи и галилеяне могли пользоваться разными календарями, но это опять же ни на чем не основанная догадка.
Многие считают все же Тайную Вечерю в целом нормальной пасхальной трапезой, а расхождения в показаниях евангелистов мнимыми, хотя для устранения этих противоречий предлагают различные решения, которые мы здесь не будем обсуждать ввиду их большой историко-филологической сложности и которые все, надо отметить, признаны в науке несостоятельными. Сюда относятся догадки почти всех крупных русских богословов, посвятивших этой проблеме исследования или как-то затрагивавших ее: А. В. Горского, Н. Н. Глубоковского, Ф. И. Троицкого, Д. И. Богдашевского, литургистов А. В. Петровского, И. А. Карабинова, архим. Киприана (Керна), Н. Д. Успенского.
Выдвигалось и предположение, что Тайная Вечеря не была иудейским пасхальным седером. Известный англиканский писатель Фредерик Фаррар думал, что синоптики ошиблись, назвав последний ужин с Учителем пасхальным, а евангелист Иоанн поправил их ошибку (Жизнь Иисуса Христа, русск. перев. СПб., 1887, прилож. X). Болгарский православный библеист Христо Гяуров выдвинул гипотезу, что синоптики назвали Тайную Вечерю пасхой в христианском смысле, а не в ветхозаветном, т.к. первые христиане ко времени составления синоптических Евангелий праздновали Тайную Вечерю как начало «пасхи страданий» (Денят на Тайна вечеря, София, 1952). Крупнейший современный специалист по Иоанновой письменности католический экзегет Реймонд Браун считает, что Тайная Вечеря не была пасхальной трапезой, но Христос «сознательно копировал многие ее детали (кроме агнца), чтобы показать связь евхаристической жертвы с историческим освобождением евреев из египетского плена в первую Пасху»; затем «в синоптической проповеднической традиции произошло упрощение… и эта трапеза с пасхальными чертами стала пасхальной трапезой; а отсюда остается лишь один шаг до мысли о том, что вечер, в который совершалась эта трапеза, был пасхальным» («Проблема историчности в Евангелии от Иоанна», Символ 15, 1986). К подобному мнению склоняется и другой видный католический «иоанновед» Рудольф Шнакенбург.
В отношении хронологии также существует взгляд в пользу синоптиков, а не Иоанна. Так, Чарльз Барретт (еще один известный комментатор Евангелия от Иоанна) считает, что верна хронология синоптиков, а четвертый евангелист умышленно перенес день распятия Христа на самый день празднования Пасхи, чтобы подчеркнуть богословскую идею, до него уже развитую ап. Павлом (1 Кор. 5:7): Христос – истинная Пасха (C. K. Barrett, The Gospel according to St. John, London, 1960).
Из всех усилий по гармонизации свидетельств евангелистов наибольшего внимания, пожалуй, заслуживают отчасти уже упомянутые попытки найти объяснение в предположении, что Иисус с учениками (и, возможно, кто-то еще) пользовались другим календарем, чем религиозные вожди народа, фарисеи и саддукеи. Из такого рода гипотез, вероятно, самая интересная принадлежит французской католической библеистке Анни Жобер.
