Блог

История Русской Православной Церкви XX века есть прежде всего история гонений на Русскую Православную Церковь, переживавшихся ею преимущественно в условиях утвердившегося на территории России большевистского режима. И, конечно, в этих условиях у РПЦ, ее священноначалия не могло не сложиться вполне определенного отношения к тому режиму и к той идеологии, которые сделали неизбежными эти гонения. В течение 1917-45 гг. как в нашей стране, так и за ее пределами в этом смысле сложилось определенное, имевшее идеологическую и даже в некотором смысле организационную преемственность антикоммунистическое движение.

Именно в период Гражданской войны антикоммунистическое движение в России заявило о себе вполне определенно, как и вполне определенно заявила Русская Православная Церковь о своем отношении к ситуации, сложившейся в стране после захвата власти большевиками. Послание св. Патриарха Тихона от 19 января 1918 г. являлось достаточно традиционным для подобного рода посланий русских церковных иерархов, которые они оглашали в периоды разного рода гражданских смут и междоусобиц. В этом послании православные по рождению и крещению участники смуты, осуществлявшие гонения на Церковь или убийства и насилия по отношению к невинным людям, подвергались отлучению от Церкви. При этом имелись в виду не столько православного происхождения большевики, сколько многочисленные представители крещеного русского народа, вовлеченные в уже проявившую себя как антицерковная политику большевиков.

“Опомнитесь, безумцы! Прекратите ваши кровавые расправы! – писал св. Патриарх Тихон. – Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей, загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей, земной. Властью, данной Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские, и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение”. Следует подчеркнуть, что 22 января 1918 г. это послание св. Патриарха Тихона было принято Поместным Собором как соборный документ, то есть уже в январе 1918 г. Поместный Собор от имени всей Русской Православной Церкви дал самую резкую из всех оценок, какие только может дать Церковь, тем православным христианам, которые участвовали в осуществлении политики только что установившегося в России большевистского режима. Подобного рода решение Собора, умевшего, как мы знаем, быть достаточно умеренным в некоторых вопросах, свидетельствовало о том, что уже тогда многие его участники и, прежде всего, сам св. Патриарх Тихон осознавали всю опасность произошедшей в России перемены власти как для Церкви, так и для страны в целом.

Начало 1918 г. ознаменовало собой и начало антикоммунистического движения в России, для которого соборная анафема сторонников большевистского режима совершенно справедливо должна была восприниматься как анафема, обращенная к их политическим, а тогда уже и военным противникам, как указание Церкви, способное дать многим православным христианам верный духовно-исторический ориентир в той сложной ситуации. Развитие Белого движения в 1918 г. в разных частях страны, безусловно, свидетельствовало о том, что сопротивление большевизму в России оказалось возможным, но не оказывалось столь значительным, чтобы оно смогло победить. Очевидно, что и анафема св. Патриарха Тихона предполагала возможность того, что составлявшие основную массу русского народа православные христиане, которые вовлекались большевиками в их преступную политику, смогут одуматься и отшатнуться под угрозой церковного отлучения от поддержки большевистского режима, лишив его опоры в народных массах. Однако уже 1918 г. наглядно продемонстрировал, что Белому движению не удается стать массовым движением. Тем не менее, 25 октября 1918 года, уже после того как деятельность Поместного Собора, по существу, была прекращена большевиками, св. Патриарх Тихон выпустил еще одно послание, обращенное им уже не к православным христианам, а непосредственно к Совнаркому. Данное послание явилось не только самым политизированным, но и самым антибольшевистски сформулированным посланием св. Патриарха Тихона. В нем была дана одна из самых исчерпывающих как по своему историческому содержанию, так и по своему духовному прозрению оценок большевистского режима, всей его политики и тех грозных перспектив, которые открывались перед страной по мере его сохранения.

Следует напомнить несколько фрагментов этого послания: “”Все взявшие меч мечом погибнут”. Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего Отечества, называющие себя “народными” комиссарами. Целый год вы держите в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину Октябрьской революции; но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды. Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертию часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже пред вами заведомо ни в чем не виноваты, а взяты лишь в качестве “заложников”.

Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной контрреволюции. Но вам мало, что вы обагрили руки русского народа его братской кровью; прикрываясь различными названиями – контрибуцией, реквизицией и национализацией, вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем “буржуев” грабили людей состоятельных, потом под именем “кулаков” стали уже грабить более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая таким образом нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна. Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались бы злодеяния, – убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями”.

