О скромном христианстве

Эту статью я написал весной 2013 года для одного православного сайта, но главный редактор не счел возможным опубликовать ее. Через несколько месяцев, дав тексту вылежаться, я предложил его довольно известному сайту, специализирующемуся на культурно-политической проблематике – но они сказали, что узкая и специфическая тема моей статьи навряд ли заинтересует их читателей. Теперь, почти год спустя, мои размышления (и так было уже не однажды) находят приют на страницах «Киевской Руси», за что я сердечно признателен редакции. Поводом для написания статьи послужили события в Москве, однако думаю, что затронутые проблемы актуальны для весьма многих городов и весей России и Украины.

Весной этого года общественность Москвы была взбудоражена планами строительства православного храма на улице Молодёжной. Сторонники и противники строительства проводили агитацию, собирали подписи. К делу подключился глава Ассоциации православных экспертов Кирилл Флоров. Служились еженедельные молебны, однако обстановка была накаленной; по меньшей мере, один молебен закончился потасовкой с оппонентами и разгоном участников силами ОМОНа. В результате церковные власти предпочли отмежеваться от православных активистов, ратовавших за возведение церкви. На Молодёжной строительства не будет, ведется поиск другого участка.

Но вести с полей продолжают приходить с завидной регулярностью. «Программа–200» по-прежнему действует, и по-прежнему поиск участка, подходящего для строительства храма, остается проблематичным.

Я прекрасно понимаю противников возведения новых церквей. В Москве застроено почти всё, что можно застроить, поэтому в большинстве случаев площадки, где можно было бы построить храм, – это парки и скверы. Естественно, что местные жители (не обязательно атеисты – среди них есть и православные христиане) возражают против строительства: исчезнет последняя зелень, негде будет гулять с детьми.

И всё же – нужны ли Москве храмы? Для меня – и как священника, и как многодетного отца и недавнего мирянина – очевидно: да, нужны. Многие храмы (особенно в спальных районах) переполнены. В храме рядом с моим домом, куда ходила моя жена с детьми и где я около года служил (дьяконом, а потом священником), на воскресную литургию можно было просто не попасть – стоило чуть опоздать, и ты рисковал простоять всю службу на улице. Затем по воскресеньям и большим праздникам там стали служить две литургии – стало чуть полегче, однако и число прихожан с тех пор, думаю, тоже возросло.

Как же разрешить это противоречие? Одни жители Москвы нуждаются в появлении новых церквей, другие видят в этом посягательство на последние островки зелени в нашем мегаполисе. Но если вникнуть в суть проблемы, мы увидим, что никакого противоречия зедсь, возможно, и нет.

Ведь сооружение храма – не самоцель. Храм – это, во-первых, место, где совершается литургия, Евхаристия. Во-вторых, это место, где протекает внелитургическая жизнь прихода: при храме обычно имеется трапезная – а совместную воскресную трапезу общины вполне справедливо называют продолжением литургии; воскресная школа – где дети, а иногда и взрослые научаются основам веры (пусть нередко и задним числом); здесь же – и книжная лавка, и разные технические помещения.

Таким образом, можно говорить двух задачах и, соответственно, двух типах храмов. Первая задача, задача-минимум, – иметь некое пространство, где христиане во главе со священником (пресвитером) могут собраться и совершить Евхаристию. Вторая задача, задача-максимум, – иметь в распоряжении землю и здания для организации приходской литургической и внелитургической жизни.

Наверное, уже понятно, к чему я клоню. Храм как религиозно-культурный архитектурный комплекс – цель вполне разумная и достойная, однако не всегда достижимая. А если и достижимая, то не все средства здесь хороши: «Такое благое дело, как строительство храма должно совершаться в обстановке общественного согласия. Всегда обращался и обращаюсь ко всем, кто желает выразить поддержку нашему делу. Не ищите врагов, ищите друзей. Мы должны терпеливо идти путем мира и согласия, не сея вражды и разделения и не настаивая на своем любой ценой», – отмечает епископ Подольский Тихон, патриарший куратор «Программы–200» [http://www.patriarchia.ru/db/text/2896997.html]. Это что касается храма как территории, комплекса и проч. Однако обеспечить себе пространство для Евхаристии – это дело, с одной стороны, более насущное, а с другой – существенно более простое.

