Золотая жила
Раздача милостыни относится к числу христианских добродетелей, и проповедники уже на протяжении двух тысячелетий призывают свою паству подавать нищим. Постепенно люди привыкли подавать тем, кто просит. Тут-то и оказалось, что для большинства просителей сбор подаяний является не единственным способом выжить, а доходным бизнесом.
Профессиональные попрошайки всегда шли вслед за действительно нуждающимися. По свидетельству историков, распространению в Европе нищенства способствовали возникшие в XIII веке нищенствующие монашеские ордена, источником существования которых был сбор подаяний. Примеру францисканцев, приучивших народ доставать при виде нуждающегося кошелек, последовали разнообразные сомнительные личности, не имеющие к монашеству никакого отношения.
В России давно существовали узаконенные формы сбора подаяния. Милостыню просили заключенные и находящиеся под следствием, для которых эти деньги оказывались единственным источником существования. По всей стране ходили сборщики на ремонт и строительство храмов. Следовало лишь иметь специальное разрешение и бухгалтерскую книгу для записи подаяний. Наконец, существовало значительное количество странников по святым местам, которых крестьяне охотно пускали переночевать, кормили и снабжали деньгами. В этом не было ничего зазорного. Со странничества и, соответственно, сбора подаяний начинали многие монахи.
В 30-е годы XX века духовник Александро-Невской лавры архимандрит Серафим (Бирюков) так вспоминал о своей юности и путешествии по монастырям: “Вошли в другой дом. Та же обстановка, такое же прошение, но только я уже не засмеялся, даже не усмехнулся. Василию дали пятачок, а мне аршин холста. Теперь он и сам захотел идти в третий дом вместе, но с тем, чтобы просил я. Это меня сначала испугало, но я скоро овладел собой и задачу выполнил блестяще. Получено было по пятачку, и мы разошлись: Василий пошел по одной стороне улицы, а я по другой. В конце улицы мы сошлись… Холст собрался в порядочном количестве, и я не знал, что с ним делать: сумки, чтобы удобно его нести, не было. …От холста мы избавились тут же, продав его за полтора рубля — по три копейки за аршин, и последовали дальше”.
Для того чтобы получить милостыню, совершенно необязательно было быть странником, заключенным или погорельцем. Достаточно было лишь оказаться в нужное время и в нужном месте. Дело в том, что организованной благотворительности в России почти не было, зато на раздачу нищим люди не скупились. Например, московский купец Губкин, умерший в Москве в 80-х годах XIX века, оставил для раздачи нищим 50 тыс. руб. Известен и поступок купца Сыромятникова, который в течение 40 дней после смерти своей жены раздал нищим 10 тыс. руб., а птицам раскидал несколько пудов зерна. Во многих домах милостыню раздавали в дни свадеб и похорон, в дни Великого поста. В эти дни каждый, кто заходил в дом с просьбой о помощи, получал милостыню. При этом во всех близлежащих кабаках в эти дни резко возрастал доход.
Актеры и роли
Рядом с настоящими странниками, заключенными, калеками и погорельцами всегда ходили толпы профессионалов, в зависимости от обстоятельств выдающих себя то за бродячего монаха, то за погорельца, то за инвалида. Профессиональный нищий — это разыгрывающий спектакль актер, который может лишь сменить костюм, а может и вжиться в роль вполне серьезно. Так, например, в середине XIX века жители расположенных неподалеку от Москвы сел специально отправлялись в город без паспорта и старались попасться. В тюрьме они пытались задержаться как можно дольше, мороча голову допрашивающим их полицейским. Пока шло расследование, находящиеся под стражей арестанты имели возможность побираться, а заключенным в Москве подавали очень хорошо.
Конечно, не все так глубоко вживались в образ. В большинстве случаев вполне хватало соответствующего костюма да нехитрого реквизита. Часто на городских улицах можно было встретить женщину с больным младенцем на руках, причем вместо ребенка несчастная мать нередко носила завернутое в одеяло полено. Ее коллеги собирали деньги на погребение новорожденного, нося по городским улицам крышку от детского гроба. Рядом с ними ходили и только что выписавшиеся из больницы, которым нужны были деньги на билет домой. Отдельным жанром был сбор милостыни на приданое невесте. Работающие в этом амплуа имели все шансы на успех, поскольку московское купечество еще в конце XIX века выделяло особые капиталы, проценты с которых шли на приданое бедным мещанкам.