В этом послании, по существу, формулировался один из важнейших выводов для понимания Православной Церковью всех тех событий, которым суждено было произойти в России впоследствии. Большевики не только разрушали страну, ее экономику, государственность, – они разрушали душу народа, по существу отбрасывая веками формировавшиеся в ней религиозно-мировоззренческие ценности. Основные заповеди прекращали действовать, и то, что раньше называлось заповедью “не укради”, теперь превращалось в санкционировавший право на бесчестье призыв “экспроприировать экспроприаторов”, “грабить награбленное”. Заповедь “не убий” отменялась, уступая место классовой борьбе как главной нравственной обязанности русского народа. Именно об этом развращении народной души, которое будет потом продолжаться десятилетиями, писал св. Патриарх Тихон в послании от 25 октября 1918 г.

Однако даже в этом послании отсутствовал прямой призыв к вооруженному сопротивлению большевикам. “Мы знаем, что наши обличения вызовут у вас только злобу и негодование и что вы будете искать в них лишь повод для обвинения Нас в противлении власти; но чем выше будет подниматься “столп злобы” вашей, тем вернейшим будет то свидетельство справедливости Наших обвинений”. Нетрудно догадаться, что основным побуждением для выступления св. Патриарха Тихона именно с такого рода посланием являлось понимание им того, что дальнейшее пребывание у власти большевиков приведет Россию не только к исторической, но и к духовной катастрофе.

Относительно оценки св. Патриархом Тихоном Белого движения нам остается лишь строить разного рода предположения. Невозможно найти в его посланиях периода Гражданской войны слов осуждения Белого движения. Хотя слова предостережения пусть и не называемым своим прямым наименованием белогвардейцам не уподобляться большевикам прозвучали в его июльском послании 1919 г. Однако характеристика большевизма в посланиях св. Патриарха Тихона была дана настолько определенная, что единственным выводом из подобного рода характеристики для православного христианина мог быть лишь вывод о необходимости сопротивляться злу большевизма как духовной, так и военно-политической силой.

Позиция церковной иерархии на территории, освобожденной от большевиков, если не по содержанию, то по форме несколько отличалась от той позиции Патриарха, которая была высказана в его посланиях. В своих многочисленных проповедях и посланиях церковные иерархи, находившиеся на территории, занятой белыми, недвусмысленно заявляли о своем благословении Белому движению. И показательно, что сам св. Патриарх Тихон никогда не оспаривал правоту подобного рода утверждений, хотя в своем послании от 25 сентября 1925 года попытался отмежевать все это время подвергавшуюся гонениям со стороны большевиков Православную Церковь от участия в военно-политическом противостоянии, которое имело место в России.

Развитие Гражданской войны показало, что Белому движению так и не удалось стать движением подлинно массовым: оно потерпело военно-политическое поражение. При этом очевидно, что русский народ, не поддержав в основной своей массе Белое движение, невольно пошел по пути духовно-исторического самоубийства. Однако Церкви приходилось иметь дело именно с таким народом, и она должна была исходить из той ситуации, которая в России сложилась в это время. Безусловно, что до 1923 г. (или, правильнее сказать, до своего ареста в мае 1922 г.) св. Патриарх Тихон занимал достаточно последовательную, соответствующую его предыдущей позицию в отношении большевиков. Он никогда не призывал к вооруженному сопротивлению большевикам, но всегда давал достаточно ясную, подчас резкую характеристику действиям большевистского режима. Об этом наглядно свидетельствует, в частности, патриаршее послание от 28 февраля 1922 г. по поводу изъятия церковных ценностей.

Однако вскоре после ареста ситуация существенно изменилась, ибо, оказавшись в заключении, св. Патриарх Тихон вынужден был столкнуться с совершенно новой реальностью. Перспектива большевистского режима теперь представала перед ним как перспектива долгосрочная – и уже послания св. Патриарха Тихона 1923 г., по существу, явили продолжавшим безгранично доверять Патриарху русским православным христианам новый этап его общественно-политической позиции. Антикоммунистического движения в России уже не было, последние его проявления в начале 20-х годов, массовые крестьянские восстания на Тамбовщине, в Западной Сибири к этому времени были подавлены. НЭП создал на какое-то время у основной части населения иллюзию возможности нормальной жизни при большевиках. Участие населения в церковной жизни становилось все менее значительным. При этом позиции обновленцев в период 1922-1923 гг. при поддержке государства усиливались. А сам св. Патриарх Тихон оказался перед перспективой не только ареста и заключения, но и гибели. Именно с этого времени начался новый этап деятельности св. Патриарха Тихона, который условно можно было бы назвать подцензурным этапом патриарших посланий.

