Игумен Агафангел (Белых): “Миссионерский приход – это приход образцовый”

Какой должна быть православная миссия? Последнее время этот вопрос столь активно обсуждается в интернете, что сторонники разных взглядов доходят до крайностей, называя друг друга “миссионерами” и “миссиофобами”. Устраиваются концерты-проповеди, рок-музыканты с байкерами колесят по просторам Руси, а на далеком Севере несут свое неприметное служение настоящие миссионеры. С одним из таких – в прошлом хиппи, а ныне игуменом, несущим послушание в командировках по Дальнему Востоку и Крайнему Северу, мы беседовали благодаря беспроводным технологиям связи. Знакомьтесь: отец Агафангел (Белых), известный в “живом журнале” как rev-agafangelos.


– Отче, недавно вы служили в одном из самых труднодостуных и суровых регионов – на Чукотке (этот край “знаменит” еще и своим бывшим архипастырем – епископом Диомидом). Сейчас трудитесь на Арктическом побережье Якутии. С какими трудностями приходится встречаться в служении прежде всего?


– Мне сложно сказать, что здесь какие-то особенные трудности, отличающиеся от тех, с которыми встречается духовенство в более цивилизованных местах. Конечно, если не считать климат – полярную ночь, пургу, морозы. Или полярный день, что, на мой взгляд, ещё тяжелее переносится. Но суровые погодные условия только крепче соединяют людей. Это правда, что в Арктике меньше двусмысленности в отношениях между людьми, больше определённости и простоты, хотя, не всегда эта определённость бывает со знаком плюс.


Возможный недостаток такой удалённости от центра заключается в плохой информированности народа о событиях в нашей Церкви, о последних решениях священноначалия, о том, что говорит Патриарх по поводу каких-то важных событий в нашей Церкви и в мировом Православии. Именно такова была одна из причин распространения на Чукотке недавних заблуждений, связанных с именем лишенного ныне сана епископа Диомида (Дзюбана). Учитывая то, что сам бывший владыка несколько лет не выезжал с Чукотки на материк, а человек он далекий от современных информационных технологий, думаю, что он, в какой-то степени и сам является жертвой отсутствия верной информации.


– Сейчас в Русской Православной Церкви много говорят о формах и способах православного миссионерства. Что, на ваш взгляд, для миссионера должно быть главным?


– Независимо от того, чем конкретно занимается миссионер, – трудится на отдаленных территориях или встречается со студентами университета в центре Москвы, – он должен быть искренним в том, что он старается передать другим людям. Чтобы чем-то поделиться, нужно это иметь, а чтобы иметь, – необходимо приобрести.


Поэтому следует стараться самому становиться христианином, прежде всего. Деятельно реализовывать в собственной жизни Евангельские заповеди. Это очень нелегко, но без такой внутренней направленности проповедника веры ко Христу теряется смысл миссионерской деятельности. Она превращается в лицемерный набор технологий и методик, используемый с непонятной целью. Если человек искренне будет молиться, стремиться строить жизнь по Евангелию, то и все его “формы и способы” проповеди будут верными.


Следует опасаться распространенных ошибок, о которых уже много написано разными умными людьми. Это подмена Евангелия – патриотическим воспитанием, Церкви – некоей обособленной “тусовкой избранных”, Христа – личным авторитетом проповедника. И ещё: мы, кажется, забыли уже, что слово “православные” – это просто прилагательное к существительному “христиане”.


– Как вы относитесь к идее создания особых “миссионерских” приходов, которые могли бы стать своего рода “буферной зоной” между миром и воцерковленным сообществом? Нужно ли создавать такие особые приходы, или лучше заботиться об открытости всех существующих приходов?


– Думаю, что следует заботиться о всех существующих и будущих приходах, которые обязаны быть миссионерскими. Но так как не везде возможно быстро преодолеть инертность духовенства и мирян, то, конечно, какие-то приходы будут раньше других накапливать этот опыт и станут миссионерскими.


Думаю, что “буферная зона между миром и воцерковленным сообществом” – неудачное выражение. Мы ведь не пропагандируем некое эзотерическое учение, доступное только для некоторых и недоступное прочим. Ведь “воцерковленное сообщество” – это и есть, иными словами, та самая Церковь Христова, открытая для всех. Миссионерский приход, я бы сказал, что это образцовый приход. Идеальный. И не может быть одних и тех же правил, одинаковых для всех таких приходов, потому что везде различные культурные традиции, различная ментальность. То, что будет хорошо и правильно в Китае, будет не принято в Тамбове, например.