На папертях и кладбищах работали только профессионалы. “Богомолы” сидели вокруг храмов, а “могильщики” ждали карася (так на жаргоне нищих называли покойника) и клянчили у родственников покойного. Это были самые доходные места, поэтому нищенская артель ревностно следила за тем, чтобы сюда не затесался чужой. Правда, доходы здесь имели сезонный характер: у “богомолов” заработок резко повышался в дни больших церковных праздников, а у “могильщиков” — в дни поминовения усопших.
“Горбачи”, в отличие от “богомолов” и “могильщиков”, не сидели на месте, а ходили по городу, демонстрируя свое настоящее или фальшивое уродство. А в деревнях охотно подавали “погорельцам”. В провинции, где преобладали деревянные дома, пожаров боялись панически. Услышав о крупном пожаре, нищие сразу же устремлялись поближе к месту происшествия, чтобы выдать себя за его жертв. При этом настоящие погорельцы отличались от профессиональных нищих тем, что одевались опрятно и побирались лишь до тех пор, пока не набирали сумму, достаточную для начала строительства нового дома.
Одной из самых популярных нищенских специализаций были “ерусалимцы”, то есть мнимые странники и странницы. По одежде и манере разговора “ерусалимцы” были похожи на настоящих монахов. Они носили все темное, речь их была благообразна и степенна, а деньги собирались якобы для того, чтобы совершить дальнее паломничество и помолиться обо всех благодетелях. В Петербурге, в отличие от Москвы, таких нищих было сравнительно немного.
Эти типы нищих выделили авторы полицейского отчета, который “Санкт-Петербургские полицейские ведомости” напечатали в 1875 году. Кажется, за прошедшие с тех пор 130 лет ничего не изменилось.
Биржа труда
Нищенский промысел был организован не хуже, чем любой другой. Часто попрошайки объединялись в артели наподобие воровских (сейчас такие объединения называют не артелями, а бригадами — на индустриальный манер). Руководил артелью староста или атаман, которого слушались беспрекословно. В Москве такая артель снимала отдельный дом или подвал и имела общую казну, общий стол, а иногда и общих жен.
Существовали и бродячие артели, которые чаще всего состояли из слепцов и калек. Больше всего их почему-то было в Олонецкой губернии. Летом они обходили города, села и ярмарки, а зимой разделялись на небольшие группы и передвигались на санях. Заработанные деньги делили строго поровну, лишь владелец лошади получал двойную сумму.
Перед большими ярмарками и церковными торжествами формировались временные нищенские артели. Например, в 1873 году “Пензенские губернские ведомости” описали вербовку нищих накануне ярмарки. За несколько дней до начала торгов юродивые, калеки, убогие и просто нищие собрались за городом, где “менеджер” (нищий, перешедший на руководящую работу) осмотрел кандидатов и выбрал наиболее перспективных, то есть самых жалких и безобразных. По договору каждый нищий получал от 3 до 10 руб. в день. Сформированная таким образом артель перепродавалась солидным людям, контролировавшим места, где подавали лучше всего.
Новичков обучали демонстрировать физические дефекты и симулировать болезни, часами держать ноги в скрюченном положении, закатывать зрачки и даже биться в эпилептическом припадке.
Детский труд
Многие начинали постигать специфику профессии с раннего детства, тем более что детям всегда подавали куда более охотно, чем взрослым. Грудного ребенка можно было взять напрокат (в петербургских трущобах таких детей называли родимчиками).
