В Великобритании появились популярные тесты, позволяющие человеку определить дату своей смерти. О том, как нужно жить, чтобы не бояться умереть, рассуждает член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви, профессор Свято-Филаретовского института Давид Гзгзян.
— Новые тесты, которые изобрели молекулярные генетики, позволяют на основе анализа состояния теломеров — концевых структур хромосом — определить с какой скоростью стареет организм и, таким образом, высчитать приблизительную дату смерти человека. Количество тех, кто хочет пройти исследование, так велико, что намного превосходит мощности лаборатории — по крайней мере, об этом говорят английские специалисты. Как можно прокомментировать подобный факт?
— Здесь существуют две проблемы: во-первых, насколько состоятелен этот анализ с научной точки зрения, во-вторых, каким образом медики оценивали спрос на подобную услугу. Если он действительно велик, то это говорит об еще одном выражении потребительского характера современной цивилизации. Ведь человеку нужно знать дату своей смерти только в том случае, если у него есть какая-то точная программа действий на жизнь, если ему ясно, что и в каком объеме в ней должно происходить. Представить подобное умонастроение можно только у человека потребляющего. Если известен срок действия потребительской программы, то ее можно подкорректировать в пользу более интенсивного потребления, чтобы извлечь как можно более значительную сумму удовольствий. Но так как вообще потребительство — позиция нездоровая (у современных людей даже диапазон желаний стремительно мельчает), то внедрение подобной технологии может спровоцировать массовый трудноизлечимый психоз. Так что подобную услугу стоило бы просто игнорировать, особенно если анализ не дает каких-то явных возможностей для корректировки состояния организма.
— Есть ли с христианской точки зрения смысл в незнании даты смерти?
— С христианской точки зрения смысл есть даже в том, что мы не знаем даты кончины мира. И дело здесь не в том, что она просто держится в секрете, по принципу «не вашего ума это дело». Знание конца человека парализует, оно противоречит его призванию — творческому образу жизни, бесконечным открытиям того, что на самом деле есть человек в самых светлых своих проявлениях. Если вдруг оказывается, что у нас есть четко заданные рамки, тогда меркнет сам смысл жизни как Откровения, творческого акта, тогда в жизни не может быть таких творческих взаимодействий между людьми, как любовь или дружество. Как могут запрограммированные на потребление персонажи любить? Ответ дан в замечательной сказке Шварца, где министр дает определение любви — это то, что неудобно, смешно и очень приятно. Вот собственно и все. У другой любви, понимаемой как открытие неисчерпаемой личности в другом биологическом феномене под названием человек, не может быть ни рамок, ни границ, ни закономерностей.
— Может быть, зная дату окончания жизни, человек наоборот будет стараться жить еще более творчески и активно?
— Вряд ли. Творческие импульсы невозможно просчитать и уложить в определенный срок. Подобное знание порождает другую форму активности. Если над тобой висит определенный срок, то жизнь можно только потреблять, заботясь о том, чтобы ничего не упустить. В этом случае существует одна забота, чтобы смерть произошла как можно более незаметно. А вообще интерес к последним вопросам бытия, с точки зрения потребительских характеристик, очень вреден, поэтому его нужно заранее отключить.
— Но ведь существует христианская точка зрения, что человек, в том числе неизлечимо больной, должен знать правду о себе, потому что ложь — она не от Бога. А знание о пределе жизни предельно честно.
— Этот тонкий вопрос всегда связан с внутренней готовностью человека. Принцип всегда говорить только правду о физическом состоянии человека не христианский, а правовой. Он, в частности, превалирует в американской системе общественных отношений и продиктован специфическим правовым сознанием людей, живущих в Штатах: человек здесь имеет право знать о своем состоянии. Христианская же позиция говорит о том, что нельзя всех людей стричь под одну гребенку. Каждая личность уникальна и подход к ней должен быть уникальным. Да, конечно, убежденный христианин, который имеет адекватное представление, что такое жизнь и что такое смерть, должен знать все. В остальных случаях нужно смотреть внимательно, потому что кто-то мобилизуется от подобной информации, а кого-то она раздавит. Нельзя выкладывать всю правду человеку, который к этому не готов — это немилосердно.
— Общество потреблениям особым образом отрицает смерть. Отец Александр Шмеман писал о том, что умерший человек в современной цивилизации моментально отчуждается от живых — ритуальная служба увозит тело, занимается всеми похоронными делами, катафалкам в Европе вообще запрещено показываться на улицах днем. Так удается делать вид, что смерти не существует.
— Да, это так, покойника мгновенно изымают из дома, его не должны видеть дети, хоронят на Западе исключительно в закрытом гробу. Там господствует культура сдержанного поведения на похоронах. У нас сохранилась традиция прощания как отзвук восточного обряда погребения. Смерть должна быть вынесена за скобки — это естественная установка потребительского общества, потому что саму смерть потребить невозможно — это глубоко противоположно потребительской установке.
— Хочется спросить, как же должно быть.
— Трудно говорить о какой-то универсальной норме. Я, как христианин, могу сказать, что убедительнее всего проблема смерти, вернее, преодоления смерти разрешена в Евангельском откровении. Христианское откровение — это вера, во-первых, в преодолимость смерти и выражается она в телесном воскресении, во-вторых, в то, что смерть — эта темная тайна, которая, тем не менее, сама по себе измеряет ценность земной жизни человека. Прежде чем стать вечной, жизнь должна пройти испытание. Христианину нужно трезво смотреть на тот факт, что он не обойдет смерть, и поэтому строить свою жизнь так, чтобы в ней оказалась заметна ее вечная ценность. Если это может состояться в земной жизни, то у нее есть перспектива для жизни вечной. А если человеку нечем было жить в преддверии смерти, то непонятно, чем он будет жить по воскресении. Есть такое проблематичное понятие в христианстве, как вечная мука.
— Мне кажется, что в России, где такое количество бессмысленных смертей, товар в виде знания о смерти не будет популярен.
— Я так не думаю. Россия — трагический опыт человечества. Тот факт, что у нас так девальвирована ценность человеческой жизни — это результат скорбного пути, который наша страна проделала в ХХ веке. Так что у нас в силу сложившихся особенностей социального сознания подобная информация может рассматриваться как товар, как ресурс, которым будут пользоваться.
Беседовала Елена Кудрявцева
Информационная служба Преображенского братства