Окончание. См. также первую часть.
Вторая мировая война вызвала огромные перемены на земном шаре. Начиналась новая волна мирового освобождения от устаревших традиций, обычаев и норм. И все-таки ход истории в 1950-х словно замер на распутье: казалось, что освобождение евро-атлантической цивилизации от ветхого багажа будет сопровождаться новым осмыслением своих корней, обновлением своих сил в духовных источниках христианства. Еще недавно западный истеблишмент в очередной раз надеялся на политические технологии обмана и торговли, в силу которых Сталин воспринимался ими как новый демократ, а СССР как новый долгосрочный союзник в построении более спокойного и благополучного мира. Ради этой призрачной конструкции будущего всемирного согласия западные правительства выдали Советам десятки тысяч русских беженцев и военнопленных, отправленных Сталиным в сибирские концлагеря. Протрезвление Запада было болезненным.
Уже в 1946 году Черчилль в своей знаменитой речи сформулировал позиции, с которых евро-атлантический мир будет в дальнейшем защищаться и развиваться. Позиции эти можно охарактеризовать как, несомненно, христианские. Свободный мир может устоять, только консолидировавшись в исповедании евангельских принципов жизни. Именно этот, скрытый от поверхностных взглядов, посыл в фултонских идеях Черчилля принес в конечном итоге Северно-Атлантическому сообществу победу в «холодной войне». Победу размытую и половинчатую, поскольку западный политический класс оказался не на высоте фултонского призыва.
Гойченко удалось (не без помощи, кстати, польских эмигрантов) остаться на Западе и не быть выданным своим бывшим палачам. В сорок семь лет он оказался в США. Несмотря на болезни, приобретенные в пыточной камере НКВД, он находился в расцвете сил. Но он был одинок, английский знал плохо; возможности карьерного роста и общественной деятельности у него, как у изгоя, были мизерны. Первые годы своей американской жизни он работал обувщиком в различных мастерских, получая порой всего шесть долларов в день. Хозяева его ценили, так как он проявлял способности в деле, и постепенно повышали оплату. В конце концов, подобно многим таким же беженцам из СССР, он добился бы относительного материального благополучия, сытой и спокойной жизни, забвения мучительного прошлого, мог бы вновь основать свою, уже американскую, семью. Но он выбрал другой путь. Он не хотел забывать перенесенные страдания.
В тюрьме его сокамерник, старый русский интеллигент и христианин проф. Михайлов, погибший во время следствия и во многом своим примером и беседами помогший Дмитрию протрезветь, так описывал свое видение происходящего в мире (шел 1937 год, первый год Большого террора): «Темные силы зла вышли из мрака преисподней… и, ставя себе целью покорение мира, ринулись на все доброе, чистое и благородное, на все великое Божественное, на все святое». Выжив в тюрьме и вырвавшись за границы СССР, Гойченко сохранил схожее видение происходящего. Чтобы противодействовать торжеству тьмы, Дмитрий принимает ряд важных для себя решений. Их можно разделить на две ступени: внутренняя, мистическая, и общественная, просветительская.
Почти все свои заработки, а также собранные пожертвования он направляет на издание небольшого «Фатимского листка» (общий тираж его перевалил в 1954 г. за сто тысяч экземпляров), в котором из номера в номер рассказывает о связи пророчества Богородицы о России с событиями современности. С фатимским благовестием связано и его стремление добиться от Папского престола посвящения России Пренепорочному Сердцу Богородицы. С этим посвящением Дмитрий связывал будущее избавление родины от несвободы и разгула насилия. Что значила для Гойченко фатимская весть, видно из нижеследующего отрывка, взятого из одной его публикации:
«Промедление с исполнением Фатимского послания Пресвятой Богородицы означает:
1. Может быть, третью мировую войну, которая превратит территории огромных государств в мертвую пустыню, погубит новые десятки, если не сотни, миллионов человеческих жизней и закончится покорением под иго коммунизма дополнительных десятков стран, а возможно и всего мира;
2. И, во-вторых, отправку в Вечный огонь огромного числа человеческих душ, тщетно ждавших, что кто-то своим исполнением Фатимского послания приведет их к Богу…
Спрашивается: кто будет ответственен перед Богом за те и другие жертвы?
Не те ли, “чья хата с краю”, кто считает, что величайшие небесные знамения и грозные предупреждения их не касаются?..»
С конца 1940-х годов Гойченко регулярно составляет тексты писем к Святому Престолу с просьбой совершить посвящение России, собирает подписи под ними, отсылая эти обращения в Рим. В июле 1952-го папа Пий XII хотя и без соборной поддержки своего епископата, но совершил посвящение России Сердцу Богородицы. Этому шагу, несомненно, способствовали и усилия неизвестного русского католика Дмитрия Гойченко и горстки его единомышленников.