Процитирую запись Виктора Сударикова (администратор форума сайта «Православие и мир»), сделанную им в Фейсбуке: «…непонятно – почему не воспользоваться опытом русских эмигрантов? Когда они оказались за рубежом, то приспосабливали под храмы те помещения, которые можно было достать. Потом в некоторых случаях удавалось построить храм, в некоторых так и остались приспособленные, но уже намоленные помещения (напр., Трехсвятительское подворье, приход Богородицы «Всех скорбящих радости»). Т. е. пусть это будет помещение бывшего клуба, магазина, незанятое помещение на 1-м этаже в новом доме и т. п. Надеюсь, что управы не будут ставить палки в колеса выделению таких помещений. Начнется богослужение, возникнет община, будет совершаться молитва. Если Бог благословит, община будет сплоченная – то возникнет и храм. Насколько я знаю, и в Подмосковье, и в различных городах и весях так поступают и сейчас. И только в Москве готовы ждать годами, порой воевать за участок земли и ждать пока построится большое и дорогое церковное здание».

Я полностью согласен с этой логикой: община и молитва должны быть первичны, а храм – это уже результат общинной молитвы. Но тут мы неизбежно сталкиваемся с новой проблемой: те помещения, которые теоретически могут быть приспособлены под временные храмы, имеют, как правило, совсем небольшую площадь. В них не сможет собраться 300–500–800 человек, как в иных больших московских храмах. Думаю, речь может идти о вместимости максимум в несколько десятков человек. И это само по себе неплохо – и даже очень хорошо: в храме, где сотни прихожан, люди в лучшем случае знакомы шапочно, они узнают друг друга в лицо – но не более того, а относительно тесно общаются, может быть, с дюжиной человек. Там же, где весь приход – 20–30–40 человек, все неизбежно друг с другом знакомы. И это, повторяю, хорошо и правильно. Но мы говорим не о клубе, а о храме, о совершении Евхаристии. И хотя все христиане, по слову апостола Петра, – царственное священство (1 Пет 2:9), однако евхаристическое собрание возглавляет всё-таки пресвитер, священник. И если у нас будут тысячи общин по 20–30 человек, то где взять столько священников?

И здесь мы переходим к ненаучной фантастике. Потому что изложенное ниже возможно разве что в параллельной вселенной.

 

Почему священников мало? Во-первых, потому, что верующих («практикующих» верующих) вообще мало – по самым оптимистичным оценкам, несколько процентов. Во-вторых, потому, что существуют определенные требования к кандидату – при наличии так называемых канонических препятствий (например, второй брак) рукоположение, как принято считать, невозможно. В-третьих, потому, что для принятия сана необходимо окончить семинарию – а это, как правило, означает: для вчерашнего школьника – отказ от возможности получить «нормальное образование», а значит, специальность; для взрослого, семейного человека – необходимость увольнения с работы, часто – довольно длительное раздельное от семьи проживание. В-четвертых (как следствие предыдущего): человек понимает, что его возможность прокормить семью (при отсутствии «светского» образования, да подчас и при наличии такового) будет всецело зависеть от его приходского служения, а оно, в свою очередь, – от отношений с архиереем.

Что на это можно возразить – и что здесь можно изменить? Да, священников мало, потому что христиан вообще мало – но ведь нам и не нужны миллионы пресвитеров. Для начала – один священник на сто потенциальных прихожан. По второму пункту: не секрет, что на канонические препятствия многие архиереи вынуждены смотреть сквозь пальцы (хорошо это или плохо – отдельный вопрос, но, надо полагать, в какой-то степени это неизбежно, поскольку священников, повторим еще раз, мало). А вот по третьему и четвертому пункту нужно не возражать и рассуждать, а что-то делать.