Общие же принципы таковы: понятное для всех богослужение, построение приходской общины на Евангельском основании, – всегда все и всегда вместе, открытость всем пришедшим, серьёзное и осознанное приготовление к Таинствам (особенно к Крещению), обязательная “литургия после Литургии” – активная внебогослужебная деятельность. И, в итоге, эти принципы должны стать определяющими для всех приходов.


– Я знаю, что вы практикуете общенародное пение в своем приходе. О практике общенародного пения в разных православных юрисдикциях США на нашем сайте в конце прошлого года рассказывал профессор Павел Мейендорф. На ваш взгляд, насколько можно рекомендовать общенародное пение для обычных приходов?


– Там, где это возможно, следует рекомендовать. Может быть, для торжественной, пышной архиерейской службы в большом соборе это будет сложно сделать, но там, где в храме собираются не просто люди друг с другом незнакомые, а существует некое подобие приходской общины, там это просто необходимо.


Наши прихожане говорили, что когда мы на литургии стали петь антифоны и прочие неизменяемые пенопения – все вместе, они ощутили силу общей молитвы и свою востребованность в богослужении. Правда, у нас общенародное пение возникло не от желания что-то там реформировать, а от безысходности. Часто случалось так, что в пургу не мог приехать из соседнего поселка семинарист-практикант, который руководил клиросом, а певчие (их было всего двое: одна девочка лет 12-ти и прихожанка) также в сильный ветер не могли добраться до храма. В итоге, приходили те, кто хотел молиться, но не знал порядка служб и текстов песнопений. Я это воспринимал не очень уж благодушно, честно говоря, так как мне приходилось что-то петь самому, а певец из меня неважный, – единственная тройка в семинарском дипломе стоит по церковному пению. Однажды я просто распечатал крупным шрифтом то, что можно было бы петь всем вместе, раздал прихожанам и… людям понравилось.


В этом есть нечто от древности. Конечно, мы не можем войти в одну воду дважды, и смешно было бы пытаться возродить в мелочах порядок богослужения древней Церкви, но в наших силах сохранить неизменным дух тех христиан. Я бы сказал даже, что это наш долг. И когда горят свечи и мы все поем в храме псалмы изобразительных антифонов, отвечаем “Аминь” на молитву священника, наверное какая-то временная преграда между нами и нашими собратьями первых веков становится прозрачной. И если это осознание нашей причастности к древней христианской традиции мы не оставим в храме, а сможем сохранить и после службы, вынести в свою жизнь, в мiр, то значит это стоило того.


– В древней Церкви богослужебная жизнь отличалась разнообразием, в отличие от последних нескольких столетий. В Русской Церкви сейчас все больше говорят о попытках как-то “оживить” богослужение. Что можно делать в этой сфере, если вообще нужно?


– Думаю, что как-то специально “оживлять” то, что призвано нас самих вести к Жизни, – богослужение, литургию, – не нужно. Мы знаем опыт некоторых западных христианских исповеданий, которые как только не изгалялись в попытках сделать посещение церкви занятным. Не знаю, был ли где-нибудь стриптиз на службе, но думаю, что он в эту логику укладывался бы прекрасно.


Плясать батюшкам во время службы хорошо только в Африке. Там это органично смотрится. Нам же достаточно совершать литургию понятно для молящихся, стараться, чтобы все участвовали в богослужении осознанно, освобождать нашу церковную жизнь от суеверий, различных полуязыческих “народных традиций”, проникших в православие за многие годы. Анафора – сердце литургии – не изменяется вторую тысячу лет. Зачем там что-то ещё добавлять от себя?


Другое дело, что хорошо и полезно иногда показать многообразие христианской литургической традиции. Я считаю, что нечастое совершение “литургии ап. Иакова”, например, или “литургии ап. Марка” в больших городских соборах или в храмах духовных школ позволит нам избавиться от привыкания к святыне, позволит взглянуть на Таинство Таинств по новому.


Бывает, что у человека наступает некоторое нечувствие к привычному молитвенному правилу. Сердце не откликается на давно известные слова молитв. Тогда полезно начать временно совершать правило на каком-нибудь другом языке: по-английски или ещё как. Если не знаете языков – хотя бы в русском переводе. И те же слова зазвучат по-другому. Так и с литургией. Таинство совершается одно, но внешняя форма его совершения различается.


– Как вы подходите в своем служении к принятой в РПЦ практике обязательной исповеди, трехдневного поста и расширенного молитвенного правила перед Причастием? Можно ли что-то практически менять в этой области?


– Можно, как я уже говорил выше, не менять что-то, а просто вернуться к тому, как это было принято традиционно в Христианской Церкви. Благо, для этого не потребуется ничего реформировать, достаточно просто открыть Книгу Правил.