Слепые нанимали себе детей в качестве поводырей, платя их родителям 3-8 руб. в год. Поскольку уродам подают лучше, чем здоровым детям, купленных детей нередко специально калечили. Такие “пластические операции” имели весьма почтенную традицию, и упоминание об этом содержится еще в царских указах XVII века. Возбудить уголовное дело по обвинению в сознательном калечении детей было сложно, но в печати рассказы о таких историях появлялись регулярно. Например, в 1869 году киевские газеты рассказали о нищенке, которая появилась в Белой Церкви (Киевская губерния). Эта женщина возила с собой на тележке слепую девочку с вывихнутыми руками и ногами. Нищих калек в округе было немало, поэтому особого внимания на ребенка никто не обращал, пока однажды девочка не услышала, как около нее две женщины разговаривают на идише. Оказалось, что это ее родной язык, и девочка закричала: “Отнесите меня к маме!” Собралась толпа, выяснить, откуда ребенок родом и где его изуродовали, не удалось. Нищенка же сказала, что эту девочку ей подарили и она ничего про нее не знает.
Конечно же, проще было не уродовать здорового ребенка, а купить ребенка-калеку прямо у родителей. Для крестьянской семьи инвалид был серьезной обузой, а поместить его в богадельню удавалось далеко не всегда. А тут ребенка не только учили ремеслу, но и платили за него реальные деньги.
Нормальные, неискалеченные дети ценились меньше, но и они могли пригодиться хотя бы для массовки. Ситуации, когда попрошайки брали числом, а не умением, возникали нередко. Например, среди купцов существовал обычай: в определенный день давать по копейке всем пришедшим в дом нищим. Стоит ли удивляться, что в эти дни в купеческие дома устремлялись женщины, окруженные кучей детей, ведь монетка полагалась каждому вошедшему.
Строители храмов
Наиболее респектабельным видом нищенства был сбор денег якобы не для себя, а на ремонт церквей. Этим бизнесом занимались жители расположенной в Арзамасском уезде деревни Пиявочное Озеро. Нужно сказать, что такой промысел требовал серьезной предварительной подготовки. Дело в том, что сборщик должен был иметь при себе документы от того прихода, в пользу которого он побирается, а каждую выпрошенную копейку записывать в специальную ведомость. Отсутствие этих бумаг грозило серьезными неприятностями.
Профессиональные нищие решали эту проблему, договариваясь с каким-нибудь сельским храмом и за небольшую сумму получая там необходимые бумаги. На основании этих бумаг нищий получал в консистории книгу для записи жертвователей и отправлялся в путь. В конце сезона сборщик отдавал приходу, от имени которого он побирался, 100-200 руб., а еще 400-500 руб. оставлял себе. Контролировать деятельность такого сборщика было практически невозможно: документы у него были в порядке, а требование записывать в книгу все пожертвования не выполнял никто и никогда.
Злоупотребления были столь вопиющими, что Синод попытался было приструнить самозваных сборщиков, издав в 1876 году специальный указ, согласно которому собирать на храм мог только его прихожанин. Это постановление нанесло по промыслу серьезный удар, но лазейку удалось-таки найти. Теперь приходилось платить еще и прихожанину, на имя которого оформлялось разрешение. Поскольку фотографий в документах не было, больших сложностей при работе с чужими бумагами не возникало. Нужно сказать, что этот промысел требовал значительных начальных инвестиций. На выправку бумаг и одежду уходило около 200 руб.
Само собой разумеется, липовых сборщиков хватало везде. В Могилевской губернии таких нищих называли “кубраками”. Нужно сказать, что “кубраков” здесь презирали. По местным поверьям, “кубрака”, как и упыря (местная разновидность вампира), нельзя было хоронить на кладбище, так как это вызывает засуху. Однако оплачивалась эта профессия очень даже неплохо: один нищий собирал за год порядка 1 тыс. руб., сдавая приходу 150-250 руб.
Совместители
Для многих сел попрошайничество стало чем-то вроде отхожего промысла: в одних деревнях крестьяне в свободное от сельхозработ время строили дома, в других занимались извозом, а в третьих собирали милостыню. В одном из уездов Вологодской губернии с сумой ходила примерно четверть населения. В начале ноября, когда урожай собран, они брали котомки и уходили, чтобы вернуться домой в феврале или марте. Об особой бедности, не говоря уж о возможности голодной смерти, здесь не было и речи. Просто местные крестьяне считали попрошайничество своим традиционным ремеслом, а традиции, как известно, нужно чтить.
