В церковной журналистике традиционно принято «не выносить сор из избы». Наверное, это правильно. Особенно, если вопрос касается личного благочестия того или иного ответственного лица, не влияющего на качественно исполнения оным функциональных обязанностей. Хотя даже и здесь случаются вопиющие прецеденты, когда замалчивать те или иные неприглядные факты – просто невозможно. Тем не менее, обычно мы пользуемся принципом «не пойман – не вор». Ну а если даже «не вор, а пойман», то, увы, обычно все равно «вор».
Куда сложнее, когда вопросы касаются не только и не столько личных качеств того или иного лица, пусть даже и облеченного высокой должностью или даже саном, а вопросов вероисповедных и церковно-юрисдикционных. То, что подрывает чистоту православной веры, единство Церкви, а также явно дискредитирует церковные инициативы в глазах как внутренних, так и внешних, не может быть объектом внутрицерковной дискуссии, но должно обсуждаться максимально открыто. Тем более, что в последние годы сама Церковь стала намного более открытой светскому обществу как в своих миссионерских инициативах, так и в социальном служении. Более того, активизация церковно-государственных отношений неизбежно сказывается и на том, что доселе скрытые от посторонних глаз стороны жизни Церкви, неизбежно «выводятся из гетто».
Лично для меня пока остается открытым вопрос о полезности церковной «транспарентности». Но уж если решение о «миссионерском прорыве» было принято, то необходимо понимать, что сам этот прорыв возможен только в том случае, если ни у кого из нас, церковных журналистов, публицистов и издателей, не останется традиционных для пишущей братии «междустрочного подмигивания», «камня за пазухой» и «фиги в кармане». В противном случае нам придется уподобляться участникам «соцсоревнований», приписывая дутые нули к показателям наших «успехов» в той или иной лагуне бескрайнего океана миссионерско-катехизаторской деятельности.
Но не буду наводить «тень на плетень». Если уж гласность, так гласность, если уж транспарентность, то траспарентность. Скажем прямо, побудила меня написать эту авторскую колонку одна, казалось бы, достаточно банальная церковная новость. Более того, событие, которому посвящена эта новость настолько светлое и радостное, что, казалось бы, ни у кого не должно вызывать сомнений и нареканий. Но в моем случае все оказалось иначе.
Итак, согласно сообщению Информационно-аналитического портала Саратовской епархии, с сегодняшнего дня по 25 мая в означенной епархии будут пребывать мощи священномученика Киприана и мученицы Иустины из Свято-Ильинского мужского монастыря г. Одессы. 16 мая Епископ Саратовский и Вольский Лонгин совершил Божественную литургию в храме в честь Смоленской иконы Божией Матери Свято-Алексиевского женского монастыря г. Саратова. Во время богослужения состоялась торжественная встреча мощей.
Далее на епархиальном сайте дается дополнительная информация:
«Ковчег с частицами мощей священномученика Киприана и мученицы Иустины был принесен в Свято-Ильинский монастырь с острова Кипр около 5 лет назад по просьбе митрополита Одесского и Измаильского Агафангела. В Саратовскую епархию сопровождать святыню будет наместник монастыря архимандрит Виктор (Быков)…»
Имеет ли право православный человек, чадо Русской Православной Церкви, усомниться в столь весомой информации? Нисколько! Особенно если учитывать, что мощи были принесены с самого Кипра в одну из наиболее лояльных к Московскому Патриархату епархий Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Однако лично меня смутило другое: то, что отец настоятель Свято-Ильинского монастыря архимандрит Виктор (Быков), судя по одной совсем недавней интернет-дискуссии, имеет несколько своеобразное отношение к православным святыням.
Нет, я ни в коем случае не хочу обвинить этого молодого и активного пастыря, отмеченного целым рядом как существующих, так и несуществующих церковных наград, уже в 25 лет (sic!) возглавившего центральный Одесский монастырь, на территории которого пребывает Епархиальное управление, в непочитании святынь. Но, скажем прямо, просмотрев на сайте обители рубрику «Pизница отца наместника», грешный аз пришел в некоторое замешательство:
«…Часть Волоса Христа.
Часть Крови Христовой…
Апостол (от 12-ти) Иоанн Богослов, Евангелист – (II в.)
Мученик Царь Николай – (1918 г.)…»
…и т.д. (в качестве небольшой ремарки напомню лишь, что, по преданию Православной Церкви, апостол Иоанн Богослов был взят на Небо телесно, а мощей царя Николая пока Церковь официально не обретала).
Давеча, поделившись со своим духовником смутившим меня фактом наличия в Свято-Ильинском монастыре таких святынь, как «Часть Волоса Христова и Часть Крови Христовой», я получил от батюшки рассудительный и не лишенный доли доброго христианского юмора ответ. Мол, и у нас, в скромном единоверческом храме, на Престоле в Дарохранительнице этой Святыни не так уж и мало, да и Волос нам зачем, если есть Истинное Тело Христово.
Словом, не осуждая юного годами отца архимандрита (отлично знаю, что в истории Церкви было немало подвижников, удостоившихся высокого сана много раньше канонического возраста), не могу не присоединиться к резонному вопрошанию одного клирика Саратовской епархии, в которую сегодня были принесена святыня:
«Я-то на этот список шестисот святынь уже в Сети натыкался, потому пребываю в тягостном раздумии – мощи ли там будут, и если такие мощи, то те ли, что заявлены…».