Отец Игорь Прекуп размышляет о нашумевшем фильме “Матильда” Алексея Учителя.
Недоумение…
Я не припомню, когда переживал это чувство в последний раз при просмотре произведения киноискусства. Бывало, да, но настолько сильного – никогда. По трейлеру можно было предположить, что фильм неисторичен, что он построен на обсасывании амурной истории с претензией на создание каких-то собственных авторских образов, но, что он просто, да простит меня авторский коллектив, бездарен, причем бездарен вопиюще, до идиотизма?!.. К этому я как-то, знаете ли, готов не был. Поэтому, когда прочитал на Правмире рецензию Марины Ахмедовой «„Матильда“ не дала мне ни одной эмоции, кроме смеха», почувствовал неприятный осадок, поскольку чуток знал творчество Алексея Учителя, и читать, выдержанный в стиле легкого стеба, отзыв сравнительно юной ценительницы искусства о работе мэтра, было неприятно. А уж слова: «я бы назвала Учителя Учеником – за его доброе сознание пятиклассника», – вызвали во мне такое чувство, как если бы при мне кто-то в лицо нахамил уважаемому и заслуженному человеку. Ведь приписать мужчине третьей молодости сознание пятиклассника, это все равно что назвать его то ли олигофреном по жизни, то ли преждевременно дементным. В общем, прочитав рецензию, «сурово брови я нахмурил» и стал ждать выхода фильма, чтобы посмотреть его и обрести право на «наглость необщего мнения».
И вот, это произошло: я отсидел перед монитором, внимательно всматриваясь в него и вслушиваясь… Мне сразу стало стыдно перед Мариной Ахмедовой, и я пользуюсь случаем публично испросить у нее прощения. Ее рецензия – никакой не стеб, не оскорбительная издевка, и уж никак не легкомысленное и поверхностное тявканье, как мне это почудилось (Марина, простите, виноват, каюсь!). Оказалось, что ее статья – лаконичное, предельно сдержанное, скупое и, можно сказать, даже сухое описание того, что недостойно было кончика ее пера… Ну, или кончиков ее пальцев, танцующих на клавиатуре.
Я ожидал увидеть ерунду (трейлер давал для этого повод), но талантливую ерунду; постмодернистский бред, но талантливый… А тут и обсуждать-то нечего, спорить не о чем.
«Люблю тебя, но странною любовью…»
Марина Ахмедова делится впечатлением, что Алексей Учитель «очень любит Николая Второго».
Да пусть он его любит, но почему такой сомнительной любовью, что интерпретирует его образ через немецкого актера Ларса Айдингера, у которого внешне больше сходства с холенным гигантским хомяком-мутантом не первой свежести (актеру, пардон, уж 39 лет, и это видно), чем с обаятельным, изящным красавцем, каким был царевич Николай Романов (которому в 1894 г. было все лишь 26 лет). Общего у актера с прототипом его персонажа – только германская кровь, преобладавшая в жилах последних Романовых. Люди, ну посмотрите фотографии, они же ж доступны в сети!
А подбор актрисы на роль Александры Федоровны чем обусловлен? Тоже любовью? Ох уж эта богема! Как же у них с любовью все непросто! Чтобы юную 22-летнюю утонченно-аристократичную красавицу принцессу Викторию Алису Елену Луизу Беатрису Гессен-Дармштадтскую играла Луиза Вольфрам – актриса во всех смыслах зрелая, несомненно достойная, но даже внешне совершенно ничего общего с ней не имеющая?.. Нет, мне просто интересно.
Мои чувства оскорблены…
Как бы я хотел, чтобы Марина Ахмедова оказалась права, сказав: «Учитель, кажется, очень хороший человек, плохой режиссер…» Но, если с первым предположением я охотно согласился бы, то насчет второго, что он – плохой режиссер… Уж лучше он был бы плохим режиссером. Мало ли на свете плохих режиссеров? От них и не ждешь ничего хорошего. Поэтому с ними не связаны разочарования, они не могут нанести душевной травмы, обманув твои ожидания, из-за них никто и никогда не потеряет веры в человечество и не задумается о целесообразности суицида, чтобы не застать полный закат культуры. Беда как раз в том, что Алексей Учитель – режиссер хороший. Впрочем, нет. Не хороший, а выдающийся. Каждую картину такого художника ждешь, предвкушая возвышающий катарсис, после которого очередной раз понимаешь, что искусство – это сфера не работы, а служения. От такого автора ждешь чего угодно: ереси, бреда, эпатажа, спорных и даже ненавистных тебе взглядов, ложных интерпретаций – всего, кроме… халтуры.
