Блог

Во время, когда церковь любого вероисповедания сталкивается с “синдромом исчезающего мужчины”, количество оных в Восточной Православной Церкви если не в численном выражении, то хотя  бы пропорциональностью количеству женщин, интригует. Возможно, это – единственная церковь, которая привлекает и удерживает в себе мужчин не меньше, чем женщин. Как пишет Леон Полдз в своей книге 1999 года “Беспомощность церкви: Феминизация христианства”: “Русская Православная Церковь – единственная христианская церковь, в которой пишется духовная музыка для баса, и которая испытывает в ней потребность”.

Но я не стала гадать, почему это так, а написала по электронной почте письма 100 православным мужчинам, большая часть которых воцерковилась в сознательном возрасте. Чем церковь способна заинтересовать мужчин? Ответы, приведённые ниже, могут дать пищу для размышлений лидерам других конфессий, стремящимся удержать мужчин у себя в церкви

Испытания

Испытания – вот то слово, которое эти мужчины употребляли чаще всего. Православие – “активное, а не пассивное”. “Это – единственная церковь, к которой ты должен адаптироваться, а не она – к тебе”. “Чем дольше ты здесь, тем больше ты понимаешь, что тебе требуется делать”.

Одна из вещей, которая очень привлекает мужчин – физическая составляющая поста, телесный пост. Регулярное воздержание от мясной и молочной пищи, “необходимость выстаивать на ногах длинные службы, выполнение поклонов, говение перед причастием… Когда служба подходит к концу, ты чувствуешь, что одержал победу”. “Православие взывает к мужской мечте о самосовершенствовании через дисциплину”.

В православии красной нитью проходит тема духовной борьбы: святые, включая женщин – воины. Война требует храбрости, силы и героизма. Мы призваны “вести борьбу с грехом, быть “воинами”, как говорил св. апостол Павел в послании к Ефесянам. И победитель будет вознаграждён! Даже тот факт, что вы должны “бороться”, когда выстаиваете эту длинную службу, сам по себе является вызовом, который мужчины с удовольствием принимают”.

Один из новообращённых описал это так: “Православие – это серьёзно. Это – трудно. Это требовательно. Оно учит милосердию, но оно так же учит и преодолению себя. Мне даётся очень серьёзное испытание, которое заключается не в том, чтобы “быть довольным собой”, а в том, чтобы стать святым. Оно – сурово, и в этой суровости я нахожу освобождение. И моя жена, между прочим, тоже”.

Скажи мне, чего ты хочешь

Некоторые опрошенные сказали, что им нравится, что эти “испытания” чётко сформулированы, и они знают, что им нужно делать. “Большинство мужчин чувствует себя гораздо более комфортно, когда они точно знают, что от них ожидают”. “Православие определяет разумные границы”. “Мужчинам легче жить церковной жизнью, если они точно знают, в чём это должно выражаться. Особенно если указания по построению церковной жизни настолько просты и понятны, что ты может просто взять и начать что-то делать – прямо сейчас”.

“Утренние и вечерние молитвы, молитвы перед и после вкушения пищи и т.д. – все они помогают мужчинам участвовать в духовной жизни без страха потерпеть неудачи или попасть впросак из-за того, что не знаешь, что нужно сказать”. Им нравится разучивать простые физические действия, которые должны формировать характер и понимание. “Люди начинают учиться сразу же через ритуалы и символы, например – крестное знамение, которое помогает почувствовать духовную связь со Святой Троицей, церковью и другими людьми”.

Цели

Мужчинам так же нравится, что у всех испытаний есть цель – единение с Богом. Один из опрошенных рассказал, что в предыдущей церкви “не чувствовал, что я куда-то двигаюсь в моей духовной жизни (или что там вообще было куда двигаться – ведь я уже был там, правильно?), но что-то, понятия не имею что, отсутствовало. Господи, ну ЧТО-ТО же я должен делать?”

