Блог

Статья из архива автора, без указания даты написания.

1

На протяжении последних пятидесяти — шестидесяти лет мы наблюдаем новую и поистине беспрецедентную встречу христианского Запада (как католического, так и протестантского) с Православными Церквами Востока. И тем не менее я убежден, что вообще на Западе и в особенности в Америке, несмотря на все многочисленные и разнообразные «контакты» и «диалоги», несмотря на их открытость, столь характерную для этой встречи, Православие как таковое, то есть его духовную сущность и глубину, знают очень мало, а понимают еще меньше. Я пришел к такому убеждению после двадцати пяти лет чтения лекций в католических и протестантских семинариях, а также участия в дебатах, дискуссиях и конференциях. И потому мне кажется, что в этой краткой попытке «представить» Православие западному христианину первый вопрос, требующий ответа, звучит именно так: «Откуда такое неведение?»

Причин этому, несомненно, много. Однако здесь я буду говорить только об одной, которая, по моему мнению, включает в себя тем или иным образом и все остальные и которая продолжает, так сказать, «действовать» и сегодня в наш так называемый «экуменический» век.

Окончательное разделение, или, говоря богословским языком, раскол, между Римом и Константинополем (центрами, соответственно, латинского Запада и греческого Востока) произошло в 1054 году. И с тех пор, почти уже тысячу лет, две половины первоначального христианского мира развивались не только в изоляции друг от друга, но и совершенно разными путями. Латинский Восток вступил на путь расцвета и экспансии, который — через великий средневековый синтез, Возрождение и Реформацию, открытие Нового Света и, наконец, громадные успехи в науках, технологии и промышленности — привел его к превращению в могущественную и поистине универсальную цивилизацию, в безусловную мировую державу. А для греческого православного Востока начался долгий период «темных веков», отмеченный постепенным ослаблением и закончившийся падением Константинополя в 1453 году и длительным турецким владычеством, под которым Православные Церкви в Малой Азии, на Ближнем Востоке, в Египте и на Балканах просто пытались выжить. Таким образом, Запад буквально «забыл», так сказать, Восток, в первое тысячелетие христианства доминировавший в развитии богословия, духовности и богослужения. Ранний (святоотеческий) подход к учению Церкви постепенно заменили великие схоластические системы с их точными определениями, жесткими категориями и лексикой. Объединившийся вокруг Рима Запад считал восточных православных раскольниками, которых следовало рано или поздно просто присоединить к западному Christianitas¹. Именно это западное «нечувствие» истинной восточной традиции привело к неудачам таких попыток объединить Запад и Восток, как Лионский (1274) и Флорентийский (1439) соборы. Завоевание Константинополя латинскими крестоносцами в 1204 году превратило взаимное отчуждение двух христианских миров в глубоко укоренившуюся враждебность и подозрительность.

Я вспоминаю эту печальную историю не для того, чтобы вдохнуть жизнь в старые споры и обиды. Задача моя — выявить истоки западного незнания Православной Церкви. Слишком долго Православия не было на исторической сцене, и это придало Западу чувство самодостаточности и эгоцентричности, и это заставляет его подходить к Востоку лишь в рамках своих собственных, западных категорий и умозрений. Великая трагедия Запада — Реформация и Контрреформация — вызвала к жизни дихотомию «католики — протестанты», единственную, которую западный христианин знает и понимает «экзистенциально». И даже когда он «открывает для себя» Восточную Церковь, независимо от его искреннего желания ее понять, он бессознательно пытается свести ее к собственному опыту, к собственным «категориям». Несколько упрощая сложную ситуацию, можно сказать, что протестант стремится «свести» Православие к некоему роду протестантизма, а католик — к некому роду католицизма. Таким образом, в первую очередь нам следует освободить Православие от обеих редукций, увидеть его прежде всего таким, каким оно «видит себя».

2

Неслучайно, конечно, в момент отделения от латинского Востока и противопоставления себя ему Восточная Церковь назвала себя Православной. Этот термин подразумевает нечто гораздо большее, чем просто формальное «самоопределение». Какая религиозная община когда-либо заявляла себя «не православной»? В Восточной Церкви это самоназвание означает в первую очередь определенное понимание самой Церкви, ее сущности и ее жизни. В греческом языке слово «православие» означает как «правую», истинную веру, так и «правое», истинное прославление Бога, то есть «эпифанию», актуализацию веры как новой жизни, дарованной во Христе тем, кто верит в Него, жизни, которую в «этом мире» дарует и являет именно Церковь. В богословии греческих Отцов от св. Афанасия Александрийского до св. Иоанна Дамаскина и св. Григория Паламы истина — это не просто «цель» и «объективно» правильное утверждение о Боге, мире и человеке, но превыше всего это — сотериологическая реальность и сила. Истина спасает, преображает, «обоживает», ибо она — общение с Богом, присутствие и действие в нас Духа Святого. «Ересь» же, наоборот, — это не только и не просто «ошибка», но, будучи искажением живой Истины, она ставит под угрозу спасение. В свете этого великие вероучительные споры IV–IX веков, касавшиеся Троицы (о двух природах и двух волях во Христе, об исхождении Святого Духа и природе «благодати», споры, которые современному христианину кажутся «не имеющими отношения» к «истинным задачам» Церкви в мире), всегда были и остаются для православных поистине «экзистенциальными», принципиально важными для самоосуществления Церкви. Таким образом, «православие» — это не только верность «прошлому», которое раз и навсегда «определило» христианскую веру, но это — образ жизни в ненарушенной целостности Церкви, Церкви как новой жизни, как причастии Богу и, в Нем, Его вечному Царствию.

