Блог

—Вы так редко выступаете в Киеве. Пожалуй, лишь раз в году на “Пісенному вернісажі” и можно вас увидеть. Некоторые аналитики поговаривают о какой-то цикличности в творчестве Гнатюка, связывая это чуть ли не с циклом солнечной активности. Так ли это?

—Солнце тут ни причем, да и звезды тоже. Состояние души – вот что влияет на творчество. А критики, может, и не знают, что я даю концерты в Виннице, Житомире, других городах. А что касается Киева… Как-то я почувствовал, что не должен петь в Киеве десять лет. Был мне такой сигнал. Этот срок истекает, но в этом году сольного концерта в столице еще не будет.

—Но вас стало меньше не только на сцене, но и в эфире.

—Я слежу, чтобы меня не было много. Часто отмечаю, что вот тут можно было и не ставить мою песню, а там на экране не вовремя пустили. Бывает и наоборот, где я был кстати, где был нужен – там не прозвучал.

Если бы у нас была нормальная атмосфера в обществе, то я бы не исчезал. Порой мне кажется, что народу уже не до песен. В такой ситуации каждое мое появление на экране должно быть “взрослым”.

—Что вы скажете о пути к популярности молодого исполнителя раньше и сейчас? Есть ли разница?

—Конечно, есть. Если раньше можно было проскочить на Олимп, не продав душу, то нынче вопрос поставлен принципиально: кто удержится – тому и лавры. Вот и бьют друг друга по голове, ставят подножки, обливают грязью ближнего своего. Парадокс, но скандальная слава придает им популярности. Все лезут в символы чуждой нам культуры. Впрочем, это в большей степени относится к российской эстраде.

—Приятный комплимент в адрес отечественной музыки.

—Наша украинская эстрада топчется на месте. Вновь открывают рок, рэп, панк. Но ведь это все уже было! Но, в общем, топтание на месте не так уж и плохо. Россия скатилась в пропасть ресторанно-пошлой музыки. Мы же ещё держимся, благодаря нашим традициям, которые стало та модно ругать.

—Я полагаю, что наша эстрада еще ворвется в российские музыкальные просторы, как когда-то ворвалась “Червона рута”.

—В нашей песне больше философии, она глубже. Больше внимания уделяется песенным текстам. Мы ближе к земле, а значит, правдивее.

—А кто вам нравится из украинских исполнителей?

—Кто по-настоящему двигает нашу эстраду, так это Иво Бобул. Это порядочный человек, и я думаю, что он не случайно появился на сцене. Он свое слово еще скажет.

А из юных… так за ними не уследишь. Их так много, что никого толком и не знаю.

—Что важнее, по-вашему, для вокалиста – талант или реклама?

—Совесть.

—А ваша песня, какова она?

—Та, которая угодна Богу. Петь для людей – это тоже петь для Бога. Поэтому-то и нельзя в песне грешить. А кто сейчас угождает Богу? Непримиримый парламент, промышленность, отравляющая все вокруг, судьи, судящие без законов, адвокаты, оправдывающие преступников, продажная пресса, кто? Музыка? Как в мире есть белое и черное, так и музыка есть добрая, а есть разрушающая. Я считаю, что определенная доля греха за то, что происходит в мире, за крах морали, лежит и на музыке. Песня должна вести к духовным высотам, а не к славе. Тщеславие рано или поздно уничтожает своего пленника.

—Ваша песня такая, как вы, соразмерная вашему мировоззрению. Вы нашли себя в себе, а нашли ли вы в себе ту песню, о которой мечтали?

—Я нашел в себе “Малиновый звон”, “Час рікою пливе”, “Келию”. Но я не удовлетворен своим творчеством в целом. Я интуитивно осознаю, что мог бы сделать больше, если бы не моя леность. Но, с другой стороны, – для чего? Для славы? Ни за что!

—А пробовали вы сами писать музыку, стихи?

—Писал и пишу. Теперь я уже могу сказать, что стихи и музыку к песням “Годы мои”, “Это не сон”, “Чи я прийду” написаны мною. А фамилии авторов я просто придумывал. Так, композитор Тарасенко, написавший музыку к песне “Повертайся, сину”, – тоже я. Просто дед мой был Тарас.

—Я думаю, что это открытие для наших читателей! А как называется направление, в котором вы поете?

—Я даже не знаю. Есть полоса, где я есть я, но как это назвать… Скажем так: лирический украинский шансон.

—Многим полюбилась песня “Час рікою пливе”. Но почему-то раньше были одни слова, а теперь другие. Что произошло?

