Подвиг – в христианской жизни одно из ключевых понятий.
Сдвигать верой горы собственных греховных страстей и навыков, нанесенные годами и годами жизни, двигать себя за Христом, быть в движении, преодолевать сопротивление косной внешней среды, то равнодушной, то порой прямо враждебной Церкви – всё это и задание Божье, и естественное состояние христианина.
Увы, как часто из слов, однокоренных с «подвигом», нам нынче более всего знакома церковная «движуха» – суетливая и громогласная видимость духовной деятельности… Как часто мы не задумываемся даже, что употребляемое в приходских разговорах, нередко даже с ироническим оттенком, слово «подвижник» означает не только прославленных пустынников древности, чьи подвиги увековечены в агиографических анналах, что подвижником именуется не исключительная фигура в Церкви, не некий духовный бэтмен среди средней массы обычных людей, но попросту – каждый из христиан, просто по факту нашего вступления в Церковь Христову через крещение…
Сегодня в церковной среде – множество споров и разговоров про катехизацию (к слову, слышать такие споры вообще бывает несколько странно – словно бы катехизация, научение крещаемых основам христианского вероучения, есть какая-то новость, а не исконно неотъемлемая часть жизни человека в Церкви, – но это уже предмет иного большого разговора).
В той или иной мере, но любой священник, уча и крестя народы, однажды задумывается вот над каким аспектом катехизации: да, сумму знаний о Церкви и содержании вероучения я им дать худо-бедно могу – но как научить подвигу? Не просто «научить жить» в смысле рассказать, что и как положено делать православному, креститься-молиться-поститься-исповедоваться-причащаться – а дать важнейшее понимание: через крещение мы не только вступили во что-то новое – но отрекаемся и уходим от старого, от самого себя старого. От рабства сатане, от служения греху. Что стоит за этими, всем нам православным привычными, словосочетаниями? Как объяснить это человеку на живом, пульсирующем, кровоточащем материале его жизни, чтоб до него дошло, не просто умом – нутром дошло, « торкнуло», как говорит молодежь?…
Становимся святыми, взятыми Богом в удел, вступаем в братство Христово, в подданные Царства уже не кесарева, а Христова, и через это так или иначе – в коренное противоречие с привычным миром, с миром сим, на накатанной дороге – выруливаем на встречку, и страшно рискуем попасть в столкновение, рискуем покоем, материальным и душевным благополучием, здоровьем, реноме, такими и сякими гарантиями, порой просто здравым житейским смыслом, многими вещами, которые в мире сем являются первостепенными ценностями – и как донести это до человека, желающего быть христианином?
И даже так вопрос стоит: кто донесет это до него? Батюшка? Вроде бы – ну а кто ж еще-то, это ж его работа, а с другой стороны – как не понять и внутренние ломки самого батюшки, когда он чувствует себя, говоря катехумену (греч. κατηχουμενος, в христианстве — люди, не принявшие крещение, но уже наставляемые в основах веры) все это, словно тот ротный, который приехал на родину погибшего своего бойца, да еще в мирное время погибшего, в чужой стране и вроде бы непонятно за что, и должен что-то объяснять поседевшей от горя матери…
Какие слова найти-то? Да есть ли вообще такие слова? На подвиг христианской жизни – да полноте, не на смерть ли зовет батюшка ни о чем таком зачастую не подозревающего крещаемого?.. А имеет ли он право такое? А вообще, его ли это дело, зане сам – смертный и слабый и грешный человек?
А не просто ли на Бога надо крепче уповать, не на Него ли вообще целиком вот это всё переложить, тем более что вроде как и Евангелие вот подсказывает – Сам Христос говорил ученикам, что не пришли бы они, если бы не призвал их прежде Отец Небесный, мол Бог-Отец Сам их приготовил неведомым образом без нашего участия, вот и мы должны уповать на то же самое?..