Ученые давно и вполне основательно предполагали, что в Палестине того времени были в ходу различные календари. После открытия в 1947 г. свитков Мертвого моря эта догадка блестяще подтвердилась. Календарь, которым пользовалась кумранская секта ессеев, ранее был известен по иудейским апокрифам II-I веков до н.э. — книгам Еноха и Юбилеев, но до кумранских открытий не было известно, чтобы кто-то практически его использовал. Это солнечный, а не лунный (как у евреев) календарь; в нем 14 нисана всегда приходится на вторник. Если Иисус и ученики действительно совершили Пасху по этому календарю, тогда как весь народ — по известному нам лунному еврейскому календарю, то наши представления о хронологии Страстной седмицы должны в корне измениться, т.к. эта хронология не согласуется ни с синоптиками, ни с Иоанном. По мнению Жобер, евангельский рассказ — не история, а сообщение о главных моментах той цепи событий, которая в действительности заняла три дня. Зато ее гипотеза хорошо согласуется и с рассказом синоптиков о том, что Тайная Вечеря — пасхальный седер, и с сообщением Иоанна, что распятие произошло накануне официальной Пасхи: во вторник вечером и ночью — Тайная Вечеря = пасхальный седер по «кумранскому» календарю, арест Иисуса, допрос у Анны и Каиафы; среда — первый синедрион (Мк. 14); четверг — второй синедрион (Мк. 15:1), допрос у Пилата и Ирода; пятница утром — еще один допрос у Пилата (Мк. 15:8), осуждение, распятие; вечером — официальный пасхальный седер. (Дальнейшие подробности — аргументы за и против гипотезы Жобер — можно прочесть в упомянутой статье Брауна.) Ряд исследователей приветствовали эту реконструкцию и с различными оговорками в целом признали, что древняя проблема, похоже, нашла свое решение (Даниэлу, Фогт, Делорм, Кортес, Киран, Скехан, Вальтер и Шванк). Однако другие подвергли ее критике (Браун, Бенуа, Гахтер, Леаль, Иеремиас и Блинцер).
Конечно, гипотеза Жобер вплотную ставит нас перед интересной, хотя и щекотливой темой «Иисус и ессеи». Мысли о какой-то гипотетической связи между Иоанном Крестителем и кумранитами, а также между некоторыми чертами кумранских текстов и Иоанновой письменностью (Четвертым Евангелием и Посланиями Иоанна) высказывались не раз. Но был ли Сам Иисус как-либо связан с этой сектой? Крупный исследователь литературы «межзаветного периода» (т.е. иудейско-эллинистических памятников, созданных между IV в. до н.э. и I-II вв. после Р.Х.) Джеймс Чарльзуорт в лекции «Иисус и свитки Мертвого моря» подытожил достижения кумрановедения за 50 лет в отношении наших знаний об «историческом Иисусе». Он отмечает возможное влияние ессеев на Иисуса, в частности, в особом употреблении термина «новый завет» в кумранском «Дамасском документе»; это словосочетание прозвучало как раз на Тайной Вечере. Чарльзуот допускает, что Тайная Вечеря могла совершиться в ессейском квартале Иерусалима. Его наличие позволяют предположить некоторые упоминания у Филона Александрийского и Иосифа Флавия, но главным образом — в кумранских свитках, а также ряд подтверждающих археологических находок, многие из которых Чарльзуот осматривал лично. Из особенностей евангельского рассказа обращает на себя внимание загадочный эпизод с поручением разыскать человека с кувшином воды (Мк. 14:13): обычно кувшины с водой носили женщины, так что эта черта может указывать на ессеев — единственную группу евреев той эпохи, соблюдавших целибат. Автор называет и другие возможные влияния уникальных особенностей мышления ессеев на Иисуса: концепция Святого Духа, учение о разводе (до кумранских открытий наука не располагала ни одной еврейской параллелью строгому запрету Иисуса Христа на развод, разрешенный Моисеевым Законом), обостренный эсхатологизм (твердая уверенность, что наступают «последние дни»). Обнаружен контекст, по мнению Чарльзуота, и некоторых высказываний Иисуса, не получавших раньше удовлетворительного объяснения, где Иисус, напротив, критикует ессеев: упрек неумеренным ревнителям субботы (Мф. 12:11) мог быть адресован ессеям (судя по сентенции в «Дамасском документе», запрещающей в субботу вытаскивать животное из ямы).
Похожую на идею Жобер гипотезу выдвинул современный русский ученый-физик В. А. Уваров в статье «Оборотная сторона календарной реформы Юлия Цезаря» (в сетевом журнале «Хронос»). По его мнению, синоптики и Иоанн пользовались разными календарями: Иоанн — религиозным храмовым календарем, в котором начало каждого лунного месяца устанавливается на основе непосредственного наблюдения неомении, а синоптики — вычисляемым календарем, который Уваров называет гражданским цезаревским лунно-солнечным календарем. Статья Уварова содержит подробное математико-астрономическое обоснование этой гипотезы. Однако автор практически ничего не говорит об исторической возможности того, что некоторые иудеи пользовались этим «гражданским» календарем.
