В 1878 г. в Тоскану из Ниццы перевели молодого и деятельного отца Владимира Левицкого. Именно он смог убедить членов аристократической русской колонии во Флоренции и императорское посольство в Риме в необходимости строительства православного храма, который и стал первым русским церковным строением на территории Италии1.
Стремясь привлечь к делу внимание высоких лиц, о. Владимир сумел придать ему должную историческую перспективу. В письмах в разные церковные и государственные инстанции священник писал о Флоренции как о месте — по его выражению, «седалище», где была заключена знаменитая Уния с папой Римским (1439) и где православные представители, в том числе московский митрополит Исидор (его о. Владимир необоснованно титуловал «лжемитрополитом»), подписали соглашение об объединении с католиками2. Таким образом, постройке храма в столице Тосканы о. Владимир придавал преимущественно не практический, а символический смысл: «Православие здесь, во Флоренции, потерпело великий ущерб посредством пресловутой Флорентийской унии. <…> Благолепный русский храм был бы наилучшим искуплением невольного греха, претерпленного в этом городе»3.
В результате этих посланий было получено необходимое благословение от петербургского митрополита Исидора, а также помощь и посредничество Министерства иностранных дел. Отец Владимир Левицкий не преминул напомнить, что «лжемитрополит», подписавший Унию, был тезкой тогда здравствовавшего митрополита; следовательно, ответственность за «униональный грех» как бы повышалась.
Осветим подробнее личность отца Владимира Левицкого, которому Русская Церковь и город на Арно обязаны появлением столь выдающегося памятника русской культуры. Это был высокообразованный, не без литературного таланта, священник, закончивший Петербургскую Духовную Академию со степенью магистра богословия и философии. Женившись на дочери о. Иосифа Васильева, строителя Александро-Невского собора в Париже, он прожил вместе со своей семьей во Флоренции сорок пять лет — до смерти в 1923 г. Отец Владимир оставил подробный «Журнал строительства храма»4: с его страниц возникает образ целеустремленного, энергичного священника, умевшего преодолевать многочисленные трудности, вникавшего во все мельчайшие подробности дела и зачастую весьма ироничного, даже желчного. Он регулярно писал статьи для российской периодики, преимущественно для петербургского «Церковного Вестника», впоследствии собранные в книге «Современные стремления папства» (СПб., 1908). Не были чужды ему и исторические интересы: так, он описал могилы российских подданных на кладбище в Ливорно. Ему же принадлежит и первый очерк о построенной им русской церкви, помещенный в путеводителе Е. Долговой по Флоренции5. Этот очерк священника лег также в основу позднейшей брошюры о церкви, подготовленной на итальянском языке многолетней старостой общины М. Олсуфьевой6.
Изучение «Журнала» священника дало уникальную возможность реконструировать все перипетии строительства русской церкви на берегах Арно. Отец Левицкий подробно документировал рождение церковной инициативы и ее реализацию, не утаивая всех препон, встречавшихся на его пути.
Книга для сбора средств, что считалось первым официальным шагом в деле храмостроительства, была прислана о. Левицкому из Петербургской Духовной Консистории в 1880 г., то есть спустя два года после его назначения в Тоскану. Это стало его первым крупным успехом. В числе первых жертвователей в книге стоят имена Великих князей Сергея и Павла Александровичей (по тысяче лир), находившихся в то время во Флоренции7, и русских флорентийцев А. Зубова и Е. Демидовой, княгини Сан-Донато. Церковное начинание тем самым изначально приобрело аристократическую окраску.
В том же 1880 г., по настоянию российского посольства в Риме, курировавшего строительство, был сформирован Строительный комитет в составе старосты Г. Кушникова, графа М. Платова, Н. Протасова и А. Хитрово8. Эта акция симптоматична: посольство не желало единоличного руководства делом со стороны священника и пыталось поставить сооружение здания (а главное — траты средств) под собственный контроль, чему и был призван служить Строительный комитет. Впоследствии дипломаты предпринимали другие попытки ограничения власти настоятеля (учредили, например, должность старосты), что вызывало немалое раздражение о. Левицкого.
