Неоправдание зла. Рассуждения винтика о Системе

Рано или поздно приходящие в Церковь открывают для себя такую сторону ее жизни, как «Система», далекую от совершенства, где под прикрытием «благой цели» не гнушаются неправедных средств. И то, что в современных дискуссиях часто называют «расцерковлением», на самом деле есть бегство от Системы, присутствующей в Церкви, но по сути ей чуждой.

В Системе есть свои достоинства и свои недостатки. Среди достоинств – упорядоченность, порой кажущаяся, отлаженность и спаянность. Иерархия и космос. Но в этом же ее недостатки – она не замечает единиц, ведь единица – это практически ноль. Система не то чтобы проходит мимо – она сметает и сминает его. Особенно если этот ноль становится вопиюще выделяющимся из системы. А выделиться можно по-разному: можно быть публичным деятелем и делать громкие заявления, можно быть слишком прогрессивным и обгонять систему, на ходу упрекая ее и всех ее членов в отсталости. Можно просто стать жертвой обстоятельств – клеветы, неудобных слухов или просто человеческой зависти.

Как доказать, что ты не делал того, что тебе приписывают? Как оправдать себя? Тем более что чаще Системе это не нужно: слушать оправдания – не ее дело. Система избавляется от выпирающего «винтика», потому что он грозит разрушить работу всего механизма. Срабатывает инстинкт самосохранения. Антивирус удаляет чуждую программу, даже не создавая резервную копию.

Это можно сказать о государстве. Можно и Церкви как организации. Ведь в мире зримом она предстает именно структурой. В ней есть управления и комиссии, призванные следить и упорядочивать, разбираться и расследовать. Чаще всего эти расследования выглядят скорее преследованием. И существует изначальная презумпция виновности – раз ты попал на карандаш – значит, ты не прост, ох, как непрост. Засланный казачок, не иначе…

Понятия несправедливости в рамках системы практически не существует. Оно заменяется понятием послушания и необходимости. В церкви как организации послушанием оправдывается очень много – ведь, действительно, не по своей воле человек занимается перебиранием чужого грязного белья, ему это поручили. И он ни в чем не виноват, он выполняет послушание. По сути, послушание становится синонимом конформизма. Ведь непослушание автоматически делает человека бунтовщиком, а значит, отчуждает.

Святоотеческое послушание – наставнику, старцу в монастыре – у нас давно превратилось в некую магистральную линию – послушания всем вышестоящим, послушания всем людям духовного звания (это для мирян – специальный такой вид послушания), послушания всем «духоносным» людям, духоносность которых определяется только молвой и присутствием в топах чужих разговоров. Послушание исключает наличие собственной позиции, собственной мысли. Поэтому оно так удобно Системе. Не Церкви, повторюсь, а Системе. Поэтому оно так прижилось и им так ловко пользуются – из послушания можно сделать пакость, и она не будет таковой. Прелесть, да и только.

Необходимость, по-видимому, выросла из насущности, но не той, которую «даждь нам днесь», а от сугубо практической. Один из ее видов – страх ославления. В разговоре с одним из протоиереев услышала примечательную фразу: «Этот человек пугает Церковь тем, что он ее ославит». И, к сожалению, Церковь-Система этого боится. В информационную эпоху страх ославления становится одним из самых сильных страхов. Но, к сожалению, он базируется на желании выглядеть, а не быть, он растет из страха показаться не таким, не идеальным. И делает Церковь уязвимой. Надо же, новомученики, на которых так много сейчас ссылаются, к которым апеллируют, не боялись, что их ославят, а мы – боимся. И поэтому – будем проверять доносы, будем подозревать и сдавать своих просто потому, что против них кто-то ведет «информационную войну». К чему Церкви скандалы, порочащие ее? Проще сделать вид, что те, кто в них замешан, не имеют отношения к Системе. А что уж с человеком будет – дело десятое. Ведь мы заботимся о славе Церкви. На этом фоне человеческая жизнь кажется ничтожной как никогда, тем более, в ракурсе вечной истории.

Конечно, здесь встает извечный вопрос о соотношении целого и индивидуального. Обычно ставят вопрос: а кто/что важней? Церковь или человек? Система или личность? Мне кажется, что здесь есть упрощение, с одной стороны, и хитрая уловка, с другой. И вопрос не должен стоять в наделении приоритетом того или другого, и не в уравнивании. А скорее, в осознании того, что зло остается злом – даже если его совершает Система – из благих для себя целей, или человек – неважно. К сожалению, мы не чувствуем зла, когда оно нас не касается. Особенно, если мы включены в общий механизм. Но очень болезненно, когда оно затрагивает лично нас, когда Система отторгает именно тебя. Здесь очень сложно не впасть в состояние протеста и отвержения всего, к чему ты принадлежал. Потому что зло, которое не ощущается Системой как зло, бесспорно и чутко именно «злом» воспринимается конкретным человеком.

