О символофобии

Мотивом к написанию этой заметки послужила статья архиепископа Августина (Маркевича) «Дискуссия: проблемы электронной идентификации человека…», опубликованная на портале «Православие в Украине». В ней упоминается о неком «неизменном пожизненном и посмертном цифровом идентификаторе личности», присвоение православному человеку которого«лишает его имени, принятого им в Таинстве Крещения».

Обычный тезис, к которому мы все давно уже привыкли. Синод Украинской Православной Церкви вполне определенно высказал свое отношение по данному вопросу в Посланиях 1998 и 2003 года, тем не менее, запугивания православных верующих по этому поводу не прекращались. Появлялись оппозиционные лидеры харизматического толка, призывавшие христиан к отказу от идентификационных номеров налогоплательщика, документов нового образца и даже продуктов со штрих-кодами во избежание причастности к его трем тонким полоскам, в коих усматривалось число антихриста. Появлялись книги с весьма загадочными предписаниями, как-то: «издается по благословению православных архиереев, священников и старцев, которые по понятным причинам не указывают своих имен».

Разногласия во мнениях в Церкви – явление неизбежное, «ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11.19). Искусность проявляется как плод благочестивого желания искреннего поиска.

С «электронными страстями» ситуация иная. Выявилось, что искать-то ничего не нужно, поскольку универсальный продукт, удовлетворяющий всеядным духовным запросам некоторых церковных граждан, давно уже найден. Критерии спасения и погибели оказались весьма просты. Не примешь электронного идентификатора – спасешься. Иначе – вечный ад, геенна огненная и никакой надежды на спасение.

Таким образом, соборность, неотъемлемая церковная составляющая («верую… в святую соборную и апостольскую Церковь»), подменилась авторитарностью. Есть только одна точка зрения одного доверительного лица – все остальное, не согласное с ним, должно быть отброшено. При этом выражение «противление Церкви» заменилось более дипломатичным «непринятие мнения», которое, как и всякое мнение, «может быть ошибочным». Когда противление подобного уровня достигает критической точки, созревают условия для создания раскола (или секты). Сами же возмутители спокойствия могут при этом идентифицировать себя с верными Единой Православной Церкви.

Если богослов скажет: «Я не согласен с мнением Церкви, ибо, по мнению некоторых святых отцов …», – ему можно посочувствовать, указав на односторонность его изложения. Он не раскольник, но его мысли созвучны раскольничьим.

Если обычный приходской священник скажет: «Я не согласен с мнением Церкви, ибо Библия ясно об этом говорит…», – ему также можно соболезновать, лишь осторожно указав на его ошибочность. Он вряд ли внемлет нашим аргументам вследствие своей богословской неохватности, неспособности и неопытности или неофитства. Он не сектант, но его мысли созвучны сектантским.

Если обычный прихожанин скажет: «Я не согласен с мнением Церкви, потому что старец сказал…», – ему также нужно посочувствовать, ничего при этом не говоря. Иначе всё упрется в пресловутое «ты святее старца?», а против лома, как известно, нет приема. Он не сектант и не раскольник – он лишь неофит. Искренно верующий и по-своему ревностный, болеющий проблемными заболеваниями своего духовного взросления, потому и невиновен в определенной степени в своих антицерковных выпадах. Беда в Церкви начинается тогда, когда таких невиновных накапливается слишком много.

Если тот, которого именуют старцем, скажет: «Я не согласен с мнением Церкви, потому что мне было открыто в видении…», – то его также не назовешь раскольником или сектантом. Он в прелести. А прелесть далеко не безобидная вещь. Если таковых «старцев» накапливается слишком много, Тело Христовой Церкви начнет изнемогать к вящей радости ее бесплотного противника.

А если подобное во всеуслышание утверждает архиерей, что тогда? Как реагировать на выступление иерарха, возглавляющего Богословскую комиссию УПЦ, со странными заявлениями, сказанными от лица Церкви?

Неудивительно, что комментарии на портале к опубликованному докладу владыки Августина посыпались незамедлительно. Были, конечно, и «за», и «против». Но было нечто и другое. Сообщения наполнялись духом открытой вражды и неприязни к своим оппонентам, что побудило администраторов портала немедленно прервать публикации комментариев. «Дискуссия», как это называлось в заголовке статьи, завершилась довольно быстро, не успев и развернуться. Победитель в ней определился досрочно: диавол.

Пока мы по этому поводу что-то думали-решали, он уже отпраздновал свою победу. Дело раскола Церкви, сопровождаемое открытой неприязнью друг к другу его чад, успешно начато. К тому же это все происходило во время Великого поста при ежедневном молитвословии «даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего”. Повод потешиться извечному врагу нашего спасения представился более чем удачный.

