Блог

Победа как Пасха

Советская идеология, как и любая другая, нуждалась в своих праздниках. Среди них были официальные: например, 1 мая, день солидарности трудящихся, и 7 ноября, день Революции. Но для большинства это были скорее дополнительные выходные или повод собраться за накрытым столом. Но было два праздника, которые отмечали буквально в каждой семье, и совсем не формально – это были Новый год и День победы 9 мая.

Зимний праздник обновления, связанный с верой в маленькие чудеса и надеждой на новую, лучшую жизнь, когда вся семья собирается за столом рядом с украшенной елкой. И весенний праздник торжества жизни, ее победы над самым страшным злом, которое отныне навсегда лишается силы… Да это же Рождество и Пасха! И по датам они почти совпадают: православный восток в 1945 году праздновал Пасху 6 мая.

В стране с давней христианской традицией так и должно было произойти: внешний налет идеологии мог быть каким угодно, но в глубину народного сознания проникало лишь то, что находило какой-то отклик в собственно российской культуре. О том, что Дед Мороз с мешком подарков заменил в СССР Святого Николая, а новогодние торжества вернулись в советский начиная с 1936 года, всем прекрасно известно. Именно так и объяснялась необходимость этого праздника: в капиталистических странах у детей есть веселый зимний праздник, он должен быть и у детей советских¹.

С днем Победы все несколько сложнее, этот праздник никто не изобретал специально: Третий Рейх окончательно капитулировал в ночь с 8 на 9 мая 1945 года, причем на территории СССР уже настало 9 мая. При этом первые два десятилетия этот день оставался в СССР рабочим, а все мероприятия носили достаточно скромный характер. Война была еще слишком свежа в памяти, эти раны не хотелось лишний раз бередить – а заодно и давать некие особые права и привилегии ветеранам, которые все очень хорошо помнили и могли задать неудобные вопросы своим бывшим полководцам, а ныне руководителям государства.

Все изменилось в 1965 году, когда Леонид Брежнев, сам ветеран той войны, сделал этот день одним из основных государственных праздников, и пожалуй, даже главным из них… Революция была слишком давно, а окружавшая реальность слишком мало походила на революционный пафос 1917 года. Зато про Победу было все ясно: старшее поколение под руководством коммунистов завоевало мир и светлое будущее для страны, а теперь охраняет ее от внешних врагов, чтобы никогда не повторилась эта страшная трагедия.

И в самом деле, в любом доме была память об убитых, искалеченных, пропавших без вести близких. День Победы, как говорилось в одной очень известной песни, был «праздником со слезами на глазах», и это была не просто фигура речи. В Москве ветераны собирались у Большого театра, и светлых слез скорби и памяти здесь было много. Они не стыдились этих слез, а мы, дети, с благодарностью восхищались ими: пройдя через ад, эти люди навсегда победили фашизм и даровали нам мир.

Может быть, при всех своих внутренних проблемах СССР оказался обречен ровно в тот момент, когда начал бессмысленную войну в Афганистане на новый 1980-й год. Теперь ветераны Сталинграда стали встречаться с ветеранами Кандагара, и никто уже не мог объяснить, за что гибнут молодые парни на чужой земле. Многолетний договор между властью и обществом под лозунгом «лишь бы не было войны» оказался нарушенным.

Сталинизм как религия

Спустя полвека после того двадцатилетнего юбилея Кремль вновь прибег ко дня Победы как к стержневому событию всей отечественной истории: празднования были пышными и повсеместными, в них приняла активное участие и Русская православная церковь. По всем приходам прошли те или иные праздничные мероприятия, победная символика украсила храмы, были произнесены соответствующие проповеди. А министр обороны Сергей Шойгу, выезжая перед камерами на красную площадь, чтобы начать военный парад, на котором были представлены новейшие образцы российской военной техники, размашисто перекрестился.

И это не единственное новшество, которое мы увидели на 70-ю годовщину. Те, прежние праздники, проходили под негласным лозунгом «Никогда больше!» Теперь можно увидеть на улицах Москвы машины, на которые нанесен лозунг, явно не по чьему-то приказу, а по собственному почину: «1941 – 1945. Если надо, повторим!» Иногда надпись сопровождается изображением, где присутствует нацистская символика и флаг США, причем американский флаг приравнивается к свастике. За рулем такой машины обычно видишь молодого парня, который вряд ли застал в своей жизни много настоящих ветеранов, да и вряд ли помнит, на чьей стороне участвовали США в той войне.

