Мы так привыкли к словосочетанию “христианская
любовь”, мы столько раз слышали проповеди
о ней и призывы к ней, что нам трудно бывает
постичь вечную новизну, необычность того,
что заключено в этих словах. На новизну эту
указывает Сам Господь в Своей прощальной
беседе с учениками: “Заповедь новую даю
вам, да любите друг друга” (Ин 13:34). Но ведь
о любви, о ценности и высоте любви мир знал и
до Христа, и разве не в Ветхом Завете
находим мы те две заповеди – о любви к Богу (Втор
6:5) и о любви к ближнему (Лев 19:18), про которые
Господь сказал, что на них утверждаются
закон и пророки (Мф 22:40)? И в чем же тогда
новизна этой заповеди, новизна, притом не
только в момент произнесения этих слов
Спасителем, но и для всех времен, для всех
людей, новизна, которая никогда не
перестает быть новизной?
Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно
вспомнить один из основных признаков
христианской любви, как он указан в
Евангелии: “любите врагов ваших”.
Помним ли мы, что слова эти заключают в себе
не иное что, как неслыханное требование
любви к тем, кого мы как раз не любим? И
потому они не перестают потрясать, пугать и,
главное, судить нас. Правда, именно потому
что заповедь эта неслыханно нова, мы часто
подменяем ее нашим лукавым, человеческим
истолкованием ее – мы говорим о терпении, об
уважении к чужому мнению, о незлопамятстве
и прощении. Но как бы ни были сами по себе
велики все эти добродетели, даже
совокупность их не есть еще любовь. И новую
заповедь, возвещенную в Евангелии, мы
поэтому все время подменяем старой –
любовью к тем, кого мы уже и так по-человечески
любим, любовью к родным, к друзьям, к
единомышленникам. Но мы забываем при этом,
что про эту – только природную, человеческую
любовь в Евангелии сказано: “кто любит
отца или мать <...> сына или дочь более,
нежели Меня, не достоин Меня” (Мф 10:37) и “кто
приходит ко Мне и не возненавидит отца
своего и матери, и жены и детей, и братьев и
сестер <...> тот не может быть Моим
учеником” (Лк 14:26). А если придти ко Христу
и означает исполнение Его заповедей, то,
очевидно, христианская любовь не только
есть простое усиление, распространение и
“увенчание” любви природной, но
коренным образом от нее отличается и даже
противопоставляется ей. Она есть
действительно новая любовь, подобной
которой нет в этом мире.
Но как же возможно исполнение этой
заповеди? Как полюбить тех, кого не любишь –
не только врагов в прямом смысле слова, но и
просто чужих, далеких, “не имеющих к нам
отношения” людей, всех тех, с кем ежечасно
нас сталкивает жизнь?
Ответить можно только одно. Да, эта
заповедь была бы чудовищной и невозможной,
если бы христианство состояло только в
заповеди о любви. Но христианство есть не
заповедь только, но и Откровение и дар любви.
И только потому любовь и заповедана, что она
– до заповеди – дарована нам. Только “Бог
есть любовь”.
Только Бог любит той любовью, о которой
говорится в Евангелии. Человек не может так
любить, потому что эта любовь есть Сам Бог,
Его Божественная природа. И только в
Боговоплощении, в соединении Бога и
человека, то есть в Иисусе Христе, Сыне
Божием и Сыне Человеческом эта Любовь
Самого Бога, лучше же сказать – Сам Бог
Любовь явлены и дарованы людям. В том
новизна христианской любви, что в Новом
Завете человек призван любить Божественной
Любовью, ставшей любовью Богочеловеческой,
любовью Христовой. Не в заповеди новизна
христианской любви, а в том, что стало
возможно исполнение заповеди. В соединении
со Христом в Церкви, через Таинства
Крещения и Причащения Телу и Крови Его, мы
получаем в дар Его Любовь, причащаемся Его
любви, и она живет и любит в нас. “Любовь
Божия излилась в сердца наши Духом Святым,
данным нам” (Рим 5:5), и Христом заповедано
нам пребывать в Нем и в Его любви: “пребудьте
во Мне, и Я в вас <...> ибо без Меня не
можете делать ничего <...> пребудьте в
любви Моей” (Ин 15:4-5,9).