Летом 1882 г. была куплена земля на виале ин Курва, «с разрешения Императорского Посольства и на его имя»9, однако члены комитета опротестовали такой выбор и «подали в отставку». Это стало первым, но не последним конфликтом настоятеля со своей строптивой паствой. Причиной столь резкой конфронтации явилась неблагозвучность топонима (по иронии судьбы, виале ин Курва была впоследствии переименована, получив весьма «пристойное» имя — виале Бельфьоре), но источником общего недовольства послужил стиль ведения дел о. Владимира Левицкого, не считавшегося с мнением членов комитета и даже не посвящавшего их в собственные замыслы и предприятия. В итоге участок пришлось, с убытком, поменять…
Огромное внимание иерей уделил архитектурному проекту — ведь речь в действительности шла о первом русском церковном здании на территории Италии. Сначала священник повел переговоры с местными зодчими, но все они закончились бесплодно. Многолетняя флорентийская жительница В. Засецкая порекомендовала местного инженера-строителя Джузеппе Боччини10, который составил проект, совершенно непригодный, по мнению о. Владимира. Священник повел было переговоры с петербургскими архитекторами о возможности организации конкурса на лучший проект, но затем, из-за его дороговизны, решил поручить заказ Михаилу Тимофеевичу Преображенскому, с которым священник свел знакомство во время пансионерской поездки молодого зодчего по Италии.
При покупке нового участка пришлось преодолеть ряд препятствий: рядом с ним находился участок О. Базилевской, застраиваемый архитектором А. Ягном. Этот зодчий, по рекомендации другой видной русской флорентийки, Е. Рахмановой11, его гражданской жены, тоже надеялся получить заказ, а когда настоятель предпочел-таки Преображенского, стал интриговать. Базилевской внушили мысль об опасности возникновения рядом с ее домом церкви (автор «Журнала» иронизирует: «Она так суеверна! Она так боится покойников! Она везде подозревает опасности от микробов!»). Базилевская в результате перекупила присмотренный настоятелем участок и разбила на нем сад12.
Окончательный проект, со сметой, составленной Джузеппе Боччини13 (автором прежде отвергнутого проекта), был предоставлен в 1885 г. в Св. Синод с просьбой о пособии, которую проситель усилил в соответствии с выработанной им идеологией: «Предпринимаемо строение православного храма <…> впервые в Италии, и притом в городе, ознаменованном печальной памяти “Флорентийской Унией”, как бы в искупление позора, нанесенного ею Русской Церкви через измену православию тогдашнего митрополита Московского Исидора».
Экономный Синод не дал ни средств, ни даже разрешения на начало работ, а испросил МИД взять на себя ответственность за это разрешение. Министерство же поручило заняться данным вопросом посольству в Риме, которое в 1887 г. распорядилось учредить новый Строительный комитет. Тем самым посольство в очередной раз сделало попытку поставить дело под свой контроль. Комитет, возглавленный теперь генерал-адъютантом Краснокутским, нашел, что собранных средств недостаточно, и попросил Преображенского упростить проект, что тот и сделал в том же году. Упрощение, по просьбе комитета, произошло «без нарушения достоинства и правил русского церковного зодчества».
«Сократили» и запроектированную было колокольню, в результате чего позднее в православной флорентийской среде родилась легенда о том, что ее якобы запретили католические власти. Однако конфликт между католиками и православными в данном случае не имел места. В действительности о. Левицкий мечтал, при избытке капитала, поставить «колокольню с набором звона до ста или 150 пудов», нигде не упоминая о запрете католиков.
За первооснову выработанного проекта было принято московско-ярославское зодчество XVII в., как наиболее цветущего периода русского церковного искусства, по мнению Преображенского. По древнему православному обычаю, храм сориентировали с запада на восток (с небольшим отклонением).
В архиве церкви во Флоренции его чертежи почти не сохранились, но они отложились в архиве Научно-исследовательского музея архитектуры в Москве. Ценная коллекция эскизов, планов, разрезов, чертежей принадлежала самому архитектору, а после его смерти была передана в государственный архив вдовой14. Анализ фонда Преображенского убедительно показывает, что, несмотря на некоторое раздражение заказчика, сквозящее на страницах «Журнала» (в первую очередь о. Владимир Левицкий возмущался медлительностью зодчего), архитектор с особым вниманием подошел к исполнению проекта, справедливо полагая флорентийский заказ важным этапом своей карьеры. Так впоследствии и случилось: развитие контактов с Синодом позволило Преображенскому получить в начале XX в. ряд престижных заказов: он стал специализироваться на заграничном церковном зодчестве, уловив желание Русской Церкви к презентации в инославном мире «чисто русского» стиля, а именно московско-ярославского стиля XVII в. Таким образом, архитектор стал автором осуществленных проектов храмов в Ревеле (Таллинне), Буэнос-Айресе, Бухаресте, Никшиче, Ницце.