Та война, которую человечество называет Второй мировой, в СССР традиционно именовалась Великой Отечественной. А впрочем, не совсем та. Речь идет исключительно о боевых действиях между Третьим рейхом с его союзниками и СССР с его союзниками, которые начались в июне 1941 года. Из этой войны исключаются «освободительные походы» Красной армии в Польшу, страны Прибалтики и менее удачный – в Финляндию, в результате которых была значительно расширена территория страны. Ну, а роль западных союзников в этой картине сводится к поставкам вооружения и боеприпасов (да и их значение всегда занижается), да к запоздалому открытию «второго фронта» в июне 1944 года, когда судьба Рейха уже была решена на Восточном фронте.

Такой избирательный подход может показаться неточным с точки зрения истории, но он невероятно важен для идеологии Победы, суть которой сводится примерно к следующему: наши деды победили фашизм и спасли человечество, поэтому мы всегда правы, а все остальные перед нами в неоплатном долгу. И в последнее время, когда так мало осталось настоящих ветеранов, которые вынесли на себе всю тяжесть этой страшной войны и чьи рассказы далеки от помпезного гламура, эта идеология начинает приобретать черты настоящей гражданской религии.

Коммунистическая газета «Завтра» накануне праздника, 7 мая, выходит с передовой статьей писателя-коммуниста Александра Проханова под названием «религия Победы». Завершается она утверждением: «сегодня, когда наши полки проходят по Красной площади, над их головами в небесах идут все, кто воевал на той войне – весь несметный сонм победителей».

А 14 мая в той же газете тот же автор публикует статью «Мистический Сталин», где развивает эту идею и указывает на высшее божество этой религии: «есть особое учение о Сталине, которое может быть названо “мистический сталинизм”. Учение о Сталине как о таинственной, загадочной, соединяющей землю и небо категории, которая укладывается в религиозное представление народа о высших ценностях и высших смыслах бытия… Победа невозможна без Сталина. Сталин и есть победа. И эта победа не только военная, не только идеологическая. Это религиозная победа. Мы в России и по сей день, и завтра, и через 100 лет будем исповедовать религию победы. Ибо религия победы – это та сила, которая питает государство российское».

Сталин, действительно, возвращается на улицы российских городов, и всё более уверенно: ему ставят памятники (Якутск, Липецк), вывешивают плакаты с его портретами, принимают под ними детей в пионеры на Красной площади (чего явно не было с 1956 года)².

И далее Проханов без малейшей оговорки продолжает: «И святомученики, которые были забиты насмерть или пали, пробитые пулями, они хранят наше государство, хранят наш народ, делают наш народ бессмертным, делают народ угодным божественному промыслу».

Трудно понять это иначе, чем обращение к новомученикам, т.е. православным христианам, которые были убиты или подверглись репрессиям при власти большевиков, прежде всего, того же Сталина. Получается, что они тоже встроены в эту систему, конечно, на второстепенных ролях. Впрочем, иного и не стоит ожидать от Проханова, который достаточно давно и последовательно говорит именно о «религии Победы» как о своем вероисповедании, более того – проповедует его.

Советское православное?

Проханов в этом далеко не одинок, хотя не всякий адепт религии Победы называет ее религией. Речь идет не просто о конкретном историческом событии, которое, конечно, достойно памяти и почитания. Скорее, само это событие попадает в «религии Победы» в некий длинный ряд реальных и мифических побед прошлого и настоящего, начиная с доисторических времени и заканчивая присоединением Крыма в 2014.

Русские всегда побеждают, поражений просто не бывает – таков основной постулат этой религии. Доходит до курьезов: на чемпионате мира по хоккею 2015 года команда России заняла второе место, что, конечно, очень неплохо. Но это значит, что в финальном поединке 17 мая со сборной Канады она потерпела поражение. Казалось бы, это всего лишь спорт, и серебряной медалью тоже можно гордиться… Но большинство российских игроков просто покинули поле до того, как прозвучал гимн страны-победительницы. Это вряд ли был какой-то осознанный демарш, скорее эмоциональный срыв людей, которые пару последних месяцев непрерывно слышали о том, что русские всегда и всех побеждают. Для достойного проигрыша сильному сопернику в спортивном поединке не оставалось места в этой картине мира.