Мы знаем Последование ко Святому Причащению, состоящее из одного канона и десяти молитв (ещё две читаются непосредственно перед Причастием). Также, мы знаем, что многие духоносные отцы благословляли своим чадам читать ещё несколько канонов и акафистов. Так вот, думаю, что возлагать в обязательном порядке на всех желающих причаститься что-то большее известного нам “Последования…” не стоит. Но если кто-то хотел бы помолиться более того, следуя духовным советам старцев, – похвально и достойно одобрения. Только согласовывать размер молитв перед Причащением следует все же со священником. А единое для всех и благословленное Церковью правило нам известно.


В отношении поста перед причащением достаточно сказать, что христианин должен причащаться на каждой воскресной литургии, если у него нет обстоятельств, препятствующих ему приступить к Чаше. Следовательно, пост совершается в положенные дни: среду и пятницу. Суббота, согласно каноническим правилам, освобождена от строгого поста.


Если человек приступает к Таинству по каким-то причинам реже, то разумно увеличить приготовление ко Причастию до трех дней или даже до недели, если прошло много времени. Что же касается исповеди, то я думаю, здесь важно научение духовной самодисциплине как прихожан, так и священника. Есть грехи, препятствующие Причащению, но большинство т.н. “повседневных” к ним не относится. Когда обязательная исповедь превращается в “пропуск на Причастие”, в изматывающее душу самокопание (“что бы ещё вспомнить?”), то это неправильно.


Однако, священник должен знать жизнь тех, кого он причащает. В огромных городских соборах это не всегда возможно соблюсти. Там, для духовной пользы человека, чтобы он не приступил к Чаше в неведении, в легкомыслии, – возможно, и необходима краткая встреча пришедшего в храм со священником. Но навязывать обязательную исповедь всем неуместно. Ведь, если кто-то понимает, что содеянное им создало пропасть между Богом и человеком, то, конечно, такого прихожанина не нужно будет силком тянуть на исповедь. Для этого и служит верный настрой духовной жизни, постоянное трезвение и регулярное участие в литургии. Это важно и для священника. Иначе выходит так, что пастырь сам не соблюдает, того чего требует от паствы.


Беседовал священник Андрей Дудченко


Фото: Вода живая

Цей запис має 10 коментар(-ів)

  1. Михаил

    Становится традицией считать, что советская власть с начала своего правления имела целью подчинить Церковь и именно для этого упорно склоняла её иерархов к сотрудничеству. Однако это не совсем так, вернее, совсем не так. В действительности советская власть, исходя из её же богоборческой сути, никак не желала сотрудничества с Церковью, имея до 1943г., а затем с конца 1950-х и до начала 1990-х гг. только одну цель — её полное уничтожение. Ответом на эти действия, однозначно направленные на уничтожение Церкви, явилось анафематствование св. Патриархом Тихоном советской власти, представители которой названы “извергами рода человеческого”. Анафема эта по сей день не снята и является действенным свидетельством Православной Церкви об её отношении к правительству В.Ульянова, его преемников и последователей в наши дни. (т.е. и подполковника КГБ Путина).
    Далі буде.

  2. Библиотекарь

    Вот ваша церковь называется «Украинская». Но ведь она неукраинская, а в Одессе она антиукраинская! Митр. Агафангел такую свистопляску проводит в Одессе против Украины. Использует новообращенных «прихожан» из бывших (ли) комсомольцев. Я нормально в храм не могу сходить уже 8 (восемь) лет.

  3. Игорь

    Вот это и есть настоящая миссия.

  4. Inquisitor

    Чувствуется евхаристичность мироощущения Его Преподобия. А литургические молитвы желательно все в слух произносить – ведь это молитвы всей Церкви, а не только "посвящённых".

  5. Мария

    Я бы еще добавила гласное чтение анафоры – а не вполголоса, чтобы людям было понятно, что происходит на службе.

  6. Киномеханик

    Вот вам все ответы на комменты в предыдущей статье по миссионерству. Трезво и без лукавства. Спасибо!

  7. Верный РПЦ

    Хорошая статья и хороший батюшка. Такие скромные люди и воцерковляют Святую Русь в самых медвежьих в прямом смысле углах.

  8. Андрей

    Ага, мне тоже понравилось. Особенно вот это:

    И ещё: мы, кажется, забыли уже, что слово "православные" – это просто прилагательное к существительному "христиане".

    Православные – звучит гордо даже, самохвально как-то. Ап. Павел советует всегда проверять себя – в вере ли мы… Христиане – это звучит красиво…

  9. Рыжий анархист

    Очень трезво и здорово. Без мракобесия и либеральности. Царский путь.

Залишити відповідь до Мария Скасувати відповідь