Все его внешние действия основывались на ежедневном, будничном молитвенном труде и кропотливой малой работе на приходском и личном уровнях. Уже в 1950 году он организовывает «Братство Фатимской Богоматери — Царицы Розария». Это группа из эмигрантов второй волны, пяти-семи мужчин среднего возраста, работающих на фабриках Нью-Йорка. Они поселились вместе в снятой квартире, устроив там что-то вроде религиозного очага в миру. Свободное время они отдавали общехристианской и молитвенной работе, делам милосердия.
Во второй половине 1950-х Гойченко, по-видимому, принимает тайный монашеский постриг. По просьбе американских священников, работавших с русскими католиками, он оставляет мирскую работу, переезжает в Сан-Франциско, где живет при созданном там приходе католиков восточного обряда во имя Фатимской Божией Матери. Он руководит церковным хором, служит чтецом в церкви, заведует приходской библиотекой, занимается миссионерством.
Большое значение придавал Дмитрий проблемам «русского апостолата», проблеме миссии среди русских эмигрантов (только в Нью-Йорке начала 1950-х их обитало не менее ста пятидесяти тысяч), подготовке будущих христианских просветителей России. Для расширения миссионерской деятельности он в начале 1950-х выдвигает идею «баллонов». «Баллоны» — это небольшие воздушные шары, к которым прикреплены четырехсотграммовые пакеты с листовками, обращенными к различным слоям советского общества. Запускать эти аппараты нужно с самолетов или морских кораблей в международных водах с тем, чтобы траектории этих шаров охватывали как можно большую часть периметра государственных границ СССР. При такой массированной, регулярной и неожиданной атаке множества малозаметных и непонятных для постороннего человека по своему назначению аппаратов часть листовок обязательно попадет в руки советских людей и получит хождение в обществе. Гойченко быстро нашел поддержку этому плану среди ряда влиятельных и богатых американцев, желавших послужить делу евангелизации. Идею поддержали и были готовы помогать Поснова и ее друзья, среди которых был и римский кардинал Евгений Тиссеран (он лично давал советы по данному вопросу)1. Но нужно было иметь и тексты листовок, написанные с пониманием реалий советской жизни. Гойченко создал ряд образцов. Еще в 1952 году он пишет пять воззваний, обращенных «к разным категориям населения СССР, а именно: к коммунисту, эмгебисту, солдату и офицеру, трудящемуся и заключенному»
И все это — и издание Фатимской газеты, и проект с «баллонами», и писание листовок, и вникание в природу атеизма, и личный аскетизм и альтруизм — совершалось для того, чтобы помочь человеку, поставленному в состояние предельного одиночества и бессилия. Образ заключенного, скованного цепями тоталитаризма и не знающего, как ему быть с собственной неизбывной слабостью («что не хочу, то делаю…»), наиболее полно выражал для Дмитрия главный нерв современного мира. Недаром на страницах брюссельского русского журнала «Россия и Вселенская Церковь», сразу после призыва к «молитве о гонимых братьях» была помещена иллюстрация в виде тюремной решетки, за прутья которой держатся сжатые кулаки узника.
Помочь советскому заключенному, преследуемому за верность человеческим началам, помочь России, превращенной большевиками в темницу, означает помочь тем самым всему миру. Такого рода упование для многих на Западе казалось сумасшествием и с неизбежностью приводило к напряженным спорам о роли и ограниченных возможностях демократий в современный исторический момент.
По происхождению украинец, Дмитрий, несомненно, любил Украину, однако не разделял господствующие среди украинской эмиграции антирусские настроения. Обвиняя во всех грехах «москалей», украинские общественные деятели тем самым уводили от главной проблемы: от раскрытия коммунистического обмана. Националистические страсти они ставили выше христианских ценностей и потому вольно или невольно становились помощниками советских агитаторов. Как заметил Гойченко в одном из писем: «Националисты, безусловно, дезориентируют американцев в борьбе с коммунизмом, стараясь вольно или невольно усыпить их бдительность». Вот характеристика, данная Дмитрием, смутных настроений, царивших в среде украинской эмиграции в первой половине 1950-х: «Есть группа людей, которые, именуя себя католиками, прилагают все силы и средства, чтобы доказать американцам, убедить людей ведущих государственную политику, что коммунизм — это отнюдь не мировое зло, имеющее корни в безбожии, следовательно могущее процветать в каждом народе и вырасти в каждой душе, как только она потеряет веру в Бога, но одна из форм московского империализма…» В письмах Гойченко упоминает «оригинальное» отношение одного украинского деятеля, члена монашеского ордена редемптористов, к Фатимскому пророчеству о России: «Пречистая не могла говорить о посвящении проклятых москалей, которых нужно “посвящать” атомными бомбами».