Дело, однако, замедлилось, так как комитет прекратил существование «за выбытием из Флоренции председателя и двух выборных членов». Волокитой, с другой стороны, процесс был обязан лично послу России барону К. Икскулю фон Гилленбандту, который, будучи лютеранином, совершенно безразлично (если не враждебно) относился к идее строительства храма. Это обстоятельство является интересным нюансом в теме «дипломатия — Церковь»: несмотря на государственный характер Православия, возникали ситуации, когда государственное лицо неправославного исповедания было в состоянии тормозить несимпатичные ему церковные проекты.
К явному огорчению о. Владимира Левицкого, его знатные прихожане при такой волоките стали сомневаться в необходимости нового строительства, предпочитая «сохранить временную церковь навсегда» и лишь благоукрасить ее снаружи. Начались споры о стиле: «Одни были за стиль чисто русский, другие требовали придерживаться стиля чисто византийского».
В 1890 г. встревоженный иерей выехал в Петербург и лично представил новый проект Преображенского обер-прокурору Синода. В итоге Синод 18 мая 1891 г. выпустил указ № 2030, разрешавший постройку, но с характерной оговоркой: если таковая будет «признана необходимой и возможной» со стороны МИДа.
Разрешение МИДа дали… через семь лет. Одна из причин тому — петиция оппонировавших священнику русских флорентийцев (князя С. Голицына15, Г. Шпигельберга, А. Зубова), требовавших обратить временную церковь в постоянную. Посол Икскуль, не заинтересованный в хлопотливом деле, решил «выжидать более благоприятных обстоятельств, большего накопления сумм».
В начале 1899 г. наконец-то разрешение было получено — от нового посла, А. Нелидова, на своем предыдущем посту, в Константинополе, много участвовавшего в делах подопечных афонских монахов и российских паломников.
Одиннадцатого июня (29 мая ст. ст.) 1899 г. работы начались «формальным и официальным образом», в присутствии посла Нелидова и с соответствующим молебствием и крестным ходом, а «окропление по всей окружности будущей церкви совершено было не только святою водою, но и слезами», по словам о. Левицкого. Двадцать восьмого (12) октября 1899 г., когда уже возвели части нижних сводов, был торжественно произведен чин основания церкви. Обряду предшествовала долгая подготовка. Отец Владимир лично обошел представителей инославных церквей. В церемонии приняли участие местные протестантские пасторы. Викарий католического архиепископа приглашение вежливо отклонил, разъяснив, что «по церковным римско-католическим правилам ни сам он, ни кто-либо другой из священников, ни даже из мирян-католиков не могут принять подобного приглашения». Этот отрицательный ответ целиком соответствовал прежней позиции Католической Церкви, считавшей (до Второго Ватиканского собора) православных христиан «схизматиками», раскольниками.
На сводах был водружен шатер, украшенный флагами российскими, итальянскими, греческими, румынскими и черногорскими — по формуле «Россия и Италия плюс православные страны».
В конце 1900 г., 31 (18) декабря, неожиданно умер строитель Боччини, производитель работ. Эта смерть нанесла серьезный удар по храмостроительству, так как вдова Боччини представила некоего Альфонса Фави преемником покойного мужа, и этот новый архитектор проявил некомпетентность и строптивость, а отказавшись от дела, присвоил себе рисунки и документы, находившиеся у покойного Боччини. Вдова Боччини и Фави стали шантажировать настоятеля, требуя от него деньги, и написали жалобу послу. Последний их урезонил, заявив, что постройка церкви находится «под контролем правительства» и что им придется отвечать за убытки от задержки строительства. Еще раз дипломатия пришла на помощь Церкви. Тогда же посол назначил нового производителя работ, инженера Пачиарелли. Спор с вдовой окончился все же выплатой ей определенного «отступного».
Для росписи храма о. Левицкий пригласил группу художников из Петербурга, скомплектованную по рекомендации Преображенского. В убранстве приняли участие и местные художники — Ф. Рейман, русского происхождения16, и Дж. Лолли, флорентиец17.