3

Отсюда — важность для православных, центральное место Предания. Внешне, в том, что касается центральной власти, административных структур и процедур, Православная Церковь менее «едина», чем некоторые протестантские образования. Сегодня она состоит из пятнадцати независимых или автономных «поместных» Церквей — патриархатов, митрополий, архиепископий и т.д., некоторые из них — церкви национальные, другие — многонациональные, и единственная видимая центральная власть — традиционное «первенство чести» (но не юрисдикции) Константинопольского патриарха в Стамбуле. Но что же тогда объединяет все эти Церкви? Что делает их, несмотря на многообразные различия и периодические конфликты и разногласия, одной Церковью? Ответ на это один: Предание, непрерванная целостность общей веры, общего богослужения и, превыше всего, общего опыта Церкви.

Предание легко может быть спутано или даже отождествлено с простым «традиционализмом», с приверженностью внешней обрядности, обычаям, «прошлому» как таковому. И именно этот «традиционализм» чаще всего и видит западный человек в Православной Церкви. Но, хотя такая опасность действительно существует, было бы неправильно не увидеть значения истинного православного Предания. Ибо его функция в том и состоит, чтобы освободить Церковь от полного отождествления с любой случайной и преходящей «ценностью» мира сего, будь то «современный мир», или «национализм», или «культура» и т.п., и капитуляции перед ней. Какова бы ни была степень такого отождествления и капитуляции, всегда остается возможность обращения к Преданию, которое сильнее всех этих «ценностей», обращения к Церкви, явленной и созданной этим Преданием.

Другими словами, Предание — это та целостность богодухновенной памяти Церкви, которая — в постоянно меняющихся условиях, культурах, идеологиях, умозрениях — исполняет и сохраняет Церковь как всегда одну и ту же церковь, одну и ту же веру, одну и ту же жизнь, одно и то же спасение. Таким образом, в первую очередь это предание самой веры. Православная Церковь не имеет органа церковной власти, обладающего непогрешимостью ex sese². Для православных Церковь непогрешима не в том смысле, что в ней есть magisterium³, чьи указания обладают гарантией непогрешимости, но потому, что Дух Святой обитает в ней и ведет ее ко «всей Истине». Однако сохранение этой живой Истины — общая ответственность всех членов Церкви, как клира, так и мирян. И только принятие Церковью (процесс, который не может быть определен в юридических терминах) запечатлевает вероучение как откровение Истины. Но руководящие принципы этого процесса находятся в Священном Писании, в принятом учении Святых Отцов, в литургии и в решениях семи Вселенских соборов. Следует тут добавить также, что не только священнослужители могут обладать богословским призванием и что некоторые из величайших православных богословов были мирянами.

4

Богослужение, литургическая традиция занимает в Православной Церкви поистине центральное место. Нигде более древняя формула lex orandi lex est credendi (закон молитвы есть закон веры) не является столь самоочевидной. Литургия для православных в самом глубоком смысле есть главное и основное выражение опыта Церкви, ее веры, ее знания Бога и общения с Ним. Литургия — это прежде всего опыт рая, опыт Царствия Небесного, истинного дома человека, в который привел его Христос, Сам став человеком, приняв нашу природу и вознеся ее вместе с Собой на Небо. Литургия, и в особенности Евхаристия, — самое средоточие эсхатологической природы христианской веры и Церкви. Наша истинная жизнь сокрыта со Христом в Боге. В Церкви мы уже становимся свидетелями и участниками Царствия, которое для «мира сего» еще только грядет, но которое в Церкви уже присутствует, является, подается как радость, мир и праведность в Духе Святом.

Но этот литургический опыт «рая» — не бегство от мира, от его жизни и его проблем. Наоборот. Именно потому, что Церковь знает конечный «результат», то есть судьбу и смысл (в Боге) всех вещей и превыше всего конечную судьбу человека, она может в мире сем свидетельствовать об этом смысле, звать человека к исполнению его высокого предназначения, помогать распознавать волю Божию. В своем богослужении она есть «таинство Царства», икона, присутствие в мире сем новой твари, новой жизни. Таким образом, она есть таинство мира. Назначение Церкви — освящать мир и жизнь, а это значит — относить их к их истинному смыслу, их истинной «цене» в Боге. В своем «богослужении времени» (дневной, недельный и годовой циклы) Церковь освящает время, делает его паломничеством, путем к исполнению всех вещей в Боге. В таинствах Крещения и Миропомазания она освящает жизнь человека и вводит его в воскресшую и бессмертную жизнь Христа. Церковь — это всегда переход от старого к новому, сила изменения и преображения. Преображенная жизнь, восстановленный образ Божий, Христоподобное человечество сияет на иконах, исполняется в обрядах, словах и музыке. Пребывая в общении с Богом, Церковь, таким образом, находится в общении со всем Божиим творением, в центре которого она видит и почитает как его живую икону, смысл и красоту — Богородицу и сонм святых.

