Три года назад в этот день, 5 декабря 2008 года, отошел ко Господу патриарх Алексий Второй. К годовщине памяти предлагаем читателю воспоминания о почившем патриархе Никиты Алексеевича Струве, директора издательства “YMCA-Press” и главного редактора журналов “Вестник Русского христианского движения” и “Le messager orthodoxe”. Статья первоначально была опубликована в 195-м номере “Вестника РХД”, и републикуется с любезного разрешения редакции.
Начальный путь патриарха Алексия, скончавшегося на восьмидесятом году жизни, после восемнадцати лет пребывания на высшей церковной должности, необычен. В советские времена его происхождение не располагало к успешной церковной карьере: выходец из аристократической петербургской семьи, вынужденной эмигрировать, сын священника, участника Русского Студенческого Христианского Движения в Эстонии, где иные окончили свою жизнь мученической смертью, священническое призвание в трудные годы. Но карьера состоялась: когда начались хрущевские гонения, митрополит Никодим (Ротов) посвятил нескольких молодых (тридцатилетних) целибатных священников во епископы (включая патриарха Кирилла, нынешнего преемника Алексия) в надежде обеспечить будущее Церкви. Алексий стал епископом Таллинским, затем митрополитом Ленинградским. Разумеется, такое восхождение требовало не только осторожности, но и неизбежных компромиссов с советскими властями. Затем, при возврате церковной свободы, на свободных выборах — избрание в Патриархи. Когда я узнал об избрании выходца из эмиграции, к тому же из «движенческой семьи», я сразу ощутил его как событие и послал новоизбранному патриарху от своего имени поздравительную телеграмму. Три месяца спустя состоялась и моя первая поездка на родину отцов, и тогда завязались с Патриархом дружественные отношения, которые продлились лет восемь-девять. Патриарх просил меня его извещать всякий раз, когда буду в Москве, и обещал всякий раз принимать меня, если не будет в разъездах. Я это понял, как знак памяти о Движении. Разъезжал он много, одной из его патриарших заслуг было регулярное посещение многочисленных епархий, большинство которых никогда не видали у себя патриарха (в советские послевоенные времена эти посещения не слишком поощрялись). Мы даже с ним шутливо соревновались, сколько он посетил епархий, а я — городов, куда ездил для дарения книг и чтения лекций. Иной раз мне казалось, что я слишком утруждаю его своими посещениями, и как-то спросил его милейшую и умную секретаршу (ныне покойную) Колчицкую, «не беспокою ли я Святейшего». Она мне ответила: «Что Вы, что Вы, он с Вами отдыхает…», имея в виду отдых от обязанностей, от официальных визитов и пр. И действительно, разговоры наши были непринужденные, по многим вопросам мы были единодушны, чувствовалось, что на глубине мы с ним принадлежим к общей движенческой семье. Так он мне однажды сказал, что не большой сторонник канонизации царской семьи, из-за возможного политического ее использования, полагая, что канонизация великой княгини Елизаветы Феодоровны закономерна и всех удовлетворит. В нормализацию отношений с карловацкой юрисдикцией он тогда мало верил1. Вообще патриарх Алексий придерживался умеренных, центристских взглядов, и в этом, как мне кажется, надо видеть одно из главных достоинств его патриаршего служения. Церковь быстро восстанавливалась, и ей грозили возможные отклонения, особенно вправо, но этого крена ему удалось избежать. Наши расхождения с Патриархом начались в связи с бессрочным (!) запрещением, которое постигло о. Георгия Кочеткова и двенадцать его сотрудников без какой-либо фактической серьезной причины . К этому времени окружение Патриарха заметно изменилось не в лучшую сторону (был удален честнейший Борис Борисович Вик). Я спросил Патриарха, в чем же о. Георгий провинился, но он только мне ответил: «Он — гордый». — «В таком случае, — сказал я, — стольких нужно было бы запретить, начиная с вашего посетителя». Через год, так как запрещение все длилось, я снова при очередном посещении поднял этот вопрос, умоляя о снятии запрещения. И даже в пылу сказал: «Я готов встать перед Вами на колени…» Тут Патриарх встрепенулся и вскочил со своего кресла, умоляя этого не делать. А на прощание все же сказал: «Пожалуйста, ко мне еще приходите». Но этому визиту суждено было стать последним. У Патриарха начались недомогания, болезни, мне казалось неловким его беспокоить. Запрещение, нас разделившее, было в конце концов снято, после положительного заключения богословской комиссии… Но появились в близком окружении Патриарха сомнительные влияния.
Подводить итоги почти двадцатилетнему патриаршему служению в условиях полной свободы преждевременно и неосторожно. История яснее на расстоянии, да и трудно сказать, что в плавании церковного корабля зависит лично от патриарха, а что — от его окружения, от синода, от кадров духовенства, от самого народа. Расколов не произошло (если не считать диомидовского, изуверского). Крайним течениям ходу дано не было (в частности, святейший твердо осудил перегибы духовничества слишком рьяных священников), но и свободное начало, столь необходимое Церкви, не только не получило развития, а скорее уменьшилось. Епископская власть остается неограниченной, что в некоторых случаях ведет к тяжелым злоупотреблениям. Церковь стала слишком явно искать поддержки государства или даже союза с ним. Но все эти вопросы стоят отныне перед новым предстоятелем, Кириллом I, синодом и, смеем надеяться, всероссийским Собором (хорошо бы, чтобы он собирался регулярно и в его подготовке участвовали епархиальные собрания). Из многих российских мест слышна тревога: Церковь располагает внешней свободой, богата, многочисленна, но как недостает ей, на всех уровнях, соборности!
1 Отношения же с нашей Архиепископией были вполне дружеские. Так называемое «историческое» письмо Патриарха 2003 г. (на самом деле не письмо, а факс, составленный, вероятно, в Париже и присланный из Москвы поспешно в день собрания Совета Архиепископии) имело своей целью отстрочить выборы преемника влад. Сергия: пример нарочито не соборного действия, а прямого вмешательства во внутренние дела независимой Церкви (митрополит же Антоний, которому предлагалась возглавить западную митрополию, даже не был об этой акции предупрежден).