Не спешите пожимать плечами! Художники меня поймут. Халтура на языке деятелей искусств – это совсем не то, что имеется в виду, когда говорят о дополнительном приработке (помните анекдот про палача, который притащил домой мешок с чем-то шевелящимся и объяснил испуганной жене, пнув его под столом, что «халтурку на дом взял»?). Халтура для художника – это подмена искусства ширпотребом, когда он, вместо того, чтобы своим творчеством побуждать реципиента тянуться вверх и, вставая на цыпочки, расти над собой, улавливает «социальный запрос» и дает «пиплу» то, что тот «хавает», причем дает не бесхитростно, как попса, а лицемерно выдавая халтуру за истинное искусство.
Халтурщик тот, кто, чтобы продать изделие (выиграть конкурс, вступить в ассоциацию, получить премию, прославиться, завоевать признание масс, занять руководящий пост и т.д.), сам становится продажным. При этом ремесленный аспект может быть очень даже на уровне. Но, когда и с ремесленной точки зрения то, что он «наваял», ниже всякой критики (во всяком случае, на фоне того, что он раньше делал или того, что он в принципе способен делать), как в случае с «Матильдой», то прячутся ромашки и поникают лютики, а сам стоишь, застыв от горьких слез, и боишься рот открыть, чтобы не осквернить его и слух окружающих потоком ненормативной лексики. А как еще реагировать на предательство?..
Чем, как не предательством, является бездарная работа режиссера, после таких его шедевров, как «Мания Жизели», «Дневник его жены» и др.? Этакими оазисами в пустыне тоски и сени смертной воспринимается игра прекрасных Сергея Гармаша, Ингеборги Дапкунайте и Евгения Миронова, но они лишь оттеняют мрак прочей халтуры. Конечно, уместно было бы начать с вопроса: если уж Алексей Учитель взялся снимать фильм на эту тему, почему он согласился взять за основу тупейший сценарий? Он ведь не мог не оценить его по достоинству с чтения первых же страниц.
Поначалу я подумал, что, может, он «недооценил» сценарий из-за того, что просто тема не его? Вспомнился Ч.Айтматов со своей «Плахой», наделавшей в свое время много шума, как нарушение негласного табу на христианскую тему в литературе. Поражало, что, насколько в описании знакомой автору жизни произведение было сильным, настолько оно было пустым и слабым в чисто литературном плане, когда он описывал совершенно незнакомую ему церковную тему. Но нет, дело не в том, что Алексей Учитель плохо знает историю России конца позапрошлого века и культуру ее высшего общества. Сценарий, даже если судить по одним только диалогам, просто никакой. Тогда зачем?..
Ради чего такой акт непонятно чего? Или он надеялся компенсировать недостатки сценария за счет собственного таланта и замечательных актеров? Но с каких пор фильм вытягивают исполнители второстепенных ролей? Да и вообще, по-моему, отдавать лучшим актерам роли второго плана – это оскорбление.
В общем, не знаю, как для кого, а для меня этот фильм – таки-да, оскорбление чувств. Не религиозных (об этом аспекте чуть позже), а нравственного и эстетического, и чувства глубокого уважения к творческой личности самого Алексея Учителя.
И добро бы один режиссер удивил. Подумалось, а вдруг он работал с новой, «не спевшейся», командой? Вот, наверное, оператор и художник откуда-то со стороны. Смотрю… Ой, нет!