Принимают ли православные участие в формировании этого нового гражданского культа? Ответ зависит от точки зрения. С одной стороны, безусловно, да: во всех храмах России были проведены мероприятия, посвященные дню Победы, во многих появилась соответствующая символика, много было произнесено торжественных речей и т.д. С другой стороны, никак нельзя сказать, чтобы это носило какой-то навязчивый характер или выходило за рамки обычных праздничных мероприятий.

И все-таки стоит обратить внимание на полутона и оттенки, для этого не надо получать доступ к какой-то секретной информации – достаточно взглянуть на рядовые выступления высших иерархов. Вот проповедь патриарха Кирилла 6 мая в храме на Поклонной горе: «всякий раз, когда мы совершаем богослужение в этом храме на Поклонной горе, так связанной с нашими победами, – и в 1812 году над Наполеоном, и в 1945 году над другими завоевателями, – мы особенно молимся Господу и святому великомученику Георгию, чтобы он не оставил Отечество наше, чтобы народ наш никогда не отступал от веры отцов, но чтобы он, опираясь на эту веру, возрастал духом и становился непобедимым»³.

А вот его же проповедь 16 мая в храме на Бутовском полигоне, месте массовых расстрелов при Сталине, в храме, посвященном памяти новомучеников: «Новомученики и исповедники – это как защитники родины… Откажись эти сонмы мучеников и исповедников от веры, от Христа, от церкви, встань они в ряды хулителей, может быть, и у народа не хватило бы никакой духовной силы сопротивляться врагу»⁴.

Приоритеты расставлены вполне определенным образом. Победа над врагом, обороноспособность страны – на первом месте, а вера и даже подвиг мученичества – средства для достижения этой цели. Может быть, это всего лишь риторический прием, призванный объяснить значение веры для тех, кому оно само по себе не ясно. А может быть, это все-таки влияние языческого по своей природе культа Победы с его упором на национальную гордость и военную силу.

И даже в стилистике собственно церковных мероприятий все явственнее звучит тот же мотив – например, в торжественных собраниях концертах, прошедших по всей стране 24 мая, в день Свв. Кирилла и Мефодия, просветителей славян и создателей славянской письменности. Основное содержание этого празднества – не столько христианское просвещение или книжность, сколько национальное величие русских. Вместе со Св. Кириллом, небесным покровителем нынешнего патриарха, почитается Св. Владимир, покровитель президента и создатель русской православной государственности (именно так это и преподносится).

Праздничный концерт в Москве проходит на самой главной площади страны, где за неделю до того принимали в пионеры детей под портретом Сталина. Исполняются на концерте старые добрые советские песни, иерархи подпевают хору. Никакого смыслового контраста не возникает, а равно и возражений: всё это в равной степени проявления одной и той же идеологии национального величия, только в одном случае с православным, а в другом – с коммунистическим оттенком.

В конце концов, это тоже парад Победы, только православный. Полвека назад эти иерархи испытывали бесконечные унижения, сегодня они торжествуют. Но другого образа триумфа, кроме советского, у них просто не оказалось в запасе.

Новая гражданская религия

Пожалуй, единственной серьезной попыткой осмыслить этот процесс стала статья о. Кирилла Говоруна «Православная гражданская религия»⁵. Россия в этом отношении не уникальна, с его точки зрения, гражданская религия возникала в разных странах, например, в США. И среди традиционно православных стран такой опыт достаточно распространен – например, на Балканах. В скобках можно заметить, что от Говоруна как от гражданина Украины хотелось бы увидеть прежде всего анализ украинской ситуации, где черты своеобразной гражданской религии тоже видно невооруженным глазом, но в этой статье он говорит о России.

Говорун далек от резких выводов: «Одна из мотиваций Церкви состоит также в том, чтобы дать людям, оглушенным советской идеологией, какую-то веру, которая была бы маркирована символами традиционного православного христианства. Проблема, однако, в том, что этот вид веры значительно упрощает христианство, если не искажает его… Иными словами, в рамках гражданской религии оказывается, что не Церковь перетягивает на свою сторону ностальгирующее по империи и советскому прошлому общество, а общество перетягивает на свою сторону Церковь».