Недалеко от Москвы центром нищенства было село Шувалово (между Боровском и Можайском). Жизнь “шуваликов” (так называли шуваловских гастролеров) имела четкий ритм, позволявший сочетать нищенство с сельскохозяйственным трудом. На заработки они выезжали три раза в год. В первый выезд (с 6 августа по 1 октября) они отправлялись в черноземные губернии (Тула, Елец, Задонск, Воронеж), где рассказывали про страшный неурожай и побитые градом посевы. Во время второго выезда (с 15 ноября по 15 марта) “шувалики” посещали Польшу, Финляндию или Прибалтику, где гастролировали в амплуа погорельцев. А в третий выезд (с окончания посева до Петрова дня) они посещали столицы и дачные места, выдавая себя за монахов, собирающих на Афон.
В Богородском уезде (сейчас Богородск называется Ногинском) Московской губернии существовал целый нищенский район, известный как Захода. Местные жители были специалистами широкого профиля и просили на все: на бедность, на погорелое, на Афон и другие монастыри. При этом у них было налажено производство фальшивых свидетельств (на местном жаргоне такие бумаги назывались “викторки”), так что богородским нищим не приходилось тратиться на взятки чиновникам.
В Саранской губернии тоже существовал нищенский район, жителей которого почему-то называли “колунами”. О масштабе этого отхожего промысла можно судить по тому, что в 1876 году здесь было выдано 4 тыс. паспортов, дающих право свободно перемещаться по стране. “Колуны” были людьми обстоятельными. В каждой телеге, на которых путешествовали эти нищие, ехала целая бригада нанятых попрошаек. Приехав на место, сам хозяин телеги не вставал с протянутой рукой, а торговал какой-нибудь мелочью. Его артель при этом разбредалась по хатам, нацепив подходящий случаю костюм. В хозяйской телеге имелся целый набор костюмов: солдатская шинель, монашеская ряса, дырявый мужицкий кафтан и т. д. Такие выездные бригады путешествовали на огромные расстояния: в Самарскую и Саратовскую губернии, на Кавказ, Украину, в Молдавию и, конечно же, в обе столицы. На промысел “колуны” отправлялись осенью после уборки урожая. К Михайлову дню (8 ноября) “колуны” старались вернуться домой. Затем следовало еще два выезда. Борцы с нищенством, которые посещали колунские деревни, были потрясены тем, какое образцовое хозяйство было у этих профессиональных попрошаек. Хорошо возделанный чернозем, обилие скота, крепкие избы — просто сельскохозяйственная выставка какая-то.
Сопутствующие товары
Во второй половине XIX века проблемами нищенства заинтересовались многочисленные борцы за народное счастье, которым хотелось объяснить это явление тяжелым материальным положением народа. Но подсчеты нищенских доходов показали, что попрошайка зарабатывал существенно больше, чем фабричный рабочий. Да и сами нищие считали, что их промысел ничем не хуже любого другого. Профессиональные попрошайки шутливо говорили, что они трудятся на “рукопротяжной фабрике”. Менять род деятельности не хотел почти никто, поскольку “от работы столько не наживешь, сколько от милостыни”.
Нищенство стало массовым явлением, а значит, возникла инфраструктура, обслуживающая попрошаек. Войдя в город, профессионал прекрасно знал, где можно получить адреса, по которым хорошо подают, где купить фальшивые документы, приобрести соответствующий роли костюм или нанять помощника. А получив милостыню хлебом или зерном, он знал, где живет перекупщик, приобретающий эти продукты для скармливания скоту.
Работавшие на индустрию нищенства не забывали и тех, кто подавал. Именно для них пекли специальные маленькие дешевые баранки, которые не накладно было раздавать направо и налево. Чем-то это напоминает зерна, которые на площади Сан-Марко в Венеции продают туристам, желающим покормить голубей.