Мне кажется, именно с этим связана затянувшаяся дискуссия про расцерковление. Ведь, пройдя период неофитства и благодушного существования внутри системы, рано или поздно человек сталкивается с тем, что видит – внутри Системы существует некое зло, которое даже не осознается ею.

Причем, я не хочу сказать, что зло это – результат революции или петровских реформ или же современной эпохи. Зло, скорее всего, присуще Системе как факт (так же, как оно присуще человеку), присуще, скорее всего, давно. Всегда внутри Системы существовала несправедливость и наветы, под прикрытием Церкви делались дела, которые трудно назвать добрыми. Причем, аргументы, вроде того, что Церковь свята, а люди – грешны, а потому можно закрыть глаза и на механизмы и процессы Системы, мне кажутся лукавыми. Здесь очень точным мне видится определение «феноменологии “дружбы со злом”» Ольги Седаковой, которая пишет: «Сегодня я коснусь двух видов этой дружбы. Первый род я бы назвала не то что непротивлением злу, но миром со злом — дипломатическим, хитрым союзничеством. Это заступничество за очевидно дурное, особого рода оправдание зла. Один из способов такого оправдания — аргумент от “неведения”, от нашей неспособности отличить зло от добра. Обсуждая очень простую вещь, собеседник вдруг переводит разговор в “философский” план (а что такое зло вообще? откуда мы знаем?). Кончается такой разговор обычно заключением, что “не все так просто” или “это кому как представляется”. На месте “философского” здесь может появиться и “богословский” план — аргумент “от смирения” (осуждать нельзя; все мы грешные, нам ли судить?) или же от “непознаваемости судов Божиих”. Повторяю: речь при этом идет о вещах слишком очевидных, таких как уничтожение людей без суда или присвоение того, что тебе не принадлежит. Далее, аргумент “от необходимости” или “неизбежности”. “Это (было) необходимо”, “а что еще (было) делать?” Можно заметить, что и необходимость, и неизбежность в таких случаях просто декретируются. Делать, как правило, есть (было) что — только не очень хочется: другое важнее. Далее, аргумент от неполноты, неабсолютности данного зла: “объективное” взвешивание доли “добра” и “худа” в обсуждаемом явлении. Это взвешивание — самый кошмарный и сводящий с ума способ уклонения от суждения. Главными словами здесь становятся два союза — “зато” и “но при этом”… Там, где начинается взвешивание с такими гирями на двух чашах, мне кажется, что мир или кончился, или вообще никогда не начинался. Употребляющим эту технику так не кажется. Далее, аргумент от невозможности хорошего вообще. Здесь главные слова — “еще хуже” или “не лучше”. Конечно, при “железном занавесе” было плохо, но теперь, во времена либеральной коррупции, еще хуже (или не лучше).

Логическую ошибочность всех этих апологий не нужно доказывать. Но все же главное, что при этом нарушается, — это, на мой взгляд, не закон построения силлогизма, а сама природа моральной ориентации. Ориентация в добре и зле в принципе моментальна, непосредственна, нерефлективна, наподобие суждений вкуса (“мне нравится”, “мне не нравится”). Мы не объясняем себе, почему нам это “нравится”, а это “не нравится”. Суждения вкуса интуитивны и выносятся со странной уверенностью, отмеченной Гадамером. Мы не можем не знать, нравится нам вкус такого-то блюда или нет. У кого такой уверенности нет, о том можно сказать, что у него нет и вкуса (не “хорошего вкуса”, а просто вкуса). Точно так же, я думаю, выносятся и глубинные моральные суждения: “это хорошо” или “это нехорошо”. Если мы включаем механизм весов, сравнений, выяснений, мы никогда из него уже не выйдем. Начинается сводящее с ума качание маятника, торговля неизвестно с кем: “с одной стороны”, “с другой стороны”… “с пятьдесят пятой стороны”…» (http://magazines.russ.ru/znamia/2009/7/se17.html)

И вот, столкнувшись тем, что ужасает или пугает, что вызывает недоумение и непонимание, человек либо рефлекторно отдаляется от того, в чем видит источник этого зла, либо пытается оправдать его теми самыми аргументами, о которых пишет Седакова. И мне кажется, что зрелость личности, в том числе личности христианина, состоит именно в том, чтобы избежать этого «оправдания». Чтобы не переставать ужасаться несправедливости и злу. Не переставать дистанцироваться от них.

