Понятие «один из восьми гласов» давно уже стало чем-то не вполне ясным для певчих (за исключением тех, кто разбирается в знаменном распеве). Попробуем разобраться с этим понятием на примере осмогласия в современной византийской церковной музыке, которая является непосредственной преемницей певческих традиций, восходящих, как минимум, к V веку.
Все известные попытки определения осмогласия, которые делались до сих пор в самых разных учебниках и теоретиконах византийской музыки, делались на основании его состояния на то или иное время. В итоге всегда получалось что-то или чересчур сложное (как, например, теория Симона Караса, опубликованная им в 1982 г.), или не соответствующее практике. Вообще, разрыв теории с практикой в византийской музыке давно уже стал настолько обычным, что сам уже может считаться частью традиции.
Я полагаю, что при объяснении теории византийского осмогласия оно должно рассматриваться прежде всего в его историческом развитии, которое представляется мне следующим.
В первые пять веков церковная музыка на Востоке развивалась стихийно и практически бесконтрольно. Всякие попытки систематизации встречали молчаливое сопротивление певчих (что обычно и в наше время). Основой для церковных мелодий становились попевки – устойчивые музыкальные фразы. Характерными чертами большинства попевок являются наличие различных вариаций для одной и той же попевки, а также то, что они могут быть исполнены в каком угодно звукоряде. Процесс возникновения, шлифовки и «канонизации» попевок длился веками, продолжается он и сейчас. Источниками попевок, скорее всего, были: богослужебная синагогальная музыка евреев рассеяния, храмовая музыка Иерусалима, культовая музыка Сирии и Египта, греческая музыка.
В VI в. на Востоке начинаются попытки навести в церковной музыке какой-то порядок (на Западе уже в IV в. этим успешно занимался свт. Амвросий Медиоланский). Первое известное нам осмогласие на Востоке было введено монофизитским патриархом Антиохии Севиром; оно, вероятно, осталось в употреблении у сирийских монофизитов. Вторую попытку систематизации предпринял в VIII в. преп. Иоанн Дамаскин. Вот что он сделал:
1) убрал из церковной музыки все хроматические и энгармонические звукоряды греческой античной музыки, оставив (по-видимому, из идейных соображений) только диатонические;
2) основы первых четырех гласов расположил по восходящей одну над другой; мелодии этих гласов развивались около основы и ниже;
3) основу каждого их плагальных (производных) гласов расположил на квинту ниже основы соответствующего основного гласа (именно это отражает известное «колесо Кукузеля». Кстати, привязка названий гласов к тем или иным звукорядам античности – дорийскому, фригийскому и т.д. – проделка позднейших теоретиков византийской музыки XV-XVI вв., к реальности не имеющая никакого отношения); мелодии плагальных гласов развивались около основы и выше;
4) определенные попевки «канонизировал» как пригодные к употреблению в церкви, а другие забраковал;
5) написал множество мелодий в согласии с созданной им теорией осмогласия.
Для Дамаскина понятие гласа было вполне четким: оно включало в себя понятие основы и определенный набор попевок, среди которых были начальные, срединные и конечные, и которые подбирались в соответствии с силлабической структурой и смыслом того или иного текста.
Так как Дамаскин был простым монахом обители св. Саввы Освященного в Палестине, то всё, что писал, он писал для употребления в ней и в храме гроба Господня. Уже после своей смерти он как композитор и гимнограф становился все более популярным, но его система так никогда и не вытеснила из церковного обихода то, что он в нее не включил. Песнопения и теория Дамаскина прижились в Константинополе, и там, спустя какое-то время кто-то распределил по его восьми гласам всё, что было написано раньше (кондаки преп. Романа Сладкопевца, каноны св. Андрея Критского, все древние подобны и др.), совершенно не считаясь с тем, что всему этому там было не место. В результате вместо стройного дамаскинова осмогласия появились многочисленные варианты одного и того же гласа с разными попевками и звукорядами.
Так появилось первое расхождение практики с теорией. Оно стало еще более глубоким, когда спустя несколько веков мелодии Дамаскина «вышли из моды», а в столице империи появились свои талантливые композиторы (Коронис, Гликис, Кукузель), которые в своем творчестве мало считались с его теорией. В результате из современных гласов византийской музыки в эту теорию кое-как вписываются только два гласа: пятый (его разновидность с основой Πα) и седьмой (разновидность с основой Γα).
Кроме сведения всего массива употребляемых песнопений к восьми гласам еще одной ошибкой византийских теоретиконов являются попытки описать всю систему осмогласия с позиций греческой античной музыки, что является недостаточным хотя бы потому, что в империю входили народы и других музыкальных культур, прежде всего сирийцы и египтяне, которые оказали сильное влияние на формирование церковной музыки (впоследствии в нее вошло даже несколько персидских звукорядов).
В музыке античной Греции использовались звукоряды трех родов, которые отличались друг от друга расположением двух средних ступеней тетрахорда: диатонические, хроматические и энгармонические. Но в музыке византийской обычное учение о трех родах звукорядов оказывается поверхностным, по крайней мере, по трем причинам:
1) диатоническая интервалика в разных музыкальных культурах различна (ярким примером может служить современное исполнение одного и того же диатонического песнопения греками, арабами и славянами);
2) один античный хроматический род в византийской музыке распадается на два: мягкий и жесткий;
3) то, что в античности называлось энгармоникой, теперь не используется вовсе, а нынешние так называемые энгармонические звукоряды (С. Каррас верно переименовал их в жесткие диатонические) пришли веков пять тому назад из Персии.
Итак, на сегодняшний день в византийской музыке есть по три-четыре варианта для каждого гласа, а в каждом варианте есть свои особенности звукоряда и подбора попевок (нечто подобное есть и в русском осмогласии: 1-й глас стихирный, 1-й глас тропарный, 1-й глас для ирмосов, подобны 1-го гласа, и всё это между собой мелодически совершенно не родственно). Если сводить всё это многообразие только к восьми гласам, как это делают все учебники по теории византийской музыки, то само понятие «глас» лишается всякого смысла. Правильнее было бы называть гласом каждую устоявшуюся разновидность, объединяя похожие типы в особые группы, в которых какая-то черта была бы общей: или сходство попевок, или звукоряда и основы, или что-то еще.
спасибо! прочитал с интересом и пользой.