Развивая эту мысль, можно сказать, что православное возрождение, как принято называть уже более чем 25 лет, прошедших после объявления свободы вероисповедания в 1988 году, ограничилось в основном внешними формами. Были возрождены храмы и монастыри, возобновлены богослужения, заново напечатаны книги (в основном старые, дореволюционные), всем желающим объяснили про посты и праздники, про молитву и благочестие, про великих святых древности и про правила церковного этикета.

Но вопросы смысла и цели существования остались не проясненными для огромного большинства. Зачем все это, посты и молитвы, монастыри и храмы? В девяностые, в эпоху дикого капитализма, вошел в анекдоты нувориш, который освящает банк, дом и машину, рассчитывая, что благословение свыше поможет ему в бизнесе и личной жизни, но при этом не ограничивая себя ни в чем. И отказать такому богачу было трудно, ведь деньги, а главное, связи никогда не бывают лишними, даже если их происхождение сомнительно с нравственной точки зрения.

Сегодня подобную роль играет государственный пропагандист, который ждет точно такого же благословения для своих идеологический конструкций. Отказать ему еще труднее, потому что речь идет не о примитивных материальных ресурсах, а о ценностях, которые очень похожи на христианские: патриотизм, консерватизм, достоинство (понимаемое прежде всего в категориях национальных и государственных), наконец, вера.

А ведь все это не настолько безобидно, как может показаться. В результате церковь «заражается идеологией и переключается на обслуживание различных политических программ», как пишет Говорун. Впрочем, церковь ли? Или ее представители, пусть даже достаточно высокопоставленные? Можно ведь предположить, что публичные заявления и торжественные мероприятия – внешняя рябь, которая не затрагивает собственно церковной жизни, и которая вызвана просто необходимостью поддерживать хорошие отношения с Кремлем.

Соглашаться с этим или нет – зависит, опять-таки, от точки зрения. С одной стороны, все это действительно не затрагивает основ христианской веры и православной жизни. Но, с другой стороны, этот культ Победы в значительной мере востребован множеством людей в России.

Для многих традиционных обществ, и российское тут не было исключением, характерно двоеверие. Существовала официальная религия, которую формально исповедовало большинство (в России это было православие), но на практике она являлась скорее фоном жизни. А вера, которая действительно руководила людьми в их повседневной жизни, была намного более простой и земной: крестьяне верили в леших и русалок, в приметы и обряды, которые могли быть православными по форме, но скорее языческими по содержанию.

Это наивное крестьянское язычество ушло в прошлое вместе с самим крестьянством. Большинство населения страны – горожане, сильно зависящие от государства и черпающие информацию об окружающем мире из телевизора. Именно на такое большинство опираются и партия власти, и церковные структуры. Представим себе такого человека: он пережил шок и унижение в 90-е годы, года разом рухнул весь строй советской жизни, он радостно приветствовал подъем 2010-х, он хочет гордиться своей страной.

Культ Победы дает ему ровно то, чего он ищет: основания для самоуважения, притягательную версию истории и позитивный прогноз на будущее. Вне зависимости от того, насколько склонен наш герой к богословствованию на высоком уровне, он принимает этот культ примерно так, как его крестьянские предки принимали культ леших и русалок – как простое и понятное описание сложного мира, которое позволяет с ним эффективно взаимодействовать. На высоком уровне нетрудно подключить этому культу православие, даже не видя между ними особенных различий.

Против этого культа, можно, конечно, возражать с разных позиций, в том числе с христианских, помня о том, как легко сотворить идола и отдать кесарю то, что отдавать следует Богу. Но невозможно его просто вычеркнуть из народного сознания, не предложив ничего взамен. Да не стал ли сам этот культ и сам заменой культу «западных ценностей», который так же некритично царствовал во многих умах в 90-е годы?

Все это еще раз свидетельствует, насколько остро стоит для России вопрос о формировании подлинно христианской народной культуры. Не только великолепные иконы и роскошные храмы, не только богослужебные церемонии и торжественные обряды – нужны и простые, понятные и доступные формы повседневной жизни, которые вместили бы христианское содержание.

Свято место пусто не бывает, говорит русская пословица, и «религия Победы» еще раз доказывает ее правоту.

Впервые опубликовано на немецком языке в издании: Religion & Gesellschaft in Ost und West, 2015, Nr 8, Ss. 14-16.