К рассмотренной проблеме примыкает другая, но, по-видимому, тесно связанная с ней: почему в Четвертом Евангелии, которое, как мы считаем, одно дает правильную хронологию событий, не описана сама Тайная Вечеря, это важнейшее христианское таинство? Рудольф Шнакенбург рассматривает 7 объяснений этого умолчания: 1) по Р. Бультману, ап. Иоанн был против таинств и заменил описание установления таинства Евхаристии Первосвященнической молитвой (гл. 17); 2) А. Швейцер и Г. Виндиш считали, что для Иоанна Евхаристия была возможна только в Духе и после Пасхи, и он сказал о ней (т.е. вложил в уста Иисуса) символически в беседе после умножения хлебов (гл. 6); 3) по В. Ховарду и П. Нивальда, Иоанн опустил установление Евхаристии, т.к. уже изложил свое учение о ней в той же гл. 6; 4) по В. Вилькенсу, отсутствие Евхаристии обусловлено литературной формой Евангелия; 5) Ч. Додд и И. Иеремиас объясняли ее отсутствие эзотерическим характером ранней Церкви, или Disciplina arcani; 6) Й. Бец считает, что рассказ об установлении Евхаристии заменен на рассказ об умовении ног; 7) О. Кульман, в противоположность Бультману, полагает, что Иоанн проявляет большой интерес к культу и таинствам и, в частности, Евхаристию он изображает символически в сценах в Кане и в умовении ног. Шнакенбург, оценивая и по большей части опровергая эти предположения, предлагает решение (близкое к предположениям 4 и 6) в свете своего понимания метода и богословского замысла Иоанна: евангелист, несомненно знавший об установлении Евхаристии на Тайной Вечери, не включил описание этого установления, так как своими средствами иначе (особенно через сцену умовения ног) выразил то, что выражает Евхаристия: «последнее откровение любви Иисуса к Своим, воспоминание Его смерти и участие в Его жизни. Разве традиционный рассказ об установлении Евхаристии, если он следовал за умовением ног и беседой с Петром, дал бы что-то существенно новое? Была ли у Иоанна необходимость включить это установление в свой рассказ, когда он писал для общины, которая уже служила Евхаристию?» (R. Schnackenburg, The Gospel according to St John, N.Y., 1990).
В заключение могу сказать, что из всех попыток гармонизации свидетельств евангелистов наиболее заманчива гипотеза Анни Жобер, но все же наиболее вероятным решением представляется мне объяснение Брауна: в сознании учеников прощальная трапеза с Учителем стала восприниматься как пасхальная. Фаррар говорил об ошибке синоптиков, но, возможно, надо скорее говорить о чем-то таком, что ближе к гипотезе Гяурова: по прошествии нескольких десятков лет христиане называли Пасхой воспоминание Воскресения Иисуса Христа, а не выхода из Египта и перехода через Чермное море, а пасхальной трапезой — служение Евхаристии. Насколько сознательно делалось авторами синоптических Евангелий последнее утверждение (в различной степени осознанности этого — различие мнений Фаррара, Брауна и Гяурова), мы не можем знать, но по собственному опыту знаем, что процесс осознания может занимать годы, хотя потом, когда наконец осознаешь, часто кажется, что знал это с самого начала… Быть может, надо признать, что интуиция вышеупомянутых учителей и отцов — Климента Александрийского, Ипполита Римского и Петра Александрийского — была верной и удивительным образом предвосхитившей выводы научных изысканий. Ибо, вопреки ясному свидетельству синоптических Евангелий, они дерзали утверждать, что Христос не вкушал иудейскую пасху, так как Сам есть истинная Пасха.
Какой богословский урок мы можем извлечь из обескураживающего опыта нерешенности этой проблемы? Возможно, очень простой: как Новый Завет продолжает Ветхий и вместе с тем радикально порывает с ним (думаю, следует признать этот парадокс и не утверждать однозначно ни полной преемственности, ни абсолютного разрыва), так и Евхаристия представляет собой лишь как бы пасхальный седер, будучи столь похожей на него, по крайней мере в самый первый миг своего появления, что евангелисты прямо назвали пасхальной трапезой Тайную Вечерю — дружеский прощальный ужин, — не подумав, что тем самым задают ученым загадку на двадцать столетий вперед.