Протодиакон Андрей Кураев, обычно сдержанно отзывающийся о спорных богословских мнениях, назвал предложение председателя Богословской комиссии УПЦ «самым дурным популизмом».

Этот пример показал нам, что к подобным попущениям Божиим мы пока не готовы. Данная статья представляет попытку автора совершить мирноерассмотрение отмеченных высказываний владыки Августина, породивших бурные споры вокруг вопроса об электронной идентификации.

До этого случая много было шума по поводу присвоения некоего неизменного пожизненного номера, который будто бы лишает самого принявшего его человека имени. Эти наводящие страх слова употребляет в своем докладе и владыка Августин, вводя еще один устрашающий эпитет – (неизменный)посмертный. Здесь возникает ряд вопросов. На каком основании употребляются эти определения? Откуда у авторов этих имен прилагательных берутся гарантии того, что ИНН, полученный гражданином Украины, станет самым что ни есть последним кодовым номером на все времена при условии постоянного совершенства технологий учета населения?

Но дело даже не в этом. Можно ли верить во влияние набора цифр, присвоенного человеку без его согласия, на загробное будущее? Можно, конечно. Но только в том случае, если эта вера будет исходить не из евангельских начал, а из оккультной мистики.

В заключительных словах своего доклада владыка Августин требует «признать, что принужденное присвоение православному верующему какого-либо электронного идентификатора лишает его имени, принятого им в Таинстве Крещения». Здесь страхи нагнетаются еще больше: оказывается, не только пожизненно-посмерный неизменный номер, а какой-либо, стало быть, даже временный набор символов, присвоенный человеку, приводит к «утилизации» его имени. Таких документов сейчас нет, да и в ближайшем будущем пока не предвидятся. Нынешняя справка ИНН, не являющаяся удостоверением личности, содержит в первую очередь фамилию, имя, отчество, и лишь потом только номер налогоплательщика. Поэтому о каких принужденных идентификациях, лишающих человека имени, идет речь, совершенно непонятно.

Но пойдем в своих рассуждениях дальше и допустим, что Украина наполнилась «унифицированными биометрическими документами, оснащенными микрочипами» (не содержащими фамилий и имен их владельцев?), предсказанными владыкой. Обычные паспорта лишены своего прежнего достоинства – теперь каждый из нас стал владельцем пластикового документа, содержащего в тебе лишь ряд буквенно-цифровых символов. Вопрос: какие изменения произошли с именем человека? Никакие. Изменения коснулись лишь данных паспорта, но человек как был до этого Иваном или Петром, так им и остался. Неужели с введением этих документов люди, в том числе родные и друзья, станут называть друг друга по 10-значному номеру налогоплательщика или по длиннющему идентификационному коду из латинских букв и цифр?

В богословии кодификации архиепископа Августина обнаруживаются иные серьезные нестыковки.

К государственным органам владыка выдвигает требования прекращения обязательной электронной идентификации, поскольку, по его мнению, этим государственная «власть отрекается от Бога и выступает против Него», превращаясь в «цельное олицетворение насилия». Владыка прилагает к кодификации апостольские слова «бесплодные дела тьмы», «чужое ярмо с неверными», «беззаконие».

Но если явление кодификации в действительности настолько опасно для духовной жизни человека, то почему все упирается лишь в государственную ее сторону? Почему владыка обходит гробовым молчанием явление самоидентификации православных граждан, отражающуюся в их адресах электронной почты, логинах, никнеймах и прочих разновидностях электронной кодификации, которые повсеместно используются в блогах, форумах, чатах?.. Почему же самих себя «лишать имени, принятого в таинстве Крещения» можно, а государству нельзя? Опять непонятно.

Стоит остановиться на понятии никнейм (или просто «ник»). Nickname с английского переводится как «прозвище», «кличка». Вот где, казалось бы, следовало искать корень утраты настоящего имени, а не в отвлеченных документах. Один из вариантов слова nick – начертание, что вызывает яркие негативные аллюзии с апокалипсическим начертанием имени числа зверя (см. Откр. 13.17). К тому же это слово является производным от an eke name(созвучное с a nick name) – другое имя. Хотелось бы услышать от уважаемых ревнителей «чистоты имени»: почему христианину другое имя самому себе присваивать можно, а государству нельзя? Почему действа государства расцениваются как «беззаконие», «дела тьмы», а сознательное присваивание самому себе какого-либо электронного идентификатора, составляющее порой шутовское словообразование, обходится молчанием?