Если обратиться к двум документам этого периода – заявлению св. Патриарха Тихона в Верховный суд РСФСР от 16 июня 1923 г. и его посланию от 28 июня 1923 г., то мы увидим тексты, которые очень трудно согласуются, а лучше сказать, просто не согласуются с теми, что цитировались выше. И это может стать вполне объяснимым, если привести для сопоставления с этими текстами положенный в основу постановления Политбюро большевистской партии доклад председателя антирелигиозной комиссии ЦК Е. Ярославского, в котором перечислялись конкретные условия возможного освобождения св. Патриарха Тихона. “Необходимо срочно провести следующее постановление по делу Тихона. 1. Следствие по делу Тихона вести без ограничения срока. 2. Тихону сообщить, что по отношению к нему может быть изменена мера пресечения, если а) Он сделает особое заявление, что раскаивается в совершенных против советской власти, трудящихся, рабочих и крестьянских масс преступлениях, и выразит свое теперешнее лояльное отношение к советской власти; б) Что он признает справедливым состоявшееся привлечение его к суду за эти преступления; в) Отмежуется открыто и в резкой форме от всех форм контр-революционных организаций, особенно белогвардейских монархических организаций, как светских, так и духовных; г) Выразит резко отрицательное отношение к новому Карловацкому собору и его участникам; д) Заявит о своем отрицательном отношении к поискам как католического духовенства, в лице Папы, так и епископа Кентерберийского и Константинопольского Мелетия; е) Выразит согласие с некоторыми формами церковной области, например, новый стиль. В случае согласия освободить его и перевести на Валаамское подворье, не запрещая ему церковной деятельности”. Таковы были условия, исполнив которые Патриарх Тихон получал возможность выйти на свободу и предпринять то, что в этот момент он считал для себя важнейшим делом – начать борьбу с обновленчеством.

В своем заявлении в Верховный суд РСФСР св. Патриарх Тихон писал: “Будучи воспитанным в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причем враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 г., анафематствование в том же году власти и, наконец, воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 г. Все мои антисоветские действия за немногими неточностями изложены в обвинительном заключении Верховного Суда. Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного Кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т.е. освободить меня из-под стражи. При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции”. В этом заявлении присутствовали почти все пункты, сформулированные в докладе Е. Ярославского Политбюро и принятые в постановлении Политбюро в качестве условий освобождения Патриарха Тихона.

В послании от 28 июня 1923 г., которое считается некоторыми историками посланием, написанным непосредственно самим Патриархом Тихоном и появившимся буквально на другой день после его освобождения, можно обнаружить дальнейшее выполнение тех же условий с упоминанием тех требований, которые не были упомянуты в заявлении в Верховный Суд РСФСР. “Теперь, например, приходится просить Советскую власть выступить на защиту обижаемых русских православных в Польше – Холмщине и Гродненщине, где поляки закрывают православные храмы”. Это критика римо-католической Церкви. “Когда Нами узналось, что на Карловацком Соборе в январе 1921 г. большинство вынесло решение о восстановлении династии Романовых, мы склонились к меньшинству о неуместности такого решения. А когда в марте 1922 г. Нам стало известно обращение президиума Высшего Церковного Управления за границей о недопущении русских делегатов на Генуэзскую конференцию, Мы упразднили самое это управление, учрежденное с благословения Константинопольского Патриарха”. Это – критика Карловацкого Собора, который не был упомянут в заявлении в Верховный суд РСФСР. И далее: “Из постановления его” – т.е. обновленческого Собора 1923 г. – “можно одобрить и благословить введение нового стиля календарного и в практику церковную. Об этом Мы еще вопрошали Константинопольского Патриарха…”

Таким образом, 1923 г. оказался действительно переломным моментом с той точки зрения, что с этого времени из официальных заявлений как св. Патриарха Тихона, так и его преемников исчезает критика большевистского режима даже с тех позиций, которые изначально были обозначены как самим святым Патриархом Тихоном, так и Поместным Собором 1917-1918 гг. Точно так же оказывается невозможным проследить в последующих посланиях как св. Патриарха Тихона, так и его преемников позицию Русской Православной Церкви в отношении антикоммунистического движения, которое к этому времени на территории СССР практически прекратилось или, по крайней мере, прервалось до периода коллективизации.

Однако оказавшаяся за границей часть русской церковной иерархии с 1921 г. решила взять на себя миссию выступать от имени Русской Православной Церкви свободно и открыто, прежде всего по политическим вопросам. И с этой точки зрения можно констатировать, что с начала 20-х годов позиция Русской Православной Церкви относительно борьбы с большевизмом (позиция, которая изначально была сформулирована в России на Поместном Соборе) начинает озвучиваться, впрочем, приобретая некоторое своеобразие, в официальных документах зарубежной церковной иерархии. Показательно, что в России даже в условиях очень жесткой полемики, которая велась с митрополитом Сергием со стороны таких оппозиционеров, как, например, митрополит Кирилл (Смирнов) или даже митрополит Иосиф (Петровых), подобная политическая проблематика практически не обсуждалась. Главное внимание в этой полемике уделялось критике действий митрополита Сергия, прежде всего с канонической и экклезиологической точек зрения. Как для митрополита Сергия, так и для его оппонентов было очевидно, что никакого массового, организованного сопротивления большевизму в России не существовало.