Пребыть во Христе – это значит быть в
Церкви, которая есть жизнь Христова,
сообщенная и дарованная людям, и которая
поэтому живет любовью Христовой, пребывает
в Его любви. Любовь Христова есть начало,
содержание и цель жизни Церкви. Она есть, по
существу, единственный, – ибо все остальные
объемлющий – признак Церкви: “по тому
узнают все, что вы Мои ученики, если будете
иметь любовь между собою” (Ин 13:35). В любви
– святость Церкви, потому что она “излилась
в сердца наши Духом Святым”. В любви –
апостольство Церкви, потому что она всегда
и всюду есть все тот же единый апостольский
союз – “союзом любви связуемый”. И “если
я говорю языками человеческими и
ангельскими <...> Если имею дар
пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое
познание и всю веру, так что могу и горы
переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И
если я раздам все имение мое и отдам тело
мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в
том никакой пользы” (1 Кор 13:1-3). А потому
только любовь всем этим признакам Церкви –
святости, единству и апостольству сообщает
действительность и значимость.
Но Церковь есть союз любви не только в том
смысле, что в ней все любят друг друга, но
прежде всего в том, что через эту любовь
всех друг к другу она являет миру Христа и
Его любовь, свидетельствует о Нем, любит мир
и спасает его любовью Христовой. Она любит
во Христе – это значит, что в Церкви Сам
Христос любит мир и в нем “каждого из
братьев сих меньших”. В Церкви каждый
таинственно получает силу всех любить “любовью
Иисуса Христа” (Флп 1:8) и быть носителем
этой любви в мире.
Этот дар любви преподается в Литургии,
которая есть таинство любви. Мы должны
понять, что в Церковь, на Литургию мы идем за
любовью, за той новой Богочеловеческой
любовью Самого Христа, которая даруется нам,
когда мы собраны во имя Его. В церковь мы
идем, чтобы Божественная любовь снова и
снова “излилась в сердца наши”, чтобы
снова и снова “облечься в любовь” (Кол
3:14), чтобы всегда, составляя Тело Христово,
вечно пребывать в любви Христа и ее являть
миру. Через литургическое собрание
исполняется Церковь, совершается наше
приобщение ко Христу, к Его жизни, к Его
любви, и составляем “мы многие – одно тело”.
Но мы, слабые и грешные, можем только
захотеть этой любви, приготовить себя к ее
приятию. В древности поссорившиеся должны
были помириться и простить друг друга
прежде, чем принять участие в Литургии. Все
человеческое должно быть исполнено, чтобы
Бог мог воцариться в душе. Но только спросим
себя: идем ли мы к Литургии за этой любовью
Христовой, идем ли мы так, алчущие и
жаждущие не утешения и помощи, а огня,
сжигающего все наши слабости, всю нашу
ограниченность и нищету и озаряющего нас
новой любовью? Или боимся, что эта любовь
действительно ослабит нашу ненависть к
врагам, все наши “принципиальные”
осуждения, расхождения и разделения? Не
хотим ли мы слишком часто мира с теми, с кем
мы уже в мире, любви к тем, кого мы уже любим,
самоутверждения и самооправдания? Но если
так, то мы и не получаем этого дара,
позволяющего действительно обновить и
вечно обновлять нашу жизнь, мы не выходим за
пределы себя и не имеем действительного
участия в Церкви.
Не забудем, что возглас “возлюбим друг
друга” есть начальное действие Литургии
верных, евхаристического священнодействия.
Ибо Литургия есть таинство Нового Завета,
Царства любви и мира. И только получив эту
любовь, мы можем творить воспоминание
Христа, быть причастниками плоти и крови,
чаять Царства Божьего и жизни будущего века.
“Достигайте любви” – говорит Апостол
(1 Кор 14:1). И где достичь ее, как не в том
таинстве, в котором Сам Господь соединяет
нас в Своей любви.
Источник:
Альфа и омега. N2 (5), 1995.