Наше государство возникло 23 года назад в результате исторической случайности, то есть вопреки ожиданиям (конечно, я говорю о большинстве наших граждан). В отличие от России, у которой был длительный опыт государственной истории (с такими главными сюжетами, как «третий Рим», «русская монархия», «православная империя»), Украина не имела своего опыта государственной жизни. Был только ряд сконструированных повествований, которые легко свести к двум основным нарративам.
Один из них можно назвать «советским нарративом», а другой условно назовем «наративом диаспоры». Удивительным образом, оба повествования были созданы по схожей схематике: они рассказывают об истории освобождения (своеобразная версия Исхода из «египетского плена»).
Когда я употребляю словосочетание «сконструированная история», я тем самым не утверждаю, что элементы этого конструкта являются продуктами чистого вымысла. Ведь даже первообраз обоих украинских нарративов – Пятикнижие Моисея (Тора) не представляет собой записи исторических событий. Вот что говорит один из современных библеистов Уолтер Брюггеман о создании Торы: «Так как весь процесс создания текста был связан с интерпретаторской деятельностью, можно предположить, что вопрос о том, «как все было на самом деле», не очень волновал еврейскую традицию. Главным в этом процессе было творческое воображение, стремившееся воссоздать в текстах мир, отмеченный присутствием Господа, рассказать о реальности, в которой Господь был главным действующим лицом». В обоих украинских нарративах главной направляющей и объединяющей силой была идея освобождения. Но при этом не совсем была понятна цель путешествия. Ответ на вопрос «что же произойдет потом?» не очень волновал рассказчиков.
Хотя нет, какое-то подобие цели все-таки существовало. Советский нарратив изображал Украинскую социалистическую республику как некую землю обетованную всей нашей истории. Военные конфликты от Петра Сагайдачного до Богдана Хмельницкого (и далее), можно было интерпретировать как эпизоды «войны за национальную независимость». Например, период «казатчины» становился частью повествования о пути украинского народа к свободе, к освобождению от польско-католического ига. И тогда «воссоединение» Украины с Россией представало как важный этап возвращения на «духовную родину» (в лоно русского православия). Поведение Москвы легко интерпретируется как помощь «братского народа», а новое государственное образование – как воссоздание Киевской Руси. Когда внешнее «освобождение» произошло, настал черед «внутреннему» освобождению – началась борьба за социальную справедливость, борьба с помещиками, буржуями и прочими угнетателями украинского народа. Шевченко, Леся и Франко включались в это нарратив «второго этапа» освобождения как его пророки. А «мессия» пришел из страны, из которой по определению, «ничего доброго прийти не может». Так возникло политическое образование (УССР), основанное на левой идеологии (преимущественно на идее социальной справедливости в коммунистической версии).
Контр-нарратив диаспоры создавался из тех же элементов, но с иной расстановкой акцентов. Акт «воссоединения» рассматривался как событие повторного пленения, а поддержка Мазепой шведского короля Карла – как продолжение освободительных войн, окончившихся неудачей. Шевченко, Леся и Франко тоже предстают пророками освобождения (но освобождения первого этапа – от власти Москвы). В советском нарративе мессия уже пришел и началось тысячелетнее царство праведности. А нарратив диаспоры, изобразив очередное поражение освободительной эпопеи (в 1917-1920 годах), завершается образом ожидания – чаяния «нового неба и новой земли».
И вот возникает независимая Украина. Нарратив диаспоры избирается в качестве основного (абитуриенты, поступающие в украинские университеты вначале 90-х «сдают» историю по Оресту Субтельному), но рассказчики старого советского повествования вносят свои коррективы. Возникает парадоксальная ситуация: неопределенность единого нарратива. Историческое повествование выглядит теперь эклектично, а иногда и прямо противоречиво. Тут и идеи Украины как «европейского государства», и представления об Украине как части «русского мира» (евразийского сообщества), и идеи «особого украинского пути» (весьма смутные и подражательные). Поскольку этот нарратив определить трудно, я буду говорить о «плюралистических нарративах». Коммунистические и социалистические идеи достаточно сильны в 90-х и «нулевых» годах. К тому же Восток Украины имеет (по преимуществу) иную культурно-историческую идентичность, весьма отличную от Западной Украины (центр страны постепенно проходит эволюцию). Идейный эклектизм отчасти стал причиной того, что мы 23 года жили в государстве без четко очерченной стратегии развития и без четкого понимания того, кто мы такие и для чего существуем в сообществе народов и государств. За это время несколько политических кланов, прикрываясь этой идейной невнятицей, стихийно распределяло и бездумно транжирило остатки экономического наследия прошлой страны. Наше существование держалось на старых ресурсах. За это время мы почти ничего не создали и очень многое потеряли. Но самое главное, что мы не осознавали и до сих пор не осознаем своего места в современном мире.
Может возникнуть вопрос: а какое отношение имеет история к реальной жизни (экономической, политической и культурной)? Отвечу. Конструирование истории непосредственно связано с самопониманием общества в настоящем. Создание исторических повествований – это проекции современного сознания, которое ищет идеологические опоры и не может их найти. Вопрос о том, как мы пониманием нашу историю, связан с вопросом: «Как мы понимаем свое нынешнее существование?». Иными словами, «нарративный дискурс» непосредственно связан с политическим, социальным и правовым дискурсами. Я сознательно опускаю много звеньев в этом процессе влияния дискурсов друг на друга и на нашу политическую реальность (об этом – в другом месте и в другое время). Сейчас меня интересует другой вопрос: вопрос о нашем понимании справедливости в свете последних редакций украинского нарратива. Этот вопрос важен именно сегодня, когда мы как бы перезаключаем общественный договор и начинаем словно с белого листа. Те реформы (политические, правовые, образовательные), которые обсуждаются в последнее время, непосредственно связаны с вопросом: какую идею справедливости мы хотим заложить в основание нового общественного договора? В чем состоит наша правда? Об этом я попробую сказать несколько слов во втором очерке.