Работы затянулись, и нижнюю церковь освятили лишь 21 (8) октября 1902 г. — намного позже, чем предполагали ее строители о. Владимир Левицкий и Нелидов. Торжеству предшествовало печальное событие: 11 июля (28 июня), на тридцатом году жизни и на шестом году священства, скончался сын о. Владимира, священник о. Иоанн. Он жил вместе с родителями во Флоренции и, будучи иереем, получал жалование лишь псаломщика, так как второй священник в Тоскане не был положен по штату. Вне сомнения, о. Владимир прочил сына в будущие настоятели храма: о. Иоанн сослужил отцу во временной церкви, участвовал во всех важных совещаниях и перипетиях строительства. Но надежда на служение «под золотыми куполами», как тот писал в своем последнем письме, не сбылась…
В то время Италия ждала визита царя, и о. Владимир мечтал о «высочайшем» присутствии, а также о присутствии на освящении архиерея из России. Однако и этим мечтаниям не суждено было сбыться. Несмотря на отсутствие архиерея, чин освящения прошел 26 октября ст. ст. 1903 г. торжественно.
На освящении присутствовал, конечно, и посол Нелидов, так много сил вложивший в строительство храма. С профессиональной выдержкой он скрыл трудное положение: посол уже знал о своем грядущем отозвании из Рима. Причиной тому послужил несостоявшийся визит Николая II в Италию, которого так ждал о. Левицкий. В его преддверии по Италии прокатился ряд манифестаций против консервативной политики царя, объявленное было посещение царя отменили, а «козлом отпущения» за крах поездки избрали посла. Через два дня после освящения Нелидов покинул Италию; впрочем, МИД не собиралось жертвовать опытным дипломатом и тяжелым наказанием отзыв из Рима считать было нельзя — Нелидова назначили послом в Париж18.
Перед флорентийцами в итоге предстал невиданный прежде в Италии, великолепно исполненный памятник русского искусства. По полному праву его можно считать плодом творческого содружества русских и итальянских мастеров19.
Интерьер церкви созвучен общей идее памятника — достойно выразить художественные и духовные ценности русского Православия. Схема росписей, разработанная архитектором Преображенским и о. Владимиром Левицким совместно с группой художников, была представлена видному знатоку православного искусства Н. Покровскому, который высоко оценил проект. Действительно, авторы убранства стремились следовать византийской концепции храма, воплощавшего «небо на земле» и в зримых формах передававшего христианские представления о человеческой истории, о ее начале и конце. Вместе с тем они учли и особое положение флорентийской церкви, ставшей представительницей Православия в католической стране: в росписи внесли символы из древнеримских катакомб и изображения римских пап, чтимых Православной Церковью, а также изображения св. патриарха Фотия, противника католической добавки filioque к Символу веры, и святителя Марка Эфесского, единственного из восточных иерархов, не подписавшего Флорентийскую унию 1439 г.
Преображенский изначально собирался выдержать стиль живописи, соответствующий архитектуре, то есть XVII в. Этому решительно воспрепятствовал о. Левицкий, нашедший такой стиль «архаическим», «невыносимым для современного вкуса». Так был принят стиль, близкий к тому, что получил название васнецовского: из-за этого, собственно, и пришлось срочно вызывать из России бригаду художников, так как первоначальные эскизы, по которым должны были работать итальянцы, о. Левицкий категорически отверг. На стилистику орнаментов оказал влияние и господствовавший на рубеже XIX–XX вв. стиль «модерн».
Иначе выглядит убранство нижнего храма, происходящее преимущественно из закрытой домовой церкви Демидовых в их флорентийском имении в Сан-Донато и относящееся преимущественно к середине XIX в. Храм построили двухэтажным — по предложению о. Владимира: таким образом воплощалась типология русских северных храмов с верхней (холодной, или летней) и нижней (теплой, или зимней) церквями, а кроме того, создавалась возможность достойно разместить большие иконы и иконостас, пожертвованные Демидовыми.
Иконостас верхнего помещения впечатляет посетителей своими прекрасными формами, вырезанными из мрамора. Таковая пышность не случайна, ибо он является даром императора Николая II. Предшествующий, исторический иконостас из походной церкви Александра I принадлежал посольской церкви, но в октябре 1899 г. был увезен в Россию Великим князем Георгием Михайловичем, к явному неудовольствию русских флорентийцев20. О. Левицкий, однако, сумел использовать и эту потерю в пользу храма: через Великого князя и римского посла он походатайствовал перед Николаем II о пособии «от щедрот царских» (заметим, что священник «иконостасом Александра I» не пользовался: с 1879 г. он лежал заколоченным в ящике). В мае 1900 г. посол Нелидов лично представил царю план и смету иконостаса. Нужную сумму ассигновали: новый иконостас, таким образом, заменил прежний иконостас Александра Благословенного. В русской Флоренции он стал предметом особой гордости монархического свойства, именуясь «государевым даром».
