Аслан: образ Христа в «Хрониках Нарнии»

Этот небольшой доклад Ричард Певир прочел на конференции по христианской антропологии в Везле (Veselay), Франция, летом 1998 года. Он был на конференции со своей женой, Ларисой Волохонской, переводчиком русской литературы на английский язык, среди которой особенно известны произведения Достоевского «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание» и «Бесы». Творчество К.С. Льюиса, по словам Ричарда Певира, не настолько широко известно французской аудитории, как в Великобритании, США или в России.

Когда была объявлена тема конференции этого года, первое, о чем я подумал – это о том, что стоило бы сделать небольшой обзор творчества англо-ирландского писателя, ученого и апологета христианства, К.С. Льюиса (родился в Белфасте в 1898 г., а умер в 1962 г. в Кембридже). Для тех, кто не знаком с творчеством Льюиса, я должен отметить, что это один из наиболее выдающихся и знаменитых исследователей ХХ века по литературе Средневековья и эпохи Ренессанса. Он также является автором ряда полемических и критических работ (в числе которых «Письма баламута», которые являются извращенной апологией христианства, изложенной от имени дьявола), научно-фантастическая трилогия и его собственная биография «Настигнутый радостью», в которой описано его обращение к вере. Книга, о которой мне хотелось бы рассказать вам – это роман для детей под названием «Хроники Нарнии», он состоит из семи отдельных книг, центральной фигурой которых выступает огромный златогривый лев по имени Аслан.

К сожалению, на французский язык переведены всего лишь три из семи книг «Нарнии», а также, насколько мне известно, одновременно с ними вышла телевизионная версия тех же трех книг под редакцией Би-Би-Си. В России их публикация стала возможной лишь после перестройки, тогда все книги «Нарнии» были сразу же переведены вместе с большей частью других произведений Льюиса, и на сегодняшний день они уже глубоко вошли в жизнь русской культуры. (К слову, «Хроники…» также хорошо известны в англоязычной среде: за первые десять лет было продано 27 изданий).

В качестве рекомендации моим коллегам я хотел бы отметить, что «Хроники…» – это одна из самых любимых книг митр. Антония Сурожского. Наиболее точно и близко к теме нашей сегодняшней встречи однажды сказал о. Александр Мень, что, по его мнению, лев Аслан – это наиболее удачный из литературных образов Христа. Именно это высказывание о. Александра натолкнуло меня на мысль открыть нашу конференцию об образе Христа вступлением об Аслане.

Возможность – и не только возможность, но и правильность, «православность» – изображения Христа в художественных образах была определена и разрешена на Седьмом Вселенском Соборе 787 г. Это определение было утверждено на основании двух природ воплотившегося Слова: если Бог стал человеком, то образ Христа возможно передавать в образах. Прот. Иоанн Мейендорф, суммируя мысль св. Феодора Студита, который пользовался высоким авторитетом Собора, пишет:

Встреча с ипостасью Слова – истинная цель иконопочитания, и эта встреча может и должна происходить при посредстве материального образа, свидетельствующего об исторической реальности Воплощения.

По сути, икона – то же, что и Евхаристия: “Изображение Христа есть видимое и необходимое свидетельство реальности Христова человечества, – пишет о. Иоанн Мейендорф. – Если такое свидетельство невозможно, то сама Евхаристия теряет свою реальность”.

Почитание икон – это не поклонение безжизненному образу, но и не своеобразная современная ересь – поклонение искусству. В почитании икон мы не принимаем вещественное изображение за основной объект, но рассматриваем его как прототип. Так о. Павел Флоренский в своей книге “Иконостас” описывает икону как окно и православный иконостас – как стену с окнами, через которые в храм льется свет. Почитание подразумевает отделение иконы от ее первообраза, и в то же время, присутствие первообраза в образе или посредством образа, присутствие символизируемого в символе. Таким образом, в иконе содержится истина. А также истиной является то, что иконографические каноны, разработанные Церковью, являются предохранительными мерами. Отсюда следуют и суровые предостережения иконописцам, повторенные уже многократно о том, что любой, кто игнорирует священные традиции и начнет писать иконы по собственному рассуждению, будет повергнут в вечное осуждение.