Православие хранит и передаёт древнее христианское знание  о том, как двигаться к этому единению, которое называется обожение. Каждое таинство или духовное упражнение призвано привести дух, тело и душу ещё ближе к постоянному осознанию присутствия Христа в них, а так же в каждом другом человеке. Так же как ткань насыщается краской при окрашивании, точно так же мы насыщаемся Богом в процессе обожения. Очень хорошо об этом сказал святитель Ириней, живший во втором веке: “Бог стал человеком, чтобы человек стал богом”.

(Кстати, довольно легко найти верующих, которые этого не знают, и которых никто этому не учил. Основным инструментом обучения православной вере всегда была теологически богатая гимнография, и люди могут ходить в церковь, где службы проходят на красивом, но устаревшем языке, который они не понимают.)

Испытания и духовная дисциплина повышают самосознание и смирение, и укрепляют человека в борьбе с грехами, которые препятствуют единению с Богом. Один из неофитов написал, что ему очень помогают иконы в борьбе с нежелательными помыслами. “Если просто закрыть глаза, борясь с каким-либо визуальным искушением, в памяти всё равно остаются изображения, которые создают проблемы. Но если окружить себя иконами, у тебя появляется выбор: обращать свой взор к искушениям или к чему-то святому”.

Один священник пишет: “Мужчинам нужен вызов, цель, возможно, приключение – или, попросту говоря, охота. Западное христианство растеряло аскетический, то есть атлетический аспект христианской жизни. Это было целью монашества, которое зародилось на востоке во многом как мужская инициатива. Женщины так же пришли в монашество, и наши древние гимны по-прежнему рассказывают о мученицах, которые проявляли “мужскую отвагу””.

“Православие подчёркивает важность ДЕЙСТВИЯ. Благодать не является костной идеей, выраженной в старом акрониме. (По-английский слово благодать – GRACE – это первые буквы фразы God’s Riches at Christ’s Expense) Благодать является следствием присутствия Бога в мире и в нас. Мы должны делиться ей и участвовать в ней. Важность действия апеллирует к желанию мужчин быть значимыми. Мужчинам нужно ДЕЙСТВИЕ”.

Новое измерение

Один из мужчин выразил свою “радость открытия нового измерения, которое я раньше ощущал [в предыдущей церкви], но до сих пор не мог идентифицировать –  духовное измерение. Древнегреческое библейское слово “ноос”, прилагательное “ноэтик” в англоязычной библии переводится как разум, но не в значении рационального интеллекта. Ноос – этот тот аспект “разума”, который отвечает за восприятие и понимание. Он предназначен, чтобы слышать голос и ощущать присутствие Бога”.

“Духовная реальность”, реальность присутствия Бога и целой духовной сферы, “оказалась совершенно искажена в том христианстве, которое я знал раньше. Она была либо скована жёсткими рамками наставлений, или запутана эмоциями и сентиментальностями, или размыто религиозными идеями, используемыми бессодержательным и банальным образом. Все эти три пути – жёсткие рамки оков, чрезмерная сентиментальность  и бессодержательные пустые разговоры – претят мужской природе”.

Открытие древнехристианской концепции нооса означает, что мужчина теперь может “столкнуться (на самом деле столкнуться, а не просто подхватить эмоциональную инфекцию) с невидимой реальностью, которая является действительной сущностью христианского лексикона. Это уже не пустые разговоры!” Это – непредсказуемая, изменяющая жизнь и немедленная встреча с Богом является нелёгкой, новым приключением и непревзойдённым “вызовом”. Преодоление испытаний приближает мужчину к другой желанной цели – свободе. “Даже если мы ещё не достигли полной свободы от страстей, мы знаем, что свобода будет раем. Способность контролировать плотские страсти, понимать духовные озарения, быть свободным от ощущения неумолимости смерти – вот та свобода, к которой мы стремимся”.

Итак, у всех испытаний есть конечная цель. “Участие в святых таинствах, соблюдение постов, ежедневные молитвы и исповедь духовнику означает движение по намеченному пути в сторону реальности и улучшения”.