Целый ряд известных христианских деятелей Запада (в частности Мартин Нимеллер) считали, что атеистическое советское государство осуществляет христианские заповеди. Именно поэтому, провозглашали они, Западу необходимо идти путем одностороннего разоружения и невмешательства в дела стран социалистического лагеря. После смерти и разоблачения Сталина иным прагматикам Запада, как в правительственных кабинетах, так и на церковных кафедрах, стало казаться, что наступила возможность осуществления всеобщего мира на земле. В среде западной католической общественности тогда сформировались две точки зрения на то, как нужно вести себя Римской Церкви в отношении СССР и его народов, насильно оторванных от слова Божия. Одна требовала настойчивой просветительской работы с теми, кто не знал Евангелия. Из нее с необходимостью вытекали действия в области политики и общественной мысли, способствовавшие сворачиванию влияния тоталитарных систем. Вторая точка зрения, напротив, провозглашала доктрину, по которой христианские общины Запада не должны вмешиваться в «естественный» ход вещей. Представители подобного умонастроения постоянно выступали против инициатив, ставивших целью наладить диалог с русским народом помимо официальных инстанций. Для Дмитрия было очевидным, что его оппоненты плохо себе представляют, что значит опыт несвободы. РПЦ, в 1943 году вновь разрешенная Сталиным, являлась марионеткой в руках тирана. Возражая, Гойченко исходил из своего восприятия христианства как вселенской объединительной и творческой силы, вне которой у человечества нет перспектив. Дух христианской любви не может оставить плененные народы в бедствии.
Гойченко возражает (1956 г.) сторонникам той точки зрения, что гонения на религию за «железным занавесом» прекращены. «Довольно взглянуть вокруг себя и посмотреть, сколько в Италии, вокруг Св. Престола есть безбожников; сколько миллионов безбожников… А теперь пусть вообразят себе, какая мерзость запустения была бы на этом святом месте, то есть в Риме, если бы там в течение сорока лет господствовали жестокие кровавые безбожники, истребившие почти все духовенство, осквернившие почти все храмы, поощряющие и прокламирующие издевательство над всем святым! Может ли здравый человеческий рассудок допустить, что там останется все так же, как теперь? Что, несмотря на то что казенные коммунистические священники будут поносить всех замученных за веру, они, эти священники, и будут признаны самыми настоящими носителями Божественной Истины, служа одновременно Христу и сатане?.. Вся нынешняя тактика коммунистов направлена на усыпление. Для этого употребляется и Церковь. И не только “православная”, но и так называемая “католическая национальная”, или, как она у них там называется, “прогрессивная”. Это все орудия в руках врагов Бога… Компромиссы со злом — это предательство правды. Но молчание о правде также является соучастием в ее подавлении».
Эти горячие тирады выдают глубокую боль Дмитрия о родине, о судьбах христианства. На Западе он встретил поддержку своим надеждам лишь в отдельных лицах и деятелях, встретил и массовое равнодушие к свидетельству тех, кто вырвался из рабства. Его церковно-общественные инициативы большей частью оказались невоплощенными. «Посвящение России», совершенное в 1952 году (чему он немало содействовал), не мобилизовало католические общины и общественное мнение для оказания духовной помощи русскому народу. Его проект с «баллонами», по-видимому, после одной-двух попыток засылки листовок в СССР по воздуху, зачах. Такому финалу способствовала, в частности, история с загадочным похищением из Хельсинки советскими спецслужбами в 1962 году одного из немногих его помощников, выпускника «Руссикума» о. Ивана Корниевского (удручало и последовавшее уже в СССР его «покаяние»). Единственное, что удалось Дмитрию Гойченко, — частная подвижническая жизнь во имя своего упования и веры. Его архив содержит важные человеческие документы о том, как в первое десятилетие «холодной войны» одинокий беженец из СССР пытался рассказать, как можно избавиться от рабства в XX веке. В конце концов мы видим в его судьбе ростки русской духовности с ее напряженным стремлением к свету, к христианскому обновлению мира, проросшие в судьбе бывшего зека, католика восточного обряда.
1 Кардинал Евгений Тиссеран был в 1950-х префектом Конгрегации восточных церквей в Риме.
Первая публикация: «Вестник РХД» №195. Перепечатка с разрешения издателя.
Сповіщення: Неравнодушный. Часть 1. На востоке Европы :: Киевская Русь