Кажется, мы попали в какой-то порочный круг: священников мало – поэтому они очень загружены – поэтому у них нет времени заняться чем-либо, кроме своих непосредственных обязанностей (т. е. ни поучишься, ни подработаешь) – поэтому священники у нас только «профессионалы» – поэтому их мало.

Как бы разомкнуть этот круг? Например, так: перестать крестить детей безбожников, перестать венчать людей, которые никогда в жизни не исповедовались и не причащались, перестать отпевать людей, которые при жизни в храме не бывали, перестать освящать квартиры и машины людям, которые христианами фактически не являются и не собираются становиться. Это уже освободит немало времени для священника (по крайней мере, в спальных московских районах) – а следовательно, священник (в теории) будет иметь возможность зарабатывать деньги честным трудом, а не находиться в унизительной и развращающей зависимости от треб (всем понятно, что на одну зарплату семью прокормить невозможно).

Если, таким образом, священник получает относительную финансовую самостоятельность, то можно надеяться, что больше молодых (или вполне зрелых) людей задумается о священстве как о том служении, которому они могут себя посвятить – не порывая при этом со своей профессиональной деятельностью, не принося свою семью в жертву бессмысленным требам и не завися от этих треб. (Я не хочу сказать, что священнослужение – это что-то такое, чем можно заниматься между делом, исключительно по выходным; но я убежден, что гораздо лучше священнику сочетать свое служение с другими видами деятельности, чем превратить его в ремесло.)

Фантазируем дальше: священников становится еще больше, отпадает необходимость рукополагать – в вопиющем противоречии с церковными канонами и со здравым смыслом! – людей, не достигших 30 лет. Священниками становятся люди с образованием (не только семинарским), уже, как правило, женатые, с жизненным опытом, со своим местом в жизни – т. е. люди серьёзные, отвественные и самостоятельные.

А дальше? А дальше возвращаемся к небольшим общинам в небольших помещениях. Если довести нашу логику до конца, то это могут быть даже не съемные помещения, а просто чья-то квартира (священника или кого-то из прихожан), где христиане собираются по воскресеньям и праздникам, чтобы вместе совершить Евхаристию. И тогда священник – это прежде всего глава одной из семей, а к этой семье присоединяются еще несколько – и формируется община. У автора этих строк есть опыт подобного домашнего соборования: многодетные мамы, которые не могут выбраться в храм или по нездоровью не в состоянии выстоять трёхчасовое храмовое соборование, Великим постом приходили с мужьями и с детьми к нам домой – и я соборовал и их, и своих домашних. (Вопрос о целеосообразности и осмысленности ежегодных соборований, опять-таки, выношу за скобки; в нашем случае это, помимо всего прочего, была возможность собраться, поучаствовать в молитве, пообщаться.)

Дом 10 по ул. Полупанова в Киеве
В этом доме по ул. Полупанова в Киеве на первом этаже расположен храм святой Екатерины

Итак, к чему мы пришли? Христиане собираются по домам. Но такая ли уже это фантастика? Нет, это реальность первых веков Церкви, а также реальность нынешней церковной жизни в некоторых заграничных приходах. У нас, в современной России, ситуация (пока что?) иная – и это, наверное, хорошо; я никого не зову в катакомбы. Но похоже, что сейчас мы – члены РПЦ – оказались у распутья.