Иисус Христос

Но не только своими испытаниями, трудностями и таинственностью привлекает православие. Господь Иисус Христос – вот Кто приводит их в церковь. Он является центром всего, что делает и говорит церковь.

В отличие от некоторых других церквей, “В Православии есть сильный Иисус” (и даже сильная Пресвятая Богородица, которая в одном из песнопений называют “Взбранной воеводе победительная”). Некоторые мужчины употребляли термин “боевой” или называли православие “спецназом Христианства”. (Разумеется, война ведётся против греха и невидимых духовных сил, а не против других людей).

Один из мужчин противопоставляет эту “силу” “женоподобному образу Иисуса, на котором я воспитывался… У меня никогда не было друзей мужского пола, которые не попытались бы избежать встречи с кем-либо, кто выглядел бы подобным образом”. Хотя меня привели к Христу в детском возрасте, “мне это очень не нравилось, это было чем-то, что здоровый американский мальчик должен воспринимать не серьёзнее игры в куклы”.

Один священник пишет: “В нашей религии Господь – воинственный, решительный Иисус, который побеждает ад.  Иисус принёс на землю не мир, но меч. (Мужчинам близки понятия воинственности и меча), в таинстве крещения мы молимся о том, чтобы вновь призванные воины Христовы, мужчины и женщины, всегда оставались непобедимыми воинами”.

Один мужчина, уже несколько лет посещавший православную церковь, назвал Рождественские хоралы в протестантской церкви “шокирующими, даже отталкивающими”. Если сравнить их с православными тропарями и кондаками Рождества, сразу становится понятно, что “Божий сын пеленами повит, в Вифлеемском вертепе лежит” не имеет почти ничего общего с Рождеством, воссиявшим мирови светом разума, с солнцем правды, восходящему с высоты Востока, с Пресущественным и Превечным Богом.

Преемственность

Многие мужчины-интеллектуалы начали с изучения истории церкви и святоотеческого наследия, и нашли их весьма убедительными. В конечном итоге, они столкнулись с вопросом о том, какая из двух наиболее древних церквей – Римско-Католическая или Православная – наиболее убедительно говорит о себе как об истинной апостольской церкви. Давно воцерковлённый православный мужчина говорит, что мужчинам нравится “стабильность: мужчины видят, что могут доверять православной церкви благодаря неизменной и преемственной традиции веры, которая хранится веками”. Один новообращённый говорит “православная церковь даёт то, что не могут дать другие: преемственную связь с первыми христианами”. Эта преемственность, а не археология; церковь по прежнему существует в своём первозданном виде, и ты можешь стать её членом.

“Меня привлекло обещание Христа, что и врата ада не одолеют Церковь, и  что святой дух приведёт к правде – и то, что я увидел в православии единство веры, обрядов и догматики с преемственностью поколений”. Синонимом преемственности является “традиция”. Один недавно воцерковившийся мужчина пишет, что он пытался изучить всё необходимое для правильного понимания писания, включая древние языки. “Я собирался докопаться до сути и проверить всё, чему меня учили. Однако, чем глубже я копал, тем слабее всё казалось. И я понял, что я научился лишь манипулировать Библией, чтобы объяснить почти всё, что я захочу. Единственной альтернативой цинизму была традиция. Если Библия писалась для того, чтобы что-то сказать, она писалась это для того, чтобы сказать это внутри общины, обладающей традицией для правильного понимания написанного. В православии я нашёл то, что искал”.

Преемственность – вот что стоит за этими начальными “испытаниями”, делает их легитимными, и делает православную жизнь органическим единством. Духовные подвиги, выбранные произвольно, по вкусу, не имеют такого непререкаемого авторитета, но если целью является единство с Христом, они сохраняют свою ценность. И, если эти подвиги воспринимаются лишь как приманка для того, чтобы завлечь людей в церковь, они пусты и тщетны (не говоря о том, что они высокомерны). Один священник иронизирует над искусственностью “молитвенных собраний, где люди бьют в барабаны, кричат и рыдают без какой-либо видимой причины”.