Иной по отношению к продолжению борьбы с большевизмом оказывалась позиция русского зарубежья, точно так же как и позиция Русской Православной Церкви за границей. Изначальный план эвакуации из Крыма армии генерала П.Н. Врангеля, а речь шла об эвакуации почти 70000 военнослужащих, помимо почти такого же количества беженцев, сводился к тому, чтобы сохранить армию для скорейшего возобновления гражданской войны с большевиками. Генерал Врангель надеялся на массовые народные восстания, которые позволят сохраненной в условиях зарубежья русской армии продолжить борьбу. Посылая приветствие на церковный Собор в Сремски Карловцы, генерал Врангель выступал как признанный вождь русской белой эмиграции, для которого мнение церковного Собора по политическим вопросам было весьма значимо. В основу суждений Собора по политическим вопросам могли быть положены тезисы обличения лжеучения социализма, которые составил епископ Севастопольский Вениамин (Федченков), занимавший тогда позиции крайнего антикоммунизма. И важно то, что в этих тезисах присутствовало очень последовательное, продолжающее по духу анафему Поместного Собора отвержение большевизма как псевдорелигиозного лжеучения.

“Русское заграничное церковное собрание считает необходимым осудить лжеучение социализма и наиболее последовательную его форму – большевизм. И коммунизм, как учение антихристианское в основе и разрушительное по своим последствиям. Прежде всего, с точки зрения религиозно-нравственной, потому что социализм разрушает всякую жизнь, особенно христианскую, социализм уничтожает основы нравственности и ведет к полному беззаконию. Между христианством и социализмом существует полное противоречие при поверхностном, мнимом сходстве”. В качестве мер борьбы против социалистического лжеучения предлагались меры достаточно последовательной и разнообразной борьбы с большевизмом. Но, возможно, большее значение для русской политической эмиграции, которая в это время и концентрировала в своих руках все основные нити борьбы с большевизмом, явилось послание Синода Русской Православной Церкви за границей в феврале 1922 г. Генуэзской конференции. Это послание очень пространное, в чем-то очень неровное, поражает своим созвучием с замыслами той части русской эмиграции, которая в это время ориентировалась на генерала Врангеля, на возможность скорейшего продолжения вооруженной борьбы с большевизмом при помощи стран Западной Европы.

“Народы Европы, народы мира! Пожалейте наш добрый, открытый, благородный по сердцу народ русский, попавший в руки мировых злодеев! Не поддерживайте их, не укрепляйте их против ваших детей и внуков, а лучше помогите честным русским гражданам, дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевиков, этот культ убийства, грабежа и богохульства из России и всего мира. Пожалейте бедных русских беженцев, которые за свой патриотический подвиг обречены среди Вас на голод и пот, на самые тяжелые работы, которые принуждены забывать все, чему учились, и быть лишенными даже таких необходимых удобств жизни, которые доступны последнему неграмотному чернорабочему. Они, в лице доброй своей половины офицеров, генералов и солдат, готовы взяться за оружие и идти походом в Россию, чтобы выручить ее из цепи постыдного рабства разбойников. Помогите им осуществить свой патриотический долг, не дайте погибнуть Вашей верной союзнице России, которая никогда не забывала своих друзей и от души прощала тех, кто временно был ее врагом. Если поможете восстановиться исторической России, то скоро исчезнут те пока неразрешимые политические и экономические затруднения, которые по всему миру сделали жизнь столь тяжелой. Тогда снизойдет на землю желанный для всех мир”.

Однако со временем судьба армии генерала Врангеля сложилась весьма неблагоприятно. Перемещенная в Болгарию, а потом в Сербию армия в конечном счете была расформирована приказом Врангеля от 1 сентября 1924 г., который в то же время положил начало созданию Российского Общевоинского Союза. Генерал Врангель и его ближайшее окружение уже не рассчитывали на возможность массового народного восстания, которое позволит Белой армии вторгнуться на территорию России и стать главной ударной силой этого восстания. Предполагалась возможность другого варианта, согласно которому в случае, если бы агрессивная политика Советского Союза, направленная на провоцирование мировой революции, привела его к конфликту с какими-то европейскими странами, сохраненная в структуре РОВСа русская армия смогла бы достаточно быстро сформироваться и послужить ядром будущей русской армии, которая в союзе с западными странами возобновила бы войну с большевиками.

