«Левиафан»: в поисках Бога

Оговорюсь сразу, что я не берусь писать полноценную рецензию на фильм «Левиафан», тем более что о нем уже развернуто высказались и кинокритики, и библеисты. Позволю себе прокомментировать лишь некоторые моменты.

kinopoisk.ru

Во-первых, распространенное утверждение о том, что «такого беспредела даже в России не бывает». Допущу, что в отдельных моментах реалии, показанные в фильме, утрированы, однако с отдельными элементами подобного произвола я сталкивалась даже в третьем по величине городе России, культурно и промышленно развитом мегаполисе Екатеринбурге. За время работы в уральском филиале «Новой газеты» мне приходилось сталкиваться со множеством случаев того, что в обиходе называется просто «беспределом».

К примеру, однажды к нам обратилась женщина из соседнего региона – Тюмени. Казалось бы, банальная ситуация: у немолодой уже женщины умирает муж, и она, не в силах видеть в каждой вещи напоминание о нём, продаёт единственное жильё и покупает квартиру в новостройке. Во время осмотра жилья никаких проблем не возникло и, лишь начав жить в новой квартире, несчастная узнала — дом построен недопустимо близко к сортировочной горке местной железной дороги. Душераздирающий скрип скатывающихся с горки вагонов слышался в квартире каждый час, а летом — через каждые полчаса, в том числе ночью. Разумеется, ни о каком сне в таких условиях говорить было невозможно, а без сна, как это ни банально, человек существовать не может.

Когда несчастная женщина попробовала добиться справедливости и получила из администрации документы на жильё, вскрылись настоящие «чудеса». Так, в «Акте приемки законченного строительства объекта приемочной комиссией» (дата составления — сентябрь 2004 года) говорится, что разрешение на строительство было получено 4 октября 2004 года, то есть будущим числом! Списать ситуацию на опечатку нельзя: подобный «перл» повторяется и в других документах. Не иначе, строители оказались настоящими провидцами, вписывая в итоговые документы по сдаче разрешения на его строительства, которые появятся в будущем. Стоит ли говорить, что даже при таких вопиющих доказательствах справедливости пострадавшая добиться не может, поскольку стену коррупции, откатов и заказных судебных процессов на уровне области пострадавшим пробить в принципе не под силу.

Другой случай: пенсионер, чей гараж случайно оказался на месте, присмотренном очередным «хозяином жизни» под застройку. В результате без всякого предупреждения и даже без предварительных переговоров к гаражу пожилого человека подъехал экскаватор, смял его в лепешку вместе с находившейся внутри машиной и, тщательно сплюснув, увез и неизвестном направлении. Думаю, вполне понятно, что заработать на новый гараж и машину пенсионер не сможет, а значит, старику не на чем стало ездить в сад. Так вот, он уже шестой год не может добиться возбуждения уголовного дела о, фактически, хищении имущества, имея на руках все необходимые свидетельства о праве собственности. И это, повторюсь, примеры из Екатеринбурга – что уж тут говорить о провинциальном городке?

Второй момент – замечания критиков о неправдоподобности образа епископа, наставляющего мэра-бандита правильными церковными проповедями и цитатами, и тем самым вдохновляющего его на новые преступления. Действительно, образ кажется несколько надуманным и неестественным, но, к сожалению, вовсе не потому, что все православные архиереи, как на подбор, честны, порядочны, а потому, что мы привыкли к несколько другим образам. На практике чаще встречаются два варианта.

Первый – епископ-циник, прекрасно понимающий, что имеет дело с бандитом, и не разыгрывающий из себя невинного пастыря. Такого рода архиерей будет выслушивать о похождениях бандита-мэра, для приличия его журить, а в основном добродушно посмеиваться, будет цинично обсуждать с ним его беззакония и общие финансовые дела и даже махинации и часто даже не вспоминать при этом библейских цитат.

Второй вариант, к счастью, более частый, чем «циник» – в глубине души порядочный архиерей, у которого не хватает мужества подняться против бандитской власти и отказаться от «сотрудничества» с ней, но которому претят уголовные замашки и вседозволенность градоначальника. Такой епископ будет выслушивать мэра через силу, едва сдерживаясь, чтобы его не обличить, будет стараться слегка его увещевать, боясь нарваться на его гнев, а чаще просто стыдливо отмалчиваться – но не рассыпаться в снисходительно-поучительных речах, давая сакральное оправдание банальной уголовщине.