Почитаем странность

Мужчины, которые в интеллектуальных поисках приходят в православную церковь, вначале могут быть изумлены. “Православие слишком пугает протестанта, который впервые с ним встречается”. “Различия потрясают!” “Земные поклоны, запах ладана, пение, иконы – к некоторым из этих вещей нужно было привыкнуть, но они заполнили пустоту  в тех местах, в которых я её испытывал раньше”. “Не все сразу могут разобраться в том, что происходит во время богослужения, потому что оно не является чисто интеллектуальным упражнением, и в нём используется поэтический язык богослужения”.

Терпение вознаграждается: “Вначале православие поражает, но чем дольше я находился в церкви, тем сильнее я чувствовал себя дома”. “Сначала мы были обескуражены длительностью литургии и интенсивными поклонами. Но, в то же время, с нами происходило и кое-что другое.  В православном богослужении и духовности ощущается большая мужественность”. Вообще-то, мне поначалу не понравилось православное богослужение, потому что я привык к подходу, направленному на воодушевление и подъём. Короче говоря, направленному на меня самого. А вот необходимость неустанных размышлений только о Боге казалась “слишком трудной”. Однако, через несколько месяцев, я обнаружил в себе сильную потребность именно таких размышлений, хотя раньше я в себе такого не замечал. Одна женщина, пришедшая на вечернюю службу, (которая лишь иногда служилась на английском языке), призналась мне, что не поняла большую часть происходящего, но “я поняла одно: как же мало мне уделяется здесь внимания”.

Один пожилой православный священник, пишет: “В православии полно тестостерона! Мы поём, мы восклицаем “Христос Воскресе!”, мы даже взрослых крестим полным погружением, и помазываем их миром. Каждый раз одновременно происходят два или три события. В отличие от того, что я видел в Западной церкви, где куче народу требуется несколько минут, чтобы заправить кадило. Мы ходим, мы движемся, и в движении, радостно, кадим”.

Не сентиментальный

В книге “Немощная церковь”, цитированной выше (и рекомендованной некоторыми из этих мужчин), Леон Подлз излагает теорию о том, как западное христианство стало феминизированным. В 12-13 веках почитание Бога стало особенно нежным, даже с эротическим оттенком, оно предлагало верующему представить себя (а не церковь в целом) Невестой Христовой. Свадебный мистицизм был с энтузиазмом воспринят благочестивыми женщинами, и это наложило сильный отпечаток на Западное Христианство. Вполне понятно, что такой подход был менее привлекателен для мужчин. И, возможно, что крепость и объективность схоластического движения, которое появилось примерно в то же время, явились понятной реакцией, противопоставляя себя этой эмоциональности. “Разум” и “сердце” оказались разделены. Мужчины удалились на рюмку бренди и сигару в Кабинет Систематической Теологии, предоставив молитву и посещение храма женщинам. В течение многих веков на Западе мужчины-священнослужители воспринимались как женоподобные. Восточная церковь избежала этого “невестного” мистицизма, потому что великий раскол между востоком и западом уже произошёл. Христиане на ближнем востоке Азии, Африке и Восточной Европе продолжали исповедовать более раннюю, недуалистичную, форму христианства с акцентом на постоянное осознание присутствие Христа внутри через духовное делание и смирение.

Мужчины, которые мне писали, выражали неодобрение в адрес Западного восприятия Иисуса. “Американское христианство за последние 200 лет феминизировалось. Оно преподносит Иисуса в качестве друга, возлюбленного, кого-то, кто идёт рядом и разговаривает со мной”. Такой образ хорош для женщин, которым нужна социальная жизнь. Либо это христианство изображает Иисуса унижаемого, побеждённого, распятого на кресте. Ни тот, ни другой образ Христа не является привлекательным для типичного мужчины.

Во время богослужения “мужчины не хотят молиться по-западному, со сложенными руками, поджатыми губами и искусственно безмятежным выражением лица”. “Мужчины протягивают руку помощи, преодолевают вместе трудности и