Следует подчеркнуть, что священноначалие Русской Православной Церкви за границей откликнулось на происшедший в Париже с 4 по 11 апреля 1926 г. Всезарубежный Съезд, на котором присутствовало 450 делегатов от 200 организаций. Этот съезд был действительно самым массовым форумом русской политической эмиграции, который выработал позицию, приемлемую для очень многих направлений русской политической эмиграции – от монархистов до патриотически настроенных социалистов. Великий Князь Николай Николаевич был выдвинут на съезде в качестве вождя русской эмиграции, которая продолжала надеяться на возможность продолжения уже под его предводительством вооруженной борьбы с большевиками, но уже в условиях, когда ожидать массового выступления в России не приходилось. Священноначалие Русской Православной Церкви за границей поддержало этот съезд как консолидировавший политические силы русской эмиграции.

Однако шло время, и надежды на возобновление вооруженной борьбы с большевиками постепенно таяли, во всяком случае, среди старшего поколения русской эмиграции. История с “Трестом”, когда попытка прежде всего генерала А.П. Кутепова выйти на какое-то антисоветское подполье, возможно, существовавшее в России, оказалась неудачной, – на протяжении почти пяти лет его представители, действовавшие в советской России, находились, по существу, в руках ГПУ. Она показала, что все усилия не имевшей настоящего опыта подпольной работы русской военной эмиграции могут оказаться тщетными. Именно тогда в качестве своеобразного акта политического отчаяния русской военной эмиграции последовала серия террористических актов в 1927-1928 гг. в Ленинграде и Москве, которые осуществлялись кутеповскими офицерами. Впрочем, многие деятели эмиграции не видели перспективы в таких террористических актах и рассматривали их как своеобразные попытки боготворивших генерала Кутепова офицеров поддержать его резко пошатнувшийся авторитет.

Однако даже в это время вне поля зрения священноначалия Русской Православной Церкви за границей не оставались попытки русской эмиграции даже подчас авантюрным способом продолжить военную борьбу против большевиков. Нравственный пафос этой борьбы, обусловленный неспособностью русской эмиграции поверить в то, что русский народ так легко смирился с большевизмом, и надежда на то, что какие-то террористические акты поднимут массовое сопротивление, подчас находили отзвук в душе даже таких авторитетных церковных иерархов, как митрополит Антоний (Храповицкий). Так, например, его послание, написанное в 1930 г., имело своим адресатом “Братство Русской Правды” – одну из подпольных военных организаций, созданную под руководством генерала П.Н. Краснова. Создав “Братство Русской Правды”, генерал Краснов рассчитывал организовать на территории Советской России партизанские отряды, которые должны были осуществлять борьбу с большевизмом вооруженным путем.

Обращаясь к эмигрантам, готовым нелегально отправиться в Россию для продолжения вооруженной борьбы, митрополит Антоний писал: “Православные христиане! Много уже эта антихристова красная власть терзает Родину-Мать, великую Россию, стремясь выжечь, словно каленым железом, из русского народа его русскую душу, дабы обратить его в свое покорное стадо. От самого начала коммунистического господства над Россией разбойная шайка не прекращала гонений против веры… Видя это страшное зрелище и слыша об этих еще небывалых гонениях, проснулась религиозная совесть всего мира: во всех странах высшие представители всевозможных религий, начиная с Папы Римского, главы католиков всего света, и кончая даже не христианскими религиями, возвышают свой голос против красных гонений на веру и призывают свои паствы молиться об избавлении русского народа… Если скованы угрозами и бессилием те, кто в плену, тем паче перед Богом и совестью обязаны действовать те, кто на свободе. Я, смиренный Антоний, митрополит Киевский и Галицкий, старейший из русских архипастырей, находящихся волей Божией на свободе от красного плена, возвышаю свой голос, дабы возвестить русскому народу – Православные христиане! Вставайте все против красного Антихриста, не слушайте ничьих призывов примириться с ним, от кого бы эти призывы ни исходили… Властью, данной мне от Бога, благословляю всякое оружие, против красной сатанинской власти подымаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин и одиноким народным мстителем сложит голову за русское и Христово дело”.

