В церковной среде периодически обсуждают вопрос о правомерности и духовной пользе современной русской практики перевода монахов из одного монастыря в другой без их согласия. Публикуем мнение иеромонаха Клеопы из монастыря Петрас в Греции, Элладская Православная Церковь.
На Афоне есть такое правило. Старец келлии, постригая послушника в рясофор, после этого не может его выгнать. Рясофорный же может уйти, если он увидит в этом для себя духовную пользу. После пострига в схиму уже ни послушник не может уйти, ни геронда не может его выгнать. Эти двое принимают на себя взаимные обязательства. Не только послушник даёт обеты, но и геронда связан обетом. И это это очень здраво духовно.
Коренное различие между монастырём русским и греческим лежит прежде всего вот в какой плоскости. Русский монастырь, даже очень хороший, это, прежде всего, организация. Она основана сверху. Епископ присылает игумена, тот начинает собирать братию. Потом епископ может поменять игумена, забрать монахов из монастыря, потом прислать новых и так далее.
В Восточном же монашестве монастырь – это, прежде всего, семья. Она вырастает вокруг духовника, собирается годами. В неё не принимается абы кто, человек годами может приезжать в монастырь прежде чем его примут окончательно. Игумен (игумения) выбирается насельниками из своих, из тех, кого они видят именно как духовного руководителя общины, как отца и мать в одном лице, кому они готовы довериться полностью. Также епископ не имеет права присылать кого-либо в монастырь или забирать из монастыря. Уход или переход в другой монастырь решается совместно игуменом и насельником.
Поэтому община, какая бы она не была, плохая или хорошая – это как выдержанное вино, как настоявшийся мёд. Человек приходит в монастырь и, как правило, остаётся там до самой смерти. Игумен – это тот, кто прожил рядом с ним десятки лет, такой же хранитель предания монастыря, как и он. Потому он, как правило, обладает полным доверием насельников обители.
Такое устройство монастыря приводит к тому, что каждый монастырь имеет свои обычаи, свои предания. И желающий стать монахом может выбрать именно такой монастырь, который ему по духу, который больше всего соответствует его духовному устроению. Один ищет монастырь миссионерский, другой хочет уединения и строгой аскезы, молитвы, где-то больше физического труда, где-то меньше. Да ещё и сам монастырь проверит человека на соответствие новоначального духу именно этого монастыря.
Если говорить современным языком, то в этом случае возникает рынок предложения. Монастырей много, есть возможность выбрать. Хороший монастырь всегда будет привлекать новых послушников, ищущих спасения. В монастырь же неудачный никто не пойдёт. Таким образом, монашество всегда остаётся сильным.
И не может быть такого, что епископ возмёт и разрушит крепкий монастырь, разрушит общину, вмешается в духовную жизнь монахов. Конечно, у него остаётся много способов контролировать благочиние и общий порядок жизни монастыря, как части епархии. но сама суть монашеской жизни остаётся незатронутой.