Борис Колымагин в “Ежедневном журнале” описал бедственное финансовое положение знаменитой православной богословской школы – института св. Сергия в Париже. Даниил Струве комментирует ситуацию, глядя из Парижа.
Знаменитый православный богословский инстиут, где в свое время преподавали оо. Сергий Булгаков, Георгий Флоровский, Николай Афанасьев, Александр Шмеман и многие другие, просит о помощи. Сен-Серж оказался на грани банкротства: нечем платить зарплату преподавателям и сотрудникам. Поступающее самообложение от прихожан недостаточно для содержания клира и ремонта храма. В почве холма, на котором расположено подворье, произошли сдвиги и оседания. Здание бывшей кирхи пострадало, появились глубокие трещины со стороны апсиды и колокольни.
Пишет Борис Колымагин (Ежедневный журнал):
Торопливое, лукавое время стирает следы эмигрантского Парижа. Даже в самом Сен-Серже уничтожается память о великих предшественниках. На подворье, к примеру, не создан мемориальный уголок, посвященный Сергию Булгакову. Хотя, казалось бы, что мешает: сохранились и вещи, и комната, где жил великий мыслитель. Там сидит сейчас декан о. Николай Озолин.
Несомненно, появление музея способствовало бы увеличению потока туристов из России и, соответственно, новым финансовым поступлениям.
Утрата памяти о великом философе и богослове в стенах созданного им института — давняя проблема. Десятилетие назад профессор Оливье Клеман называл отношение руководителей института к о. Сергию Булгакову «отцеубийством»… Может быть, именно в этом корни сегодняшних проблем?
В литургической жизни также налицо следы забвения. Институт позиционирует себя приверженцем русской православной традиции. Но это, судя по всему, традиция постсоветской, путинской церкви.
Здесь, наверное, стоит сделать небольшое пояснение. В Архиепископии существуют разные мнения насчет будущности этого русского церковного образования. Одни надеются, что из него вырастет поместная Церковь. Другие мечтают о воссоединении с матерью-Церковью и готовы ради этого пойти куда угодно, забыть заветы ради интересов момента. Если на рю Дарю, в соборе Александра Невского, память о прошлом жива, и не только в сердцах людей, но и в самой пульсации приходской жизни, то в Сен-Серже налицо стилизация, «жизнь под копирку».
Мне довелось побывать в мае на всенощной в институтском храме. На службе, наверное, было человека четыре. Никаких следов литургического возрождения, за которое ратовала первая эмигрантская волна. Тупое вычитывание. На французском, наверное, было бы понятнее.
На службе почему-то поминают блаженную Матрону Московскую и не поминают святую русского Парижа мать Марию (Кузьмину-Караваеву), принявшую в этом храме монашеский постриг и погибшую в немецком концлагере.
Женщина у свечного ящика перед службой немного побеседовала со мной, показала помещения, где проходят занятия. Пожаловалась на нестроения. Мол, надо в Московский патриархат переходить. Переходить, по ее словам, на условиях Московского патриархата. То есть забыть о свободе, о соборности, о творчестве. Стать частичкой комбината ритуальных услуг. Иначе крышка.
Я смотрел на витражи, на росписи Стеллецкого. За окном молодая женщина на украинском языке громко говорила по телефону. Во Франции сейчас много трудовых мигрантов из Молдавии и Украины. Большинство объявлений на доске храмов начинаются словами «Ищу работу». С изменением состава прихожан русская традиция первой волны окончательно становится историей. Трудовым мигрантам по большому счету все равно — ходить ли в русский или греческий храм. Лишь бы встретить там знакомых и в случае нужды найти поддержку.
Архиепископия сейчас переживает тяжелые времена. Константинопольский патриархат фактически стремится поглотить ее, лишить статуса, назначив вместо правящего архиерея викарного епископа. Осенью окончательно станет ясно, удастся Архиепископии отстоять свою независимость или нет. Если поглощение действительно произойдет, то многие русские приходы захотят присоединиться к Москве, и в этом решении будут свои резоны. Например, сохранится богослужебный славянский/русский язык. Да и паломники из России наверняка будут заглядывать. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что приходы, оставшиеся под Константинополем, со временем утратят русские особенности богослужения.
Комментирует Даниил Струве (блог):
В ответ на не очень продуманный, как мне кажется, шаг профессоров Института, поместивших информацию о бедственном состоянии института в интернете, в России вспомнили о существовании парижской богословской школы, созданной русскими эмигрантами в 1925 году. Но за выражениями участия прослеживается малая осведомленность авторов в вопросах церковного зарубежья. Так, даже в статье Борис Колымагина много справедливого, но тоже и поверхностного, не основанного на проверенной информации о настоящем положении дел в Западной Европе. Удивительно утверждение, что настоятели приходов Архиепископии не назначаются архиереем, а избираются на местах (типичный расхожий миф о Всероссийском соборе 1917-1918), сильно преувеличены про-московские настроение некоторых парижан, не принято в счет административное разделение между приходом и Институтом, подчеркивается малая посещаемость вечерней службы, но ничего не сказано о воскресной литургии, когда народу значительно больше, или о конкретной деятельности Института, продолжающейся несмотря на бедственное положение (а это почти чудо). Наивен также подход к истории первой волны русской эмиграции, якобы ратовавшей “за литургическое возрождение” и строившей жизнь на принципах “соборности, свободы, творчества”. Спору нет, все это было, но в меньшинстве. Достаточно прочитать “Дневники” о. Александра Шмемана, чтобы понять, что консерватизма, “жизни под копирку” и даже удушения свободы было всегда намного больше. Не говорю уж о “принципиальной возможности перехода Архиепископии под омофор Москвы по образцу объединения РПЦ и РПЦЗ, когда автономная структура сохраняет свои традиции и свободу”. Чтобы такое написать, нужно ничего не знать о недавней церковной истории и реальной расстановке сил в Западной Европе!
Прав Борис Колымагин, говоря об “отцеубийстве” и связывая нынешние трудности Института в том числе и с отказом от наследия прошлого. Увы так и есть. Можно почти с уверенностью сказать, что сегодня, в день кончины создателя – о. Сергия Булгакова, в церкви святого Сергия в Париже не будет совершена по нему панихида. До сих пор не существует мемориального уголка, посвященного не только о. Сергию Булгакову, но и другим выдающимся церковным деятелям Архиепископии, профессорам, священникам, святым, сделавшим мировою славу Института. Помню, как недоумевала группа поклонников о. Сергия, прибывших из Москвы: они искали на стенах портрет основателя и таки и не нашли его…
Но, разумеется, дело не только в этом. В свое время верность заветам основателя не спасла Сурожскую епархию от раскола.
Борис Колымагин выражает надежду, что сигнал бедствия не останется неуслышанным. Увы, мы знаем, что финансовая помощь не всегда бывает бескорыстной. Да и одной финансовой помощью проблемы не решить, если разговор не только о сохранении стен, а о продолжении самой жизни Института. Богословский институт св. Сергия в Париже нуждается сегодня в новым замысле, соответствующем новому церковному положению в начале 21-го века. В этом замысле не последнее место должна занять памяти о великих предшественниках, положивших начало местной церковной жизни и внесших неоценимый вклад в общую сокровищницу православного богословия.