“Братство Русской Правды” не смогло развернуть широкого партизанского движения на территории Советской России. Но, тем не менее, готовность священноначалия поддержать даже это начинание свидетельствовало о том, что с точки зрения Синода Русской Православной Церкви за границей продолжение вооруженной борьбы с большевиками было не только возможным, но и необходимым. Показательны также обращения митрополита Антония, не склонного, как мы знаем, особенно апеллировать к западному христианству, и к Папе Римскому, и даже к не христианским религиям в связи с тем, что они выступали против гонений, воздвигаемых большевиками на Церковь. Тема обращения к мировому общественному мнению, дабы оно вмешалось в происходящие в России события, начинает звучать в выступлениях русской православной церковной иерархии все отчетливее.

Похищение генерала Кутепова в 1930 г., достаточно дезорганизовавшее деятельность РОВСа и подорвавшее авторитет старшего поколения русской эмиграции в глазах молодого поколения, привело к качественному изменению в антибольшевистской борьбе русской эмиграции. Именно в это время был создан Национальный Трудовой Союз нового поколения, будущий НТС, в который принималась лишь молодежь и который начал осуществлять свою деятельность по иным принципам, понимая, что нельзя стремиться лишь к реставрации в России прежнего строя. Используя колоссальный опыт политической жизни Западной Европы, которая очень динамично развивалась в это время, молодые представители русской эмиграции (в НТС принимались лишь люди не старше 1895 года рождения) пытались создать за границей массовую, но в то же время хорошо законспирированную партию, которая могла бы опираться не на размытую непредрешенческую идеологию РОВСа, а на вполне определенную, соответствующую требованиям современной политической жизни идеологию, способную помочь восстановлению в России полноценной экономической, политической и культурной жизни. НТС никогда не вмешивался в церковные конфликты, которые возникали в русском зарубежье, члены НТС принадлежали как к, условно говоря, Карловацкой, так и к Евлогианской юрисдикции. Следует подчеркнуть, что и священноначалие как Русской Православной Церкви за границей, так и митрополит Евлогий (Георгиевский) никогда не пытались так или иначе сформулировать свое отношение к деятельности именно этой организации, хотя ее замыслы не могли не вызывать подчас противоречивого отношения к ней русской церковной иерархии.

30-е годы привели многих политически активных деятелей русской эмиграции к пониманию того, что никакого массового народного восстания в Советском Союзе ждать уже не приходилось. Именно в это время начала усиливаться тенденция ожидания возможности возобновления борьбы с большевиками после развязывания Советским Союзом войны с какими-то внешними противниками. Опыт Испании, когда Германия и Италия помогли генералу Франко спасти страну от большевизма, вселял надежду даже на возможность войны Германии и Советского Союза. Однако руководство Русской Православной Церкви за границей воздерживалось от каких бы то ни было официальных заявлений по этому поводу. В этой связи следует остановиться на нередко упоминаемом в полемических целях благодарственном адресе Гитлеру от имени Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей. Появление этого в своем роде действительно уникального для Архиерейского Синода (с точки зрения выражения своей политической лояльности руководителю иностранного государства) адреса было вызвано вполне определенными причинами, связанными с передачей Русской Церкви собора в Берлине. И, наверно, не может рассматриваться как акт безусловного признания РПЦ Гитлера в качестве единственного лидера складывавшегося в то время против СССР политического фронта. Не случайно и отношения Русской Православной Церкви за границей с нацистским режимом формировались достаточно сложно: последний в политическом отношении никогда по-настоящему Русской Православной Церкви за границей не доверял.

Начавшаяся нападением Германии и СССР на Польшу Вторая мировая война, получившая свое продолжение в нападении Германии на СССР, вызвала неоднозначную реакцию русской, в том числе и церковной, эмиграции. Русская эмиграция оказалась расколота вопросом о возможности сотрудничества с Германией в ее войне против Советского Союза. В этом отношении показателен документ, исходивший из-под пера не представителя Русской Православной Церкви за границей, занимавшей в это время сдержанно лояльную позицию по отношению к фашистскому режиму в Германии, а представителя Западно-Европейского экзархата Вселенской Патриархии митрополита Евлогия, среди паствы которого были весьма распространены антифашистские настроения.