А если человек, который, идя креститься, вовсе не этого хотел, услышав о таком раскладе дел и что такое быть христианином, элементарно перепугается, разочаруется или вознегодует – и уйдет, и больше никогда не придет, и ладно если даже в негодовании будет хулить церковные порядки, или жаловаться по инстанции начнет, что вот, мол, его попы, вместо того чтоб просто покрестить, стали напрягать всяким-разным (таких случаев сколько угодно, и немало батюшек при сем маливалось пред иконою Божией Матери «Умягчение злых сердец» о своих начальствующих, которые, как известно, не зря носят меч), – а ну как и вовсе от Христа его оттолкнем этим всем?…
Отпустить ли новопришедшего на вольную волю, ибо известно, что невольник – не Богомольник, или прилагать всё же усилия к тому, чтобы приобрести его душу для Христа?… И вот, задавшись такими вопросами, умолкает батюшка, потихоньку слезает с учительной своей кафедры, забирается в уголок, молится там Богу глаголами неизреченными и думает, думает, думает…
Есть ли на такие вопросы вообще ответы? И даже на этот вопрос – нет однозначного ответа, простого, черным по белому в канонах и правилах прописанного…
Особенно сжимается сердце, глядя на тех, многих и многих, кто давно уже крещен, но для кого все это осталось на уровне «да, я православный, потому что так принято, но в церковь не хожу – Бог у меня в душе», и кого впервые жизнь заставила вдруг задуматься над важностью, скажем так, самоидентификации во Христе, таким боком повернулись события, что вылезли вопросы, которые, казалось бы, никогда и возникнуть не могли – о месте религии в твоей, не «вообще», а именно твоей кровной житейской ежедневной жизни…
Один случай вспоминается, из тех, которых становится всё больше и больше… Пришла женщина, у которой дочка собралась замуж . В тревоге: как быть? Хорошая порядочная обеспеченная жизнь, хорошая дочь, заканчивает вуз, полюбила хорошего порядочного парня, тоже из хорошей семьи, тоже заканчивает вуз, отвечает девушке взаимностью, дело идет к свадьбе, те и другие родители довольны. И вдруг – возникло нечто совершенно непредсказуемое: парень – дагестанец и мусульманин. А девушка, как и все ее близкие – как водится, крещена в Православии.
– Да я не против, я рада, что дагестанец, там хорошая крепкая семья!…И он сам никакой не фанатик, парень хороший, умный, достаточно широких взглядов, к исламу относится постольку-поскольку. Но его отец непреклонен: девушка войдет в их дом женой сына – значит, должна принять ислам. Говорит, что ничего против православия не имеет – но таков семейный закон, а он непреложен. Была бы у него дочь, вошла бы как жена в дом православного – пожалуйста, крестись, но у него – сын, мужчина, он глава жены, а глава сыну – отец. И парень даже не мыслит, что можно – против слова отца. Батюшка, как же быть?!
– А что вас смущает? Делайте как считаете нужным, как и раньше всё делали и жили без оглядки на Церковь, зачем же сейчас-то пришли совета спрашивать?… Христос ведь сказал: где сокровище ваше, там и сердце ваше, вольному – воля… Вот и…
-Да я-то ладно! Я тоже так же считаю… А вот дочь… Она себе места не находит. Казалось бы, какая разница, пустая формальность, ради любимого человека, ради будущего, ведь это самое важное в жизни! Ну, неужели Бог не простит?! Ну, какая разница – Бог ведь один! Ведь правда, Бог-то один?!
(А что тут скажешь – формально говоря, Бог-то и впрямь один…)
– А она не может! Что-то ее гложет, она мучается! Ну, она крещеная, как и все мы. В Церковь она особо не ходила, ничего там такого не соблюдала. Ну вот что ее мучает? Какая там заноза сидит?! И мы-то все извелись с ней.
Я не знал, что ей сказать. Настолько искренне было непонимание этой женщины, вдруг обнаружившей, что какой-то пустяк, крещение, просто народный обычай, и вопросы религии, о которых разве что бывает порой небезынтересно поговорить в компании за чашкой чая, вдруг становятся чем-то грозным, непонятным, подлинным в жизни ее дитяти, в их жизни, такой налаженной…
Настолько неподдельным был страх в ее глазах, в дрожащем голосе – и перед новой родней, перед наступательной брутальной мощью ислама, его религиозной, семейной, бытовой однозначностью (этот страх так знаком ныне многим представителям того, что именуется «христианской цивилизацией»), и перед тем неведомым, что проглянуло в ее дочери. Я попросил прийти для беседы – саму девушку… Не знаю, придет ли.
Придет – и что? Как призвать ее к малому, но важному для нее подвигу – прислушаться к этой занозе, к этому голосу внутри себя, не глушить его житейскими доводами, опознать его, дать ему и дальше говорить в сердце? Где найти силы выбирать в беседе каждое слово и наполнять его не своим жалким разумением, а – Божьим?… Или лучше и смиренномудрее просто предоставить ее Богу, поминая в молитве, и только?…И должен ли я как священник вообще брать на себя ответственность за то, что кто-то когда-то покрестил эту девушку, не дав ей не просто набор информации из учебника «Закон Божий», но главного – понятия о том, во что она вступит через крещение, понятия о подвиге как естественном образе жизни во Христе?…
Догадываюсь, что у многих собратий-священников есть те же самые думы, кто-то так же пытается найти ответы на них… Многим из нас, старающимся более-менее всерьез относиться к своему служению, часто ничего не остается отвечать на больные вопросы вопрошающих, особенно тех, кто, быв поставлен жизнью перед скорбями, болезнями, смертью близких, тяжкой необходимостью выбора, впервые осознал бытийную серьезность своего шага в Церковь Христову и узнал о том, что Господь ждет от него – подвига, кроме как искренне поплакать вместе с плачущими…Что мы еще можем, немощные. Но страх – полно, да достаточно ли только этих слёз, чтобы оправдаться перед Богом – нет-нет да и сожмёт сердце…