Иконы свидетельствуют об истине наравне с Евангелием. Это утверждение Седьмого Вселенского Собора. Но, имея каноническое Евангелие, зачем нужны другие “литературные” образы Христа? В действительности, за небольшой период времени, когда иконографические каноны начали заменять художественным индивидуализмом и различными техниками масляной живописи, иконопись пришла в полный упадок – это время приходится на эпоху Ренессанса, особенно на конец XVIII-XIX столетий – и в этот период появилось множество знаменитых “литературных” изображений Христа: “жизнеописание” Христа Давида Штраусса, Ф. Фаррара и, конечно, Э. Ренана. Литературное изображение практически неизбежно означает т. н. «исправленное» изображение, в той или иной мере оспаривающее и опровергающее представление о Христе, утвержденное Вселенскими Соборами. Это значит, что в любом «изображении» будут присутствовать исторические и психологические черты, которые есть чистая выдумка, создание образа «с личной точки зрения» того или иного автора (о чем уже говорилось). Английский романист Лоуренс попытался дать свою версию в повести «Мертвый человек» (The Man Who Died), в которой Христос неожиданно выживает после Распятия, выздоравливает и впоследствии женится на Марии Магдалине, что является, пользуясь словами Лоуренса, «истинным воскресением». Практически в это же время мой соотечественник, романист Норман Мейлер, пишет имевшую некоторый успех собственную версию Евангелия, в которой ведется повествование Самим Христом от первого лица, чтобы рассказать «как все происходило на самом деле».

С эстетической точки зрения эффект таких литературных изображений Христа состоит в том, чтобы убрать дистанцию между образом и его прототипом, вторгнуться в это сущее пространство, нарушить его целостность, заполнив одним из сегодняшних пониманий, и тем самым низвести две природы второй Ипостаси к одной, которая «человеческая, всего лишь человеческая». Это стены, а не окна. Один из литературных образов Христа, в котором сохраняется прозрачность, это фигура Иешуа Га-Ноцри в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Булгакову удалось показать этот образ благодаря тому, что он избегал любых объяснений, историзма и психологизма, потому что он старался удержать дистанцию между образом и прототипом, а также потому, что весь его роман написан языком притчи, что освобождает от любых попыток пересмотра или исправления Евангельских истин. По сути, Булгаков выступил с протестом против исправленных «изображений» ХІХ ст.

К. С. Льюис делает большой шаг вперед: он представляет Христа в образе льва и переносит его в другой мир. Более того, он никогда не говорит, что Аслан – это Христос. Благодаря этой полностью эстетической дистанции Льюис может свободно говорить о деяниях Христа начиная от Его воплощения, через смерть и Воскресение к Судному Дню в полном соответствии с истиной откровения, и благодаря этому истина сияет через образ. Я никогда не скажу, что лев Аслан – это икона Христа; это не тот образ, которому мы должны воздавать почитание, и не Евангелие, которое читают на Богослужениях. Однако в своей притче Льюис подготавливает возможность встречи с воплощенным Словом, а также дает понимание о Его присутствии в этом мире, которое есть и будет всегда. Если бы Бог не стал человеком, то не было бы и «Хроник Нарнии».

Позвольте мне в заключение дать слово Аслану. В конце пятой книги цикла двое детей из нашего мира, Эдмунд и Люси в отчаянных поисках приплыли на край мира Нарнии. Там произошла такая встреча:

… между ними и кусочком неба в зеленой траве лежало что-то такое ослепительно белое, что даже своими ясными глазами они едва могли взглянуть на него. Они подошли ближе и увидели Ягненка.

«Давайте позавтракаем» – сказал Ягненок тихо и приветливо.

И тогда дети заметили в траве огонь, на котором жарилась рыба. Голодные, они принялись за еду, так как не ели уже несколько дней. Вряд ли когда-либо еще они пробовали такой вкусной еды.

«Пожалуйста, Ягненок, – сказала Люси, – скажи нам, здесь ли находится путь в царство Аслана?»

«Есть, но не для вас, – ответил Ягненок. – Для вас вход в царство Аслана находится в вашем мире».

«Как! – воскликнул Эдмунд. – Из нашего мира тоже есть дорога в царство Аслана?»

«В мое царство есть пути изо всех миров», – сказал Ягненок; он говорил, становясь из ослепительно белого огненно-рыжим, стал больше ростом, и тут дети увидели перед собой Аслана, который возвышался над ними, от его гривы исходило сияние.

«Аслан, – попросила Люси, – расскажи нам, как мы сможем попасть в твое царство из нашего мира?»

«Я буду рассказывать вам об этом всегда», – сказал Аслан…

«Ты, ты там тоже есть?», – спросил Эдмунд.

«Есть, – ответил Аслан. – Но там меня зовут по-другому. И вам нужно запомнить то, другое мое имя. Это самое главное, из-за чего вы оказались в Нарнии, потому что, познакомившись со мной здесь, там вы сможете еще лучше узнать меня».

Таким, показанный Льюисом в образе Льва и Агнца, перед нами предстает Христос.

Перевод с английского Наталии Безбородовой, 2001.
Оригинальный текст:
Richard Pevear. Aslan: The Image of Christ in C. S. Lewis’s Chronicles of Narnia. // Sourozh, No. 76, May 1999, pp. 44-47.

Цей запис має 3 коментар(-ів)

  1. ольга

    Очень нужное и благое дело – восстанавливать такие в параллели художественной литературы с Вечной книгой. огромное спасибо за еще один источник.

Залишити відповідь