Госконтроль
По традиционным представлениям хороший властитель должен был не бороться с нищенством, а щедро раздавать милостыню. В летописях содержится рассказ о том, как князь Владимир раздал нищим 300 гривен. Не будем пытаться переводить эту сумму в у. е., а поверим летописцу на слово: это очень много. В “Домострое” содержится такое требование: “Нищих… и больных, и странников призывай в дом свой и, по силе, накорми и напои”. И власть до поры до времени следовала этим призывам. На поминках по царю Федору Алексеевичу накормили 300 нищих и, как сообщает летопись, каждому из них было дано по чарке вина двойного и по кружке меду. А после Пасхи 1665 года в покоях Алексея Михайловича отобедало 60 нищих, которым кроме обеда выдали еще и по 7 руб. денег.
Разрушил эту идиллию Петр I, который не только запретил попрошайничество, но и ввел штрафы для тех, кто давал милостыню. Первый раз уличенного нищелюбца следовало оштрафовать на 5 руб., а пойманного повторно — на 10 руб. В одном из петровских указов говорилось, что нищие “сочиняют… душевредные песнопения и их с притворными стенаниями пред народом поют, и дурачат простых невежд, получая за это вознаграждение. …Младенцам очи ослепляют, руки выворачивают и иные члены вредят, чтоб были прямо нищие”. Петр хотел, чтобы те деньги, которые раздавались в виде милостыни, шли на организацию монастырских приютов для бомжей. Но создать флот и победить шведов оказалось более легкой задачей, чем победить нищих. Как только не пытались их наказывать: били батогами, отправляли на каторгу, записывали в солдаты, просто высылали с глаз долой — ничего не помогало.
Почти каждый император осчастливливал своих нищих каким-нибудь указом. Например, в 1889 году было предписано приговаривать попрошаек к 20 палочным ударам. Но это ни на что не повлияло. А общественное мнение было целиком на стороне нищих: их и кормили, и прятали. Низшие полицейские чины считали охоту на побирушек грехом и по мере возможности саботировали все начинания правительства. Неэффективность репрессивных мер бросалась в глаза. В 1896 году по этапу было отправлено 2899 человек, в 1897 — 1187, но результатов этой акции никто не заметил. По данным переписи 1897 года, в России было 401 365 нищих, из которых 38 164 человека назвали нищенство в качестве побочного промысла.
С середины XIX века стали создаваться общественные комитеты, которые кормили и одевали нищих, а также пытались каким-нибудь образом вписать их в нормальную жизнь. Правда, на практике все нередко заканчивалось той же высылкой. Хотя были и удачные опыты. Так, в начале XX века петербургское Товарищество по борьбе с жилищной нуждой построило в Гавани (на Васильевском острове) квартал для бедных, рассчитанный на 2 тыс. человек. В “гаванском городке” сочеталось два типа квартир: отдельные комнаты для холостяков с общими кухнями и квартиры для семейных. Здесь же была школа, библиотека и т. д. В финансировании этого проекта участвовали не только общественные организации, но и МВД, и петербургская Дума. Другим удачным опытом был созданный Иоанном Кронштадтским дом трудолюбия, ставивший своей задачей приучить нищих к труду. Не следует забывать, что Кронштадт был местом, куда высылали пойманных в столице нищих и бродяг.
Виртуальная победа
Первым результатом революционных событий, который почувствовали нищие, стала отмена дворянских привилегий. Дело в том, что еще в начале XX века нищие дворянского звания имели в ночлежных домах особые, более комфортабельные помещения — с тюфяком, одеялом и подушкой. Кроме того, дворянин мог совершенно бесплатно получить от хозяина ночлежки бумагу и чернила.
Октябрьскую революцию нищие поначалу не заметили, поскольку большевикам было явно не до них. Власти боролись с беспризорными, а на побирушек более старшего возраста внимания не обращали. По переписи 1923 года в стране было 50 тыс. нищих, а по переписи 1926 года — более 160 тыс.