Выступая в выходившей в Германии газете “Новое Слово” 29 июня 1941 г. по поводу нападения Германии на Советский Союз, архимандрит Иоанн (Шаховской) писал: “Промысл избавляет русских людей от новой гражданской войны, призывая на землю силы исполнить свое предназначение. Право на операцию свержения 3-го Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу. Лечь под его хирургический нож тому, кто болен, не зазорно. Операция началась. Неизбежны страдания, ею вызываемые. Но невозможно было провидению долее ожидать свержения 3-го Интернационала рукою сосланных и связанных на всех местах русских людей. Невозможно Богу долее ждать, что за эту задачу возьмутся так называемые христианские правительства, которые в недавней испанской борьбе были материально и идеологически не на стороне защитников христианской веры и культуры. Обессиленные, закрепощенные по лагерям, заморенные колхозом русские люди были бессильны подняться против международной атеистической силы, засевшей в Кремле. Понадобилась профессиональная, военная, испытанная в самых ответственных боях железно точная рука германской армии. Ей ныне поручено сбить красные звезды со стен русского Кремля, она их собьет, если русские люди не собьют их сами. Новая страница русской истории открылась 22 июня 1941 года , в день празднования Русской Церковью памяти всех святых, в земле русской просиявших. Не ясное ли это даже для слепых знамение того, что событиями руководит высшая воля. В этот чисто русский и только русский праздник, соединенный с днем Воскресения, началось исчезновение демонских криков Интернационала с земли русской”. Так писал весьма критически относившийся к фашизму архимандрит Иоанн (Шаховской), подобно многим его современникам, горячо любивший свою растерзанную большевиками Родину и в отчаянии надеявшийся на то, что война с Германией поможет избавиться русскому народу от коммунистического рабства.

Однако в официальных документах Русской Православной Церкви за границей или Западно-Европейского экзархата и митрополита Евлогия невозможно на всем протяжении войны обнаружить подобного рода безусловных призывов поддержать нападение Германии на СССР. Более того, даже частные выступления русских зарубежных церковных иерархов в дальнейшем будут становиться тем сдержаннее, чем очевиднее будет в ходе Второй мировой войны антирусская и антихристианская политика фашистской Германии на оккупированных территориях, которая будет использовать возрождение на них русской церковной жизни лишь в своих пропагандистских целях.

Гораздо более важным, на мой взгляд, является иной аспект антибольшевистской позиции Русской Православной Церкви за границей в годы Второй мировой войны. В течение всего периода войны сначала русская эмиграция, а затем и оказавшиеся в плену представители Красной армии, занимавшие антикоммунистическую позицию, предпринимали безуспешные попытки сформировать антикоммунистические вооруженные силы на правах союзнических отношений с германской армией. Несмотря на то что за годы войны на сторону Германии встало более миллиона советских граждан, никакой такой русской армии вплоть до 1944 г. так и не возникло. Когда же в ноябре 1944 г. произошло формирование Комитета освобождения народов России и РОА превратилась, наконец, в его вооруженные силы (Комитет имел статус независимого антикоммунистического российского правительства со своими вооруженными силами), Русская Православная Церковь за границей последовательно поддержала это начинание. Очень тяжело складывались отношения старых эмигрантов и бывших красных командиров, когда они оказывались вместе в условиях войны. Белых эмигрантов шокировала в бывших красных командирах почти звериная ненависть к большевикам, их готовность уничтожать большевизм самыми жестокими методами. Бывших же красных командиров поражало в эмигрантах стремление вести борьбу с большевиками с применением принципов традиционной русской воинской этики.

Действительно, страшный опыт четвертьвекового господства большевиков в России заставил многих русских людей понять поистине сатанинскую природу большевизма, а эмигранты этого в полной мере так и не осознали, вспоминая лишь уже в чем-то романтизированную ими Гражданскую войну. В то же время здесь сказывался и новый советский менталитет: белые эмигранты не могли бы столь неистово ненавидеть кого бы то ни было. Для них большевизм был прежде всего военно-политическим противником, а не звероподобной сатанинской силой, какой он предстал за предыдущие годы перед многими советскими людьми. И, тем не менее, несмотря на то что в Комитете освобождения народов России определяющую роль играли бывшие советские граждане, Русская Православная Церковь за границей в лице митрополита Анастасия (Грибановского) поддержала его создание.

В своей проповеди на молебне о даровании победы вооруженным силам Комитета освобождения народов России 19 ноября 1944 г. митрополит Анастасий следующим образом охарактеризовал произошедшее: “Нас соединяет ныне всех одно чувство – смертельная непримиримость к большевистскому духу и пламенное желание искоренить его на русской земле. Ибо мы знаем, что до тех пор, пока он царит там, невозможна никакая разумная человеческая жизнь, никакое духовное продвижение вперед. Пока это зло угрожает как нашему отечеству, так и всей Европе, повсюду будут утверждаться смерть и разрушение. И поскольку Вы, дорогие братья и сестры, стремитесь сокрушить это страшное зло, поскольку Вы боретесь за торжество света против тьмы, правды против лжи, свободы против насилия, христианства и культуры против надругательства и унижения человеческой личности, Вы творите подлинное патриотическое, даже более того, мировое дело, и Церковь не может не благословить Вашего великого и святого начинания. Это движение подлинно заслуживает названия освободительного, ибо оно стремится не только освободить человечество от самого страшного ига, но человеческую душу от самого лютого гнета, никогда человеческое достоинство не было унижено так глубоко, человеческая личность поругана так беспощадно, как в наши дни под властью большевизма… Дорогие братья и сестры, объединимся же вокруг этого нашего национального освободительного движения, будем каждый подвизаться на своем пути и содействовать общему великому делу освобождения нашей России, пока не падет это страшное зло большевизма, пока не восстанет со своего одра наша измученная Россия”.