5

Православная Церковь твердо верит, что мир спасен в человеке, в конкретном и единственном в своем роде призвании каждого человека. В то время, когда человека сводят к безличным «структурам», к «обществу», «классу», «истории» и т.д. и когда даже христиане принимают эти редукции, чрезвычайно важно подчеркнуть присущий Православной Церкви персонализм. Не индивидуализм с его самовлюбленным поиском бессмысленной свободы и «самореализации», не личные религиозные чувства и переживания, но зависимость всего — спасения, освобождения, самореализации и т.д. — от личного принятия креста Христова, «узкого пути», непрекращающейся борьбы между Богом и «князем мира сего».

Так, если вера и видение Церкви космичны и эсхатологичны, то ее духовность (призыв, обращенный ею к каждому из своих членов) — аскетична. «Спасись сам, и тысячи вокруг тебя спасутся…» Эти слова св. Серафима Саровского, русского святого XIX века, очень точно выражают этот призыв. Способы и методы этой личной борьбы, этой «жизни во Христе» известны из писаний великих духовных учителей, писаний, собранных в «Добротолюбии». В этом смысле монашество (источник этого духовного учения) занимает в Православной Церкви и ее Предании совершенно особое место. Не все, конечно, должны становиться монахами, но евангельский призыв «Ищите же прежде Царства Божия…» (Мф. 6:33) обращен ко всем и каждому следует ответить на него лично и экзистенциально. К каждому человеку обращен призыв «поступать по Духу» (Гал. 5:16) и неустанно искать «путь еще превосходнейший» (1 Кор. 12:31). Ибо, по словам св. Серафима, вся жизнь христианина — это прежде всего «стяжание Духа Святого». Мы призваны к святости, потому что Бог свят, и именно «святость», а не «идеологии», приносит миру спасение.

За последние сто лет Православная Церковь «вырвалась» из своей изоляции и освободилась от почти полного отождествления с «Востоком». Политические, социальные и экономические факторы привели к появлению и постепенному росту православной диаспоры почти в каждом уголке мира. Только в Северной Америке сегодня проживают не менее двух миллионов православных христиан. Так, в наши дни Православная Церковь живет под двойным знамением — преследования и экспансии на Запад.

Преследование. Девяносто процентов православных христиан живут сегодня при откровенно и воинственно антихристианских режимах. В России после коммунистической революции 1917 года новая власть попыталась насильственно уничтожить Церковь как таковую. Сотни епископов, тысячи священников и буквально десятки тысяч мирян были казнены или умерли в концентрационных лагерях. И хотя эти кровавые преследования прекратились, христианство, как и все другие религиозные объединения, остается ограниченным, запрещенным для преподавания в школах, обсуждения в печати и т.п. После Второй мировой войны такая же политика была принята и в других атеистических государствах Восточной Европы. И несмотря на все это — Церковь выжила. И это факт громадного значения. Сегодня можно говорить уже и о религиозном возрождении. И неслучайно, что величайшие писатели, родившиеся или по крайней мере выросшие при «безбожном» режиме, — Пастернак, Солженицын, Максимов и многие другие — не только считают себя христианами, но опираются на христианскую веру как на главную мотивацию и вдохновение своего труда.

Экспансия. Не менее значима и новая встреча между Православием и Западом, встреча, которая происходит в православной диаспоре. Православная Церковь на Западе, и особенно в США, теряет свой «иммигрантский» характер. Все чаще использует она в своем богослужении английский язык и становится постоянной и неотъемлемой частью западного религиозного ландшафта. Эта встреча, эта «имплантация» Православия в мире, где его до того просто игнорировали, — и для самих православных, и для западных христиан процесс совсем не легкий. Мы еще не совсем понимаем язык друг друга. Мы разделены многими веками взаимного незнания и непонимания, иногда даже открытой вражды. Но мы верим, что эта встреча Востока с Западом происходит по воле Божией. Христианство переживает кризис. Мир переживает кризис. Но кризис (в христианском понимании этого слова) — это всегда суд Божий, призыв очистить нашу веру, наше видение, нашу жизнь. Так пусть такое очищение и станет «содержанием» нашей встречи, ее внутренним стимулом и целью.

Перевод и примечания Е..Ю. Дорман. Опубликовано в: Шмеман А., прот. Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. Перепечатка с разрешения издателя.