У нас есть две возможности. Одна – продолжать делать вид, что мы империя, смотреть на православие как на нашу национальную религию, защищать свои чувства силами полицейских и прокуроров, настаивать на том, что нам все вокруг должны, стремиться к тому, чтобы в каждом микрорайоне был храм с куполами-колоколами. Другая – вспомнить слова Христа: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк 12:32; Царство, конечно, не земное, а Небесное), отказаться от внешних притязаний, начать созидать общинную жизнь снизу, растить в своей среде кандидатов в священнослужители, смириться с тем, что не будет куполов и крестов, не будет, может быть, даже царских врат – но не будет и зависимости от милости государственных чиновников, а будет христианская жизнь, будет единство во Христе, будет Евхаристия – а остальное, по слову Спасителя, приложится.

Я, конечно, несколько утрирую: эти две возможности не полностью исключают друг друга. И храмы, если есть такая возможность, строить необходимо. Но всё же православные христиане России должны, хотя бы внутренне, определиться, что важнее: имперское величие, пышное благолепие, комфорт – или же свидетельство о Христе самой своей жизнью, без внешнего блеска, но с внутреннем горением?

Цей запис має 11 коментар(-ів)

  1. Хорошо, безусловно прогрессивно, но… терминология автора, касающаяся царственного священства, оставляет желать много лучшего.
    А автора пресвитер=священник. Тогда как пресвитер – одно из возможных служений народа Божьего, среди которого – безусловно все – поставлены в служение священства. А вот с осознанием этого – да, большие проблемы. Но факт поставления этой проблемой не отменяется.

    1. Хорошо, я готов принять упрек в неточности терминологии. Но какую именно корректировку вносит всеобщее священство в тезисы моей публикации?

  2. ТО и другое должно быть – по обстоятельствам. 20 лет в Англии – видел все варианты. Самая суть всего происходящего http://www.kiev-orthodox.org/site/churchlife/5025/#всегда в том что форма ставится выше содержания и количество впереди качества. И идёт это как правило СВЕРХУ. Соль перестаёт быть солёною – вот где проблема.

  3. Сергей

    Хорошие и правильные мысли. Важна община, но храмы – это не только здание. Это и свидетельство о Христе, свидетельство того, что церковь жива. Храм может быть и в неприспособленном помещении, но кто из проходящих мимо об этом узнает.
    Многие святые люди потрудились много для созидания храмов, они до революции понимали что впереди, но тем не менее созидали храмы. Кресты на храмах – это напоминание, о том кто мы и какая цена нашей веры. Сейчас во многих странах кресты всех раздражают, их упраздняют из школ, больниц.
    Я не призываю строить огромные соборы, но храмы нужны.
    Огромный подвиг нужно приложить священнику, чтобы храм был домом молитвы для людей, а не пустым.
    Это как в Евангелии про Марфу и Марию, оно читается на праздники Божией Матери. Святые отцы говорили, что здесь соединены два вида служения Богу – Господь похвалил Марию, но не уничижает служения Марфы.
    Относительно священства. Среди знакомых мне священнослужителей большинство учились в семинарии заочно после или до рукоположения. Кто-то был педагогом, некоторые были врачами. В этом не вижу никакой проблемы. Напротив, когда человек не имеет никакого опыта жизни кроме семинарии, нет опыта работы в миру, службы в армии и т.д. – и рукополагается в 22-23 года. Мне кажется это рановато. И нет никакой проблемы воспитывать священнослужителей на приходах, а учится заочно. Отношение священноначалия к этому пока негативное, но может измениться

  4. Свидетельство о Христе Воскресшем важно, но для этого не обязательно строить огромные храмы.
    Была в Хельсинки, православный храм на втором этаже дома, прекрасно функционирует, есть община и службы идут своим чередом

  5. Всё верно! Сначала должна возникать община, а уже потом строить храм и налаживать жизнь прихода. У нас же всё с точностью до наоборот: будет храм – будет и приход. А уже потом (возможно) и община. Я из Петербурга и у нас тут тоже есть как минимум две “горячие точки”, где храм хотят построить на месте сквера и из-за этого большие противоречия между активистами строительства и другими.

Залишити відповідь до Олег Арбузов Вятский Скасувати відповідь