Позиция митрополита Анастасия потребовала от него большого мужества, ибо политическая платформа КОНР, исходившая из “февралистских” принципов, оставалась во многом неприемлемой именно для той части традиционно, часто правомонархистски мыслившей старой русской эмиграции, которая поддерживала Заграничный Синод. Однако “февралистский” манифест КОНР, тем не менее, не помешал митрополиту Анастасию увидеть главное – создание в 1944 г. антикоммунистического русского правительства, которое впервые смогло объединить под своими знаменами самый широкий фронт русских антикоммунистов и которое располагало своими вооруженными силами и на союзных принципах строило свои отношения с фашистской Германией.

Последующие события складывались таким образом, что начинание генерала А.А. Власова не получило дальнейшего развития, а Русской Православной Церкви за границей приходилось выступать главным образом защитницей тех более чем двух миллионов советских граждан, которых западные союзники должны были депортировать в СССР в соответствии с Ялтинским соглашением. Разгром фашистской Германии сделал невозможным дальнейшее существование вооруженных сил КОНРа. Западные союзники предпочли пойти на двусмысленный мир с Советским Союзом, отдав коммунизму значительную часть Европы, и не поддержали возникшее в условиях войны массовое антикоммунистическое движение, которое могло бы поставить под знамена КОНР сотни тысяч советских военнопленных.

1945 г. поставил определенную веху в истории русского антикоммунистического движения, после которой оно не только прекратилось как массовое и как вооруженное движение, но и перешло в уже совсем другую стадию. Антисоветское движение в Советском Союзе приобрело совершенно иной характер не только по своим формам и масштабам, но и, прежде всего, по своей направленности. Патриотическая православная тема уже перестала быть доминирующей в диссидентском движении Советского Союза, позиция Православной Церкви перестала являться столь значимой для диссидентов 1960-1980-х годов. Именно поэтому 1945 г., ознаменовавший начало нового этапа в истории антикоммунистического движения, полагает и хронологический предел рассматриваемой теме.

Подводя же некоторые итоги вышеизложенному, мне бы хотелось отметить следующее. В период с 1917 по 1945 г. Русская Православная Церковь сначала устами св. Патриарха Тихона и членов Поместного Собора 1917-1918 гг., а затем достаточно последовательной позицией Русской Православной Церкви за границей сумела дать всем русским православным христианам четкое понимание духовной сущности большевизма. Имея возможность в условиях относительной свободы осуществлять свою деятельность и ощущая себя продолжательницей тех традиций политической жизни, которые были характерны для России добольшевистского периода, Русская Православная Церковь за границей попыталась использовать все имевшиеся у нее возможности для того, чтобы продолжать конкретную практическую борьбу с большевиками. Это было очень важной нравственно-исторической задачей, которую решала Русская Православная Церковь за границей. То трагическое для России обстоятельство, что ее позиция во многом оказалась неспособной реализоваться в действительности, не вина Русской Православной Церкви за границей, а скорее беда всего нашего народа, который долгое время не находил в себе внутренних сил преодолеть коммунизм.

Опыт Русской Православной Церкви за границей в плане ее воспитания у русских православных христиан отношения к коммунизму весьма важен для переживаемого нами сейчас сложного времени. Ибо именно в наше время в Русской Православной Церкви стало возможным такое явление, как коммуно-патриотизм, при котором несовместимые (особенно это ясно после того, что произошло в XX веке) богоборческий по своей природе коммунизм и столь тесно связанный с православием русский патриотизм умудряются причудливым образом уживаться в ущербном сознании постсоветского человека. Этот странный симбиоз существует, и это не может не тревожить!

Именно поэтому позиция Русской Православной Церкви за границей в отношении коммунизма – последовательная, духовно и исторически трезвая, глубоко сформулированная и богословски осмысленная (и, что самое главное, пастырски привносившаяся в жизнь нескольких поколений русских православных христиан) – оказывается сегодня чрезвычайно нужной для нас, тех, кто всей душой болеет за страну, которая все еще не стала православной национальной Россией, но остается Россией посткоммунистической, где рудименты советского сознания проявляют себя подчас даже в церковной жизни.

Источник: Гражданин