Причем, речь не идет, опять же, об осуждении, о криках «ах, какой кошмар» и публичных проклятиях в адрес Церкви (или же Системы). Скорее, речь идет, во-первых, о внутреннем неприятии, о непотворствовании злу, если оно коснулось лично тебя, о том шаге назад, который называют «расцерковлением». Еще его можно назвать умением думать и различать добро и зло там, где они есть. Пусть даже это зло в любимом человеке, зло – в Церкви, к которой ты принадлежишь. Причем, признаком взрослости здесь является и понимание того, что зло это – не сегодня появилось, и даже не вчера… А потому истерика и падения в обморок не исправят ситуацию.

И далее встает вопрос: а как бороться со злом? И надо ли бороться с ним, если оно изначально присуще Системе? Но мы ведь не спрашиваем, надо бороться со злом, если природа человека греховна от рождения. Мы просто таки призваны к этому. Значит, и зло Системы также должно изживаться? А как? Реформы и революции чаще всего приносят лишь изменение вывески, шумиха – лишь ядовитые плоды публичного суда. Должно ли быть это внутреннее изменение, незаметное снаружи? Возможно, да. И, возможно, проявиться оно должно именно в изменении отношения к человеку, причем, «незначительному». Почему – я думаю, объяснять не надо. Об этом писали все великие русские писатели.

Конечно, здесь можно сказать и банальность, что борьбу со злом надо начинать с себя. Это мы знаем. Тем более, что об этом-то как раз постоянно говорят в проповедях, об этом мы написаны молитвы. Но есть то зло, которое неподвластно моим усилиям, которое, в общем-то, происходит независимо от того, борюсь я со злом в себе или нет. Поэтому, сводить все к тому, что, мол, обратитесь на себя и зло будет побеждено, тоже несколько наивно.

Если честно, я не знаю ответа на все поставленные вопросы. Я не знаю, как можно победить зло Системы, и можно ли? Я могу только не соглашаться с ним. Ужасаться ему. Не привыкать к тому, что оно происходит. Потому что, привыкнув и оправдав его, я стану частью этого зла.

Цей запис має 7 коментар(-ів)

  1. Как удалить зло из Церкви? Вот вопрос, который требует нашего ответа не в силу нашей праведности, но во исполнение нашей присяги Христу и в защиту полученного от Него достоинства. Обоснованость такого подхода аргументирована вот здесь http://k4romanolga.livejournal.com/4006.html

  2. Владимир Мельник

    Cпасибо за статью. Снова и снова один вопрос: система и жизнь. То и другое постоянно воспроизводится в каждый отдельно взятый момент. Мертвящая система вечна так же, как и жизнь. Наш подвиг – пройти между Сциллой и Харибдой.
    Будьте мудры, яко змии и кротки, яко голуби. Главное – не унывать и помнить, что система не конечная инстанция.

  3. Вардан Арутюнян

    Хорошая статья, спасибо. Я много лет думаю о системе в Церкви. Выход из ситуации наверно в личной свободе христианина (Иоанн 8.32).

  4. священник Георгий Белодуров

    Я помню, как в 1987-91-х годах, тут в Твери, создавали демократическое движение, или партию… назови, как угодно. И понимали, что ум, честь и совесть, в политике слабая опора. Хотя мы считали, что без ни – совсем труба! А что же было мощью и силой? Опыт аппаратной работы. Интуитивно мы понимали, что опытный аппаратчик, внедрившись в наши ряды через пол-года или год сметет нас всех, и на всех позициях поставит преданных ему людей. То есть создаст Систему, о которой пишешь ты. Любая бюрократическая иерархия неизбежно порождает Систему! А Сама по себе Система не представляет ничего опасного. Система неизбежно защищает себя. А потому удаляет тех, кто ей мешает. А так же защищает тех, кто став частью ее, нуждается в ее покровительстве. Например, покрывает блуд, поражающий некоторых из ее членов. Разрешает им вольное отношение к канонам и Уставу. Что делать? Искать возможность жить по христиански не сильно обращая на нее внимание. Что мешает нам жить жизнью неофитов? Разве мы уже не верим в Истинность Евангелия? Разве мы не спешим к Чаше с Причастием. Разве Система делает пустым наше сердце и холодными наши молитвы? В нашей неофитской жизни было больше христианства, больше правды Божией.

  5. Андрей Десницкий

    Сказано вполне… смиренномудро, я бы сказал. Ровно столько, сколько следует сказать, не впадая в пафос и обличение. От себя, но так, что и другим пригодится.

  6. свящ. Феодор Людоговский

    Спасибо за статью. А что касается отсутствующих ответов, то иногда куда важнее вопросы, важна постановка проблемы.

Залишити відповідь до Вардан Арутюнян Скасувати відповідь