Как и весь храм, новый иконостас должен был соответствовать традициям древнерусского искусства, и поэтому Преображенский, создавая его проект, опирался на собранный им в исследовательских поездках материал. Конечно, в России иконостасы резали из дерева, но еще на первых порах во Флоренции решили использовать мрамор. Все работы по белому каррарскому мрамору произвел резчик из Генуи Джузеппе Нови21. Своды храма расписаны по картонам М. Васильева, Д. Киплика и А. Блазнова. Орнаментальные работы, также по их картонам, созданы итальянскими художниками, за исключением ликов херувимов, которые, по настоянию Преображенского, были поручены русского мастеру Е. Чепцову. Храм расписали за один зимний сезон с октября 1902 по весну 1903 г.
Из бригады русских художников наибольшая задача выпала на долю П. Шарварока, так как Васильев приехал во Флоренцию всего на два дня, а Блазнов и Киплик с помощником Кузьминским отбыли в Петербург в начале января 1903 г., предоставив Шарвароку с помощником Чепцовым доделывать работу. В конце марта художник слег окончательно, за ним приехала супруга, увезшая его на родину, где он 21 июля скончался в возрасте тридцати трех лет. «Имя его поминается в церкви наряду с благотворителями храма, потому что работы его лучшие из всей росписи, орнаментальная часть принадлежит ему всецело и во все дело он вложил столько усердия и старания, что можно сказать — душу свою положил за дело», — пишет в «Журнале» о. Левицкий.
С левой стороны от здания, на том месте, где находилась временная церковь, был установлен памятный знак в память о. Иоанна Левицкого — так его отец отметил трагическую преждевременную смерть священника, который намеревался в будущем стать настоятелем флорентийского храма.
Усилиями о. Владимира и регента А. Харкевича при церкви был образован прекрасный хор, состоявший преимущественно из итальянских певчих: для них Харкевичу пришлось расписать славянские партитуры латинскими буквами.
Долгое время храм носил почетный титул «посольского», полученный во время нахождения российского посольства во Флоренции и сохраненный за ним после переезда его в Рим и учреждения там с 1872 г. еще одной посольской церкви. Такой статус, помимо престижа, давал и практические преимущества: причт, например, избегал итальянского налогообложения. Однако в 1898 г. директор Департамента личного состава Министерства иностранных дел барон К. Буксгевден потребовал снять титулование как незаконное — чему, однако, воспротивился посол Нелидов.
Титулование «посольская» продолжало вызывать раздражение чиновников своей «незаконностью». При настоятельстве в Риме преосвященного Владимира (Путяты), который, кстати, пунктуально вычеркивал титул «посольская» на всех докладах из Флоренции, вновь возбужденное дело решилось в январе 1911 г. не в пользу флорентийского храма: по представлению римского посла новый министр иностранных дел С. Сазонов испросил «Высочайшего повеления о переименовании флорентийской церкви из “Посольской” в “Русскую Православную”… Вслед за сим г. Сазонов заболел и проболел почти год».
С Первой мировой войной для флорентийской церкви начался период тяжелых испытаний. Во время войны община пыталась осуществлять патриотический долг, что облегчалось военным союзом Италии и России. Она занималась благотворительностью, собирала средства в пользу армии и раненых, помогала военнопленным в Австрии и интернированным на территории Швейцарии. При поддержке прихода во Флоренции действовал Русский благотворительный комитет.
Сразу после революции 1917 г. церковь, по примеру римской, объявила о полном отделении от дипломатических структур и сформировала автономную общину.
Бывшая посольская церковь украшает Флоренцию до сих пор, являясь предметом законной гордости флорентийцев. Многолетние усилия о. Левицкого не пропали втуне. Итоговые слова принадлежат митрополиту Евлогию: «Во Флоренции у нас чудный храм, самый красивый из храмов моей епархии. Двухэтажное здание в русском стиле, много прекрасных икон, живопись лучших живописцев»22.