…Кстати, визитка. «Августин. архієпископ Львівський і Галицький…». Среди реквизитов сразу два адреса электронной почты. Логин первого из них не содержит ни одной латинской буквы из слова Augustine (не считая немой «е»). Как же так? Такое отречение! От всех букв своего имени!! Странно…

Говоря о таком «чужом ярме», как «лишение имени, данного при Крещении» невозможно не вспомнить обычные обращения к православным: Вова, Шура, Надя, Маша… Что это, неужто клички? Почему откликается на «Вову» тот, кто назван Владимиром? Разве он при этом предает христианское имя, отрекается от него? А что вообще общего между «Шурой» и «Александром»? Если вопрос «лишения имени» принципиально важен для православного сознания, то почему тогда прозвища типа «Саша-Вася-Маша-Катя» до сих пор не объявлены «все закона»?

Стоит заметить, что если мы говорим об именах в гражданских документах, то речь может идти только о паспортных именах, а отнюдь не принятых при Крещении. Возьмем известные случаи двойных имен, встречающиеся довольно часто в нашей церковной практике. Девочку назвали Каролиной, а крестили с именем Екатерина (поскольку имени Каролина нет в русских святцах). Метрическое свидетельство выдали, ясное дело, с «мирским» именем, не крещальным. Можно ли на основании этого утверждать, что родители, поступив таким образом, лишили ребенка христианского имени? Теперь представим себе, что наша Екатерина приняла этот злосчастный электронный идентификатор. Можно ли опять сказать при этом, что она лишила себя имени, принятого в Крещении? Ведь у нее и до этого его не было в документах?

Возникает вопрос: на каком основании имя церковное должно определяться сугубо по государственному документу? К чему такая идолизация кесаревого?

И по какому паспорту мы в таком случае можем определить «христианское имя» монаха? Светских паспортов с иноческими именами не существует, неужели мы в силу этого станем заявлять, что все монахи сознательно лишили себя христианского имени?

Абсурдность высказывания о лишении христианского имени состоит еще в том, что понятия христианского имени на самом деле не существует. Есть лишь церковная традиция на Руси нарекать имена в честь святых (в Болгарии и Сербии, к примеру, такой церковной традиции нет). И принимается оно не в Таинстве Крещения, а намного раньше. Фактически сразу после рождения родителями новорожденного. В Требнике есть ряд молитвословий, предшествующих Таинству Крещения, где имя человека (некрещеного) произносится священником вслух (например, в молитве «восьмого дня»).

В Царство вечности, где «все новое» (Откр. 21.5) христианин входит с качественно новым именем: «побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Откр. 2.17). Индивидуальное, никому не веданное, ему одному принадлежащее.

Таким образом, вопрос о потере имени, полученном якобы в Крещении, отпадает сам собой.

Явление идентификационной боязни в Церкви имеет глубокую оккультную природу. Нумерофобия или символофобия, как страх перед номерами, цифровыми кодами, символами, штрихкодовыми полосами стала причиной вышеупомянутой духовной эпидемии среди многих церковных людей. К сожалению, ей сейчас подвержены многие младостарчествующие священники, и даже архиереи, в числе которых оказался и сам председатель Богословско-канонической комиссии УПЦ архиепископ Августин.

Его утверждение о «потере имени» делает много шума без всякого объяснения следствий такой «потери». Если христианин действительно лишается своего имени, то к чему это приводит? К автоматическому выпадению из Тела Церкви? Стало быть, все, кто «под кодом» – нехристиане. Но вряд ли такое имел в виду владыка Августин, поскольку Священный Синод УПЦ в своем Послании 1998 года, в котором стоит и его подпись, вполне однозначно говорит о том, что «сама по себе кодификация вне какого-либо контекста не может быть квалифицирована как антихристианское учреждение», а в Послании 2003 года подтверждается это заверение: «принявшие идентификационные коды, добровольно или принудительно, не должны расцениваться как отступники от веры».

Следовательно, объединив сказанное в синодальных Посланиях с концепцией вл. Августина, приходим к единственному концептуально возможному синтезу: принявшие какой-либо электронный идентификатор (к примеру, ИНН), продолжают пребывать в лоне церковном, но… уже без имени. Безымянные христиане. Интересно, как владыка Августин поминает на проскомидии здравствующих и усопших христиан, принявших «пожизненный и посмертный» номер? Разве не по имени? Неужели владыка требует в храме писать в записках для поминовения всех, принявших код, слово «безымянный» или номер ИНН вместо обычных имен? Разве он молится при этом «о здравии и спасении рабов Божиих 3751094478, 05813637424»?

Конечно же, нет. Тогда, простите, зачем пугать церковный народ?..

Религия в Украине

Залишити відповідь