4 мая исполняется 70 лет известному скульптору Михаилу Шемякину.
Помню впечатление, которое произвела на меня скульптурная композиция Михаила Шемякина «Дети – жертвы пороков взрослых», когда я впервые увидел её на Болотной площади. Была обычная прогулка по Москве, и вдруг – будто злые духи вышли из-под земли и стали кружить свои мрачные хороводы… Помню, было ощущение легкого шока.
Присмотревшись повнимательнее к этим «духам», я начал улавливать какой-то смысл. В центре – дети. Вокруг – «пороки». Сами «пороки», изображенные в виде неких монстров, – порождения взрослых. Получается, что дети, появляясь в этот мир, оказываются окруженными этими силами тьмы, готовыми разорвать их на части. В скульптурной композиции монстров символически тринадцать. Они имеют названия: наркомания, проституция, воровство, невежество, лжеученость, пьянство, равнодушие, садизм, и т.д.
Но даже когда я ухватил для себя смысл увиденного, шок не прошел. Всё равно оставался вопрос: что это? То ли застывший ужас из чьего-то кошмарного сна? То ли карикатурный гротеск в стиле Хармса? То ли картины Иеронима Босха в скульптуре? То ли что-то столь яркое и необычное, что может быть свойственно лишь гениальности?.. Увиденное было настолько свежим, непривычным и одновременно глубоким, что не вмещалось ни в какой культурологический контекст. Примерно такое же впечатление было у меня, когда я впервые услышал альбом «Island» группы «King Crimson». Как и музыка «Crimson», шемякинское искусство – сложное, многоплановое и безукоризненно точное.
Позже я больше узнал об авторе – Михаиле Шемякине. Жизненный путь этого человека извилистый. Родился он в 1943 году в Москве, но детство прошло в Германии, где служил отец. По возвращении на родину в 1956 году Михаил Шемякин поступает в Ленинградскую среднюю художественную школу имени И.Е. Репина при Академии художеств. Затем из этой школы его отчисляют ввиду того, что его художественное мировоззрение не соответствовало нормам соцреализма. Он работает чернорабочим, попадает в психиатрическую клинику, скитается, какое-то время даже живет в монастыре… Пять лет работает такелажником в Эрмитаже. Всё это время Михаил Шемякин не оставляет творчества и ищет творческого общения. В 1967 году он создает группу «Санкт-Петербург» и в соавторстве с философом Владимиром Ивановым разрабатывает теорию метафизического синтетизма, посвященную созданию новой иконы на основе изучения искусства всех времен и народов. Но на родине скульптора и художника не принимают. Он является объектом гонений, которые заканчиваются в 1971 году высылкой из страны и лишением гражданства. Десять лет он живет и работает в Париже. Здесь он получает известность и мировое признание. В 1981 году Михаил Шемякин перебирается в Нью-Йорк, а с 1989 года получает американское гражданство. Сейчас он общепризнанный мэтр, неоклассик, «гражданин планеты», один из чтимых людей мира искусства и культуры.
Наиболее известные его скульптурные работы – это «Кибела» (Нью-Йорк), «Казанова» (Венеция), «Петр первый» (Лондон, Санкт-Петербург), «Памятник Владимиру Высоцкому» (Самара), «Мемориал жертвам политических репрессий» (Санкт-Петербург), уже упомянутые «Дети – жертвы пороков взрослых» (Москва)… Помимо этого он ещё занимается живописью и графикой, декорирует спектакли, работает с керамикой и стеклом, устраивает современные ныне performances… Диапазон настолько широк, что иногда люди даже не понимают, как это всё может делать один и тот же художник.
О себе, когда его спрашивают, Михаил Шемякин обычно говорит, что он православный христианин, добавляя при этом, что нерадивый изрядно. Когда же вопрос задают о том, можно ли считать его искусство христианским, он отвечает:
«Есть ведь целые школы нового христианского искусства, от которых у меня просто мороз по коже! Подлинное христианское искусство может быть вовсе и не связанным с религиозными мотивами, с изображениями святых и прочим. Я, например, считаю величайшим христианским художником Михаила Матвеевича Шварцмана, хотя он в своем творчестве полностью отошёл от образной системы. Он, кстати сказать, прекрасный знаток древнерусской иконы. Я считаю, что после прихода школы Симона Ушакова и разрушения русского канона иконы она просто-напросто рухнула. И всё, что было связано с религиозной живописью, в том числе и творчество Нестерова, хотя он очень искренний художник, – очень далеко, по моему пониманию, от христианского символа. И особенно далеки современные так называемые христианские школы, как они себя именуют, Христос со слезой, со слезищей… Это тот же лже-Христос, о приходе которого Христос и предупреждал. Растление народного вкуса и только. А в католических церквах – эти пластиковые мадонны, сусальные образы, похожие на журнал Нива, переведенный в краски…» (Маргарита Кряжева «Воспоминания о будущем вместе с Михаилом Шемякиным». Интернет ресурс www.art.spb.ru Код доступа: http://www.peoples.ru/art/painter/shemiakin/interview.html).
Трудно не согласиться… Можно ещё добавить, что так называемое официальное христианское искусство замкнулось в храме и уже давно стало именно храмовым искусством, исчерпываясь иконописью, храмовой архитектурой и церковным пением (хотя в каждом направлении возможны свои мастера)… Оно стало в известном (соловьевском) смысле музейным. Конечно, никто не призывает отказаться от всего многовекового христианского культурного наследия… Но в таком, всё-таки узком понимании традиции христианского искусства забыто одно очень важное измерение. Я вот что имею в виду. Есть такая, довольно существенная христианская категория – категория суда мира сего. Христос, восходя в Иерусалим, сказал: «ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон» (Ин 12:31). Христиане продолжают дело Христа на земле, они судят мир сей и в духовном смысле побеждают его: «побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия» (Откр 2:7). В так называемом константиновском периоде церковной истории, когда видимая церковь во многом соединилась с сильными мира сего, эта категория куда-то ушла, в том числе и из церковного искусства. И, как следствие, она часто в том или ином виде возникает за пределами церковной ограды, становясь своего рода противовесом лубочной посредственности.
Искусство метафизического синтетизма Михаила Шемякина не боится прямых ассоциаций с формами далеких и близких эпох. Его корни глубоко уходят в историческую почву. Оно напоминательно – и указывает надежный путь проникновения в духовные основы макро- и микрокосмоса, где под маской обыденного открывается фантастическое…
Михаил Шемякин – тот человек, который не отчужден ни от мира искусства, ни от церкви. Может быть, на его примере мы можем говорить о зарождении какого-то нового, но вместе с тем очень важного и очень нужного направления?
Можно ли называть такое христианское искусство «другим» наподобие того, как есть «другое кино» или «Другая Россия»? Или дилемма по большому счету остается всё той же: есть хорошее искусство и есть плохое? Не знаю. Наверное, всё же шемякинские акценты довольно существенны.
Как бы там ни было, но духовная реальность в творчестве признанного мастера Михаила Шемякина распахивается навстречу изумленному зрителю с непримиримой пронзительностью…