В фильме Звягинцева был показан промежуточный образ между этими двумя – типичный фарисей в лучшем смысле этого слова: благообразный, начитанный, очевидно, верящий в свое сакральное право говорить правильные и поучительные слова – и совершенно безразличный к тому, как эти слова будут использоваться. Считать, что в церковной жизни не бывает фарисеев – это значит пренебрегать предостережением Самого Христа, Который даже своим апостолом заповедовал бояться фарисейской закваски. И то, что нам было бы органичнее и «правдоподобнее» видеть вместо верующего фарисея почти потерявшего веру циника, говорит о том, что состояние нашей Церкви, возможно, еще проблемнее, чем в ветхозаветные времена.

Ну и в-третьих, собственно о Боге. Кто-то из критиков фильма уже отмечал: «Левиафан» страшен тем, что Бога в нем нет. Есть зло: всеобъемлющее, страшное, перетекающее из библейской истории в реальность, воплотившееся в безжалостной коррумпированной властной машине и подогреваемое органично встроившимися в нее священниками. И все же мне кажется, что Бог в этом фильме есть, правда, с одной лишь оговоркой – он у каждого свой.

«Мой-то Бог со мной. А вот где твой – не знаю», – эта фраза, сказанная главному герою сельским священником, на мой взгляд, является ключевой. Практически у каждого из героев есть свой бог – именно бог с маленькой буквы, личный божок, более или менее приближенный к настоящему. Бог юриста Дмитрия – это факты, что он неоднократно заявлял. Бог уголовника-мэра – это деньги и выданная ему епископом устная индульгенция, дающая ощущение полного одобрения его действий со стороны Всевышнего.

Бог сельского священника отца Василия – это всесильный каратель, перед которым следует смириться в абсолютной покорности, включая покорность перед любым, самым страшным злом. Бог же самого епископа – это его сан, его фарисейская самоуверенность в своем праве судить и учить, сочетающаяся с невольной или намеренной слепотой относительно того, как используются его слова.

Бог жены главного героя Лилии, пожалуй, наиболее приближен к христианскому: это бог-совесть, по велению которого Лиля не прощает себе совершенной измены, не выдерживает нападок пасынка Романа, не может забыть совершенного ею греха. Однако, как это часто бывает в таких случаях, боль совести вместо покаяния рождает отчаяние, что и толкает женщину к самоубийству. И только у самого главного героя, Николая, бога нет, о чем он искренне заявляет отцу Василию.

И это не значит, что Николай – худший из героев фильма, вовсе нет. Конечно, ему далеко до библейского Ноя, но именно его богоискание, на мой взгляд, самое искреннее. Он действительно ищет, сомневается, спорит, но при этом все равно спрашивает. Он не удовлетворяется суррогатами веры, и потому его поиск продолжается даже тогда, когда все вокруг так или иначе успокаиваются и останавливаются на понятных им божках. И самая главная трагедия фильма в том, что это богоискание оборачивается поражением, что Того самого, подлинного Бога, которого главный герой, единственный, пожалуй, из всех, он так и не находит. Среди всех его знакомых, друзей, семьи, близких и даже духовенства не находится ни одного человека, способного открыть ему подлинного Бога.

И потому я бы не сказала, что Бога в «Левиафане» нет. По тому трагичному и долгому Его поиску, который явлен нам в фильме, уже ощущается Его незримое присутствие. Но Бог в картине – не найденный, не обретенный, ускользающий и подмененный, Бог, которому не нашлось места среди этих людей. И потому фильм кажется столь депрессивно безнадежным, хотя легкий просвет надежды в нем все же можно заметить. Как заметил в свое время Льюис, каждый, кто искренне ищет радости, рано или поздно ее получает. У главного героя впереди остается 15 лет – долгих, мучительных лет несправедливого приговора. Но как знать – может быть, именно в эти тяжелые годы он все же сможет найти Того, Кого так мучительно искал.

Залишити відповідь