А в середине 30-х годов большевики победили если не социальный феномен, то, по крайней мере, само слово “нищенство”. В то время как бегущие от коллективизации крестьяне вынуждены просить милостыню и количество попрошаек измеряется десятками тысяч, из печати исчезают какие бы то ни было упоминания о нищенстве. Попрошайничество если и упоминается, то только в качестве уже вполне изжитого пережитка капитализма. О том, что нищенство считалось давно побежденным, свидетельствуют соответствующие статьи в Большой советской энциклопедии. В первом издании БСЭ (1939 год) статьи “нищенство” нет, вместо нее имеется лишь ссылка на слово “пауперизм”. Во втором издании (1954 год) такая статья появляется, но посвящена она в основном капиталистическим странам. Про родную страну здесь говорится следующее: “В СССР ликвидированы причины, порождающие нищенство,– наемный труд, эксплуатация человека человеком и частная собственность на орудия и средства производства. В стране социализма, где основным законом является забота о благе человека, где созданы все условия для обеспечения его материальных и культурных потребностей, нищенство как социальное явление не имеет места”. А третье издание БСЭ (1974 год) о нищенстве вообще не упоминает.
Советская власть имела основания говорить о победе над нищенством. Уличных попрошаек действительно стало намного меньше. Жесткая паспортная система, ограничения возможности передвижения, постоянная проверка документов — все это сильно усложняло жизнь нищих. В крупных городах их отлавливали более или менее успешно, но в провинции было посвободнее.
После войны по стране ходили тысячи демобилизовавшихся солдат, не нашедших себя в мирной жизни. О том, как они разыгрывали свои роли, можно судить по песне тех лет про то, что “я был батальонный разведчик” и “фашистская пуля-злодейка оторвала способность мою”. Впрочем, среди нищих-ветеранов встречались и профессионалы высокого класса. Так, например, в 1947 году был арестован вор-рецидивист В. Б. Вайсман, потерявший ноги при побеге из лагеря. Купив за 20 тыс. руб. наградную книжку дважды Героя Советского Союза, он добивался приема у крупных начальников, которые охотно ссужали “героя” деньгами. Сколько “детей лейтенанта Шмидта” ходило по стране, не знает никто.
В 70-е годы с появлением первых советских хиппи попрошайничество неожиданно сделалось молодежной модой. Настрелять денег на спиртное или поездку в другой город стало хорошим тоном. На хипповском жаргоне это называлось “прогуляться по аску”. Попрошайничающие молодые люди из благополучных семей оказались чуть ли не единственной инновацией, появившейся за годы советской власти.
После того как была отменена статья о бродяжничестве, профессия нищего возродилась просто-таки с потрясающей скоростью. И в живописных персонажах, украшающих сегодня улицы и подземные переходы, можно видеть ту самую “Россию, которую мы потеряли”. Может быть, это и называется национальным возрождением?
Историческая справка
Петровское законодательство о нищих
…Если безместные чернецы и черницы в Кремле, в Китае, в Земляном городе, и попы, и диаконы, безместные ж… а также… гулящие люди, подвязав руки или ноги, а иные глаза завеся и зажмуря, будто слепые и хромые, притворным лукавством просят на Христово имя милостыни, а по осмотру они всем здоровы, тех… брать и приводить их в Стрелецкий приказ…, чтобы… по улицам нигде не бродили и по кабакам не водились… а буде те люди… снова впредь объявятся на Москве в том же нищенском образе и в притворном лукавстве… учинить жестокое наказание, бить кнутом и сослать в ссылку…
“О задержании нищенствующих безместных попов и других людей духовного и мирского чина” (14 марта 1694 г.)
Неистовых монахов и нищих мужского и женского полу, которые являются в Москве и ходят по гостям и по рядам, и по улицам, и сидят по перекресткам… и просят милостыню по дворам и под окнами, забирать и приводить… в Монастырский приказ… милостыни отнюдь не подавать. А ежели кто захочет дать милостыню, отсылать в богадельню. А если которые люди станут таким нищим милостыню подавать, презрев сей Его Великого Государя Именной указ, и их… приводить в Монастырский приказ и накладывать на них штраф: первый по 5, другой по 10 рублей. И для наблюдения за вышеупомянутыми бродячими неистовыми монахами и нищими мужского и женского полу, и за подающими милостыню определить из Монастырского приказу… специальных поимщиков.
“О задержании в Москве праздношатающихся монахов и нищих и о приводе таковых в Монастырский приказ” (25 февраля 1718 г.)
Источник: Коммерсант.Ру