Оператор – все тот же Юрий Клименко, снимавший вместе с Учителем «Край», «Дневник его жены», а также множество работ с другими знатными режиссерами… Простите, у меня когнитивный диссонанс! Может, у оператора, из-за понимания, что продает душу, переклинило Божий дар? Или он тут вообще ни при чем? Прошу прощения за свой дилетантизм, я, может быть, не вполне могу отличить, что в съемках зависит от сценариста, что от режиссера, что от художника, а что исключительно от оператора, но съемки только на первый взгляд мастерские. Спустя несколько минут понимаешь, что это больше за счет аппаратуры и умения владеть ею, а творческого подхода – ноль. Ну… хорошо, не ноль уж в чистом виде. Было несколько кадров достойных этого мастера, но это ничто на фоне того, что от него можно было бы ждать.
Художник-постановщик – все та же Вера Зелинская, работавшая с Учителем над «Дневником его жены»… Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Как такая команда, пусть и при сценаристе «значок-ГТО-на-груди-у-него-больше-не-знаем-о-нем-ничего», могла создать такое дно?!
О религиозных чувствах
Собственно, из-за чего и шум. Признаюсь, мелькнула у меня грешная мысль, когда начала раскручиваться тема оскорбленных чувств, что организаторы в доле. Сразу было понятно, что лучшей рекламы фильму никто не мог бы сделать. Нет-нет, я отогнал этот лукавый помысел, но… осадок остался. В любом случае, Алексей Учитель, как честный человек, теперь должен поделиться гонораром, а кинопрокат – отстегнуть от сборов. Наталья Поклонская и все, кто с ней или без нее гнал волну за волной, честно заработали свою долю. Кто бы пошел на этот фильм, кто бы что о нем вообще знал? Ну, разве что от первопроходцев бы услышали, что фильм ниже плинтуса и тратить на него время – себя не уважать. Но теперь многие именно из принципа-то и идут! Как сказала Марина Ахмедова: «Я бы сходила на него, даже если бы мне пришлось пробираться через кордоны вооруженных активистов. Это было бы делом принципа – мне, гражданке Российской Федерации, никто не имеет права указывать, что смотреть, а что нет».
Не буду брать на себя роль эксперта и арбитра в этой области, просто поделюсь мнением: на мой взгляд, фильм Алексея Учителя «Матильда» не оскорбляет религиозных чувств. Точнее, он не направлен на это и в нем нет ничего такого, что объективно должно бы их оскорбить. Другое дело, кто и как лично воспринимает саму тему добрачной влюбленности цесаревича, ее интерпретацию и т.д. Но тогда уж давайте будем последовательны и начнем с главных музеев страны, я уж молчу о храмах, в которых порой можно такую религиозную живопись обнаружить, что латиноамериканские мыльные оперы со своей сочащейся изо всех пор чувственностью и пошлой сентиментальностью (прошу прощения у поклонников «Рабыни Изауры», «Просто Марии» и т.п. за оскорбление чувств!) нервно курят в сторонке. А еще давайте реабилитируем в общественном сознании всех маньяков, набрасывавшихся на шедевры мирового искусства, кто с ножом, кто с кислотой; давайте вообще навесим на Эрмитаж, Русский и Пушкинский музеи, Третьяковскую галерею и пр. знак 14+ (как минимум)!
Да, совсем забыл! Фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублев»! Что там за аллюзии в образе этакого «мужицкого Христа»?.. И сам прп. Андрей – как смел автор приписывать ему убийство, пусть и ради защиты девушки, да и что там за психопатические метания в творческих и нравственных муках? Это не совпадает с его житийно-иконописным образом, долой эту картину! Руки прочь от наших святых!
В фильме «Матильда» нет ничего такого, что можно было бы объективно рассматривать как клевету на царственную фамилию и на страстотерпца Николая, в частности. Напротив, цари предстают в положительном свете. Александр III – герой, стареющий русский богатырь, самоотверженный отец, удерживающий, подобно атланту, крышу вагона, спасая семью и слуг. Очень символичный образ, очень точный, если в целом характеризовать его личность. И образ его наследника – будущего царя-страстотерпца показан вовсе не в мрачных тонах. Он – просто нормальный молодой человек своего времени и своего круга, ему не чужды ни страсти, ни нравственные принципы. Он горяч и чувственен, однако, он и милосерден, и честен, и не уклоняется от моральной ответственности за все происходящее, как в личной жизни, так и в стране. После Ходынки не только выплачивает щедрую материальную компенсацию семьям жертв, но и является лично на место трагедии. Так что уж в чем в чем, а в намерении дискредитировать святого царственного страстотерпца Николая режиссера точно грех обвинять.