—Все очень просто. Эта песня написана на слова Богдана Лепкого. Но когда я ее впервые спел, то вдруг посыпались письма на радио и мне лично. Слушатели были не согласны, что песня имеет грустный финал. И начали мне предлагать свои варианты. Так появились строки “Так у мене ж є син, а у тебе дочка…” и т.д. То есть, слушатель захотел оптимистическую концовку, чтобы оставалась надежда. Вот поэтому и звучит сейчас второй вариант песни, где первый куплет Б. Лепкого, а остальные дописаны в письмах.

—В вашем репертуаре есть песня иеромонаха Романа “Келия”. Вы были знакомы с автором?

—Нет, к сожалению. Просто мне подарили кассеты песен отца Романа. Это прекрасная религиозная музыка, глубокая поэзия, раздумья. Послушав “Келию”, я ощутил, что эта песня для меня, что это моя тема…

—Тема или жизненный путь?

—Может, и путь… “Пути Господни неисповедимы”.

—Люди по-разному приходят к Богу. А как пришли к Богу вы?

—Где-то в подсознании вера была с детства. Но к Богу я шел шаг за шагом долгие годы. Мы всю жизнь идем к Нему. В детстве на огороде я нашел священнический крест. И в мои 47 лет он до сих пор со мной, это моя реликвия.

Крестился я в 21 год в Одессе. Я туда приехал после окончания ровенского музыкального педагогического института. А накануне отъезда мне снится сон. Вижу вокзал, а около него величественный собор. Когда приехал в Одессу, я вышел на привокзальную площадь. И… о, чудо! Передо мной предстал тот самый храм. Я его теперь видел наяву.

—Да, но тогда этот храм был без крестов, и в нем располагался планетарий.

—И, тем не менее, это было знамение. Я поселился на спуске Кунгуна, 1, на квартире у дворника. Во дворе было много жильцов, все общались и заходили в гости. Один из соседей оказался старостой церкви. Он-то и спросил меня, крещен ли я? И узнав, что нет, предложил покреститься. Моя душа ликовала в тот момент, я сразу согласился. Позже я понял, что в Одессу я приехал именно для этого.

—Путь к Богу всегда был тернистым, особенно в те атеистические годы.

—У меня в жизни было много добрых людей, которые подвели меня ближе к Господу. Я всегда мысленно молился и старался хоть изредка заходить в храм. Когда открыли Лавру, я пришел в эту святую обитель, даже в хоре пел. Как-то раз отец Пафнутий (ныне уже покойный схимник Феофил из Китаевской пустыни) сказал: “Знаешь, Николай, в Китаево петь некому”. И благословил. С тех пор я там.

Мое состояние на литургии в Китаево – это одно из самых высоких достижений в моей жизни.

—А кого вы привели к вере?

—Свою маму, сына. Стараюсь посеять семена веры в душах людей, с которыми общаюсь. Недавно разговаривал с Валей Толкуновой, Славой Евдокимовым. Они очень понимают меня, расспрашивают. И я вижу в их глазах заинтересованность не ради праздности, а ради спасения.

—Что такое счастье?

—Победа над грехом. В жизни нужно каяться и бороться с тем, что нас искушает. Когда побеждаешь – ты счастлив.

—Что такое чувство дома?

—Это чувство великого покоя и твоей гармонии с тем местом, где его ощущаешь. Я вырос в Хмельницкой области, семья несколько раз переезжала. И лишь в селе Монастырок я открыл для себя это чувство дома. Большой сад, озеро, крутые склоны… Тут жил когда-то великий Леонтович.

Но я не дома. Мой герой бродит по свету, ищет чего-то. И лишь белые ставни вспоминают меня. В Киеве тоже есть место великого покоя, но я уже о нем говорил.

—Любите ли вы классическую музыку?

—Да. Слушаю Баха, Моцарта, Шопена, Чайковского.

—А из эстрады?

—Нравится французская эстрада.

—Вы помните свой первый гонорар?

—Еще бы! Это было в детстве. Мама и папа ставили меня на табуретку и просили спеть. За это я получал целый рубль (смеется).

—Что вы цените в людях?

—Скромность и веру православную.

—А чего не терпите?

—Нет такого.

—Что вам мешает?

—Зло.

—Чего боитесь в жизни?

—Согрешить и не покаяться.

—Верите вы гороскопам?

—Верую во единого Бога, Отца Вседержителя. Без Его воли и волос не упадет с человеческой головы! А гороскопы просто отвлекают человека от поиска истины.

—Каковы ваши творческие планы?

—Я никогда не загадываю наперед. Что будет завтра, поживем – увидим.