В настоящее время храм в честь Рождества Христова и во имя св. Николая Чудотворца входит в состав Архиепископии православных русских церквей в Западной Европе, под омофором Константинопольского Патриарха. Ее многолетний настоятель — протоиерей Георгий Блатинский, выпускник Св.-Сергиевского подворья в Париже.
Опубликовано в журнале “Вестник РХД” №196. Перепечатка с разрешения издателя.
Примечания
1 Таковым первоначально был русский храм в Ницце, построенный в 1857–1859 гг., однако с передачей Ниццы Франции этот «приоритет» был утрачен.
2 Униональный акт с подписями представителей Русской Церкви — митрополита Исидора и епископа Авраамия Суздальского — хранится во флорентийской библиотеке Лауренциана.
3 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 222.
4 Автор готовит полную публикацию «Журнала».
5 Долгова Е. Флоренция и ее окрестности. М., 1911.
6 Olsoufieva М. La chiesa ortodossa russa di Firenze. Firenze, 1981 [на правах рукописи].
7 Похоже, это было для них формальным актом: когда через несколько лет Великие князья вновь посетили Флоренцию, они даже не поинтересовались ходом строительства, о чем с горечью отметил в «Журнале» о. Владимир Левицкий.
8 Позднее егермейстер Алексей Захарьевич Хитрово († 1912) оставил церкви капитал в десять тысяч рублей на содержание церковного хора.
9 Здесь и далее — цитаты из «Журнала» о. Владимира Левицкого.
10 О Джузеппе Боччини, который впоследствии сыграл огромную роль в храмостроительстве, став главным исполнителем работ, см.: Cresti C., Zangheri L. Architetti e Ingegneri nella Toscana dell’800. Firenze, 1978.
11 Елена Сергеевна, урожд. княжна Волконская, приходилась дочерью князю Сергею Григорьевичу (декабристу); состояла в фактическом браке с Ягном, который не могла оформить, так как он у нее был четвертым по счету.
12 Вилла затем была завещана Базилевской городу Флоренции, и на ней был устроен действующий и сейчас госпиталь, носящий ее имя; заметим также, что она завещала общине крупный капитал — тридцать тысяч лир.
13 Его брат, Джованни Боччини, также был близок к делу — через него, например, осуществлялась покупка участка на виале ин Курва.
14 Фонд М.Т. Преображенского // Государственный научно-исследовательский музей им. А.В. Щусева (фонд учрежден согласно акту № 121 от 28 августа 1936 г.).
15 Впоследствии кн. Голицын возглавил Строительный комитет Никольского собора в Ницце, но, когда он приехал в 1909 г. во Флоренцию за консультацией, о. Левицкий решительно отказал ему в помощи.
16 См. о нем: Аксененко М.Б. Русский художник Ф. Рейман // Введение в храм. Языки русской культуры / Под ред. Л.И. Акимовой. М., 1997.
17 О Лолли см.: Панкратова Л.Н. «Российские Медичи» и Италия // Италия и русская культура. М., 2000. С. 98.
18 Об истории несостоявшегося визита царя см.: Яхимович З.П. Русско-итальянские отношения в начале XX в. // Россия и Италия. 1972. С. 117–118; роль посла Нелидова в этом фиаско российской дипломатии была двойственной — по Италии действительно прокатились сильные волны выступлений социалистов против царя, но Нелидов при этом считал ненужным в тот момент сближение Италии и России в пику Тройственному союзу (от отставки его спас министр иностранных дел В.Н. Ламсдорф).
19 О ходе строительства с архитектурной точки зрения см. также исследования студентов факультета архитектуры Флорентийского университета: дипломную работу Notaristefano D. «La Chiesa Russa Ortodossa di Firenze» (Firenze, 1986) и курсовую работу Naseddu А. «Le vicende costruttive della chiesa ortodossa russa di Firenze» (Firenze, 1998).
20 Иконостас предназначался для экспозиции вновь учрежденного Музея им. Александра III, председателем которого был Великий князь Георгий Михайлович, однако Николай II пожелал установить его в домовой церкви Александровского дворца в Царском Селе; после революции он попал в собрание Государственного Эрмитажа.
21 Этот же маэстро прежде изваял иконостас для храма Спаса-на-Крови в Петербурге, когда и познакомился с Преображенским, его порекомендовавшим для флорентийского проекта.
22 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. Париж, 1947. С. 457.