Интим сведен к минимуму, и это чуть ли не единственный эпизод, в котором чувствуется некое совместное творческое усилие режиссера, художника и оператора, благодаря чему никакой порнографичности там точно нет.
История связи будущего императора с балериной не имеет никакого отношения к его почитанию в лике страстотерпцев. У него хватало человеческих немощей, которые, в отличие от этого эпизода его добрачной жизни, сказались пагубно и на его судьбе, и на судьбах Отечества. Только нет ни малейшего желания обсуждать его личность, в частности его личные недостатки. Государя не за прижизненную святость и не за мудрое правление канонизовали. Он, как и члены его семьи, как и все, кто добровольно разделил с ним страдания, отдавая себе отчет в том, что все может завершиться кровавой расправой, понесли до конца крест страстотерпчества, приняв попущение Божие со смирением и кротостью. Не случайно, после расстрела, среди вещей великих княжон было найдено стихотворение Сергея Бехтеева, которое завершается так:
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов!
И вот, насколько не было оснований канонизировать царя Николая Романова за образ жизни в период царствования, настолько они есть, начиная с принятия им креста христианского терпения. Нет ни малейшего желания обсуждать, насколько было оправданно отрекаться за себя и за сына в пользу брата, и задаваться вопросом, не лучше ли было на корню подавить боевыми частями мятеж, скопившихся в Петрограде новобранцев, и т.п. – это все отдельная тема. К его подвигу страстотерпчества, к тому, как он хранил свое сердце от ненависти, «снося народное гоненье», «злодейства ближнего прощая», «терпя позор и униженья» и с Христовой кротостью встречая «крест тяжелый и кровавый» – ко всему этому его прежние ошибки, преткновения, метания не имеют никакого отношения. В том числе и роман с Матильдой Кшесинской, которым он себя никак не запятнал, поскольку ни с кем не повел себя при этом бесчестно, но оставил его по ту сторону от брачного и царского венцов.
Что же до неисторичности, а стало быть лживости его образа (что само по себе не должно оставлять равнодушным не только православного человека, потому что даже если бы Николай II не был причислен к лику святых, он – символ той «России, которую мы потеряли», а искажение его образа – это искажение нашей истории), то все же тут мы имеем дело, скорее, с недоразумением, чем с сознательным искажением. Интерпретировать, например, обморок на коронации, как следствие амурных переживаний – это историческое невежество, неумение и нежелание понять этого человека, который, вступая на престол, глубоко переживал не по поводу своего разбитого сердца, а о той колоссальной ответственности, которую он на себя принимает.
Но Марина Ахмедова права, когда говорит, что Алексей Учитель «очень любит Николая Второго». Просто он любит не его иконописный образ, и не его, как императора, при котором, кстати говоря, было очень много хорошего, в том числе и что касается интенсивного развития страны, а любит он в нем человека со всеми его противоречиями и страданиями. А какие страдания могут так раскрывать человечность, как не страдания любви? В этом плане можно сказать, что, представив аудитории образ Николая Романова, как живого человека, разрывающегося между любовью и долгом, и в итоге все же выбирающего долг, режиссер Алексей Учитель внес существенный вклад в разрушение стереотипа массового сознания «Николай Кровавый». Потому что у массового зрителя, под которого, собственно говоря, и «заточена» эта картина (а за массовость просмотров, повторюсь, автор должен благодарить православных скандалистов), главный герой вызвал сочувствие.
Ну, а вот то, что кинокартина «Матильда», как она есть, с ее, по меткому выражению Олега Зинцова, «десертной, парфюмерной, кондитерской» красотой – это максимум, на что оказался способен российский кинематограф по отношению к царской династии в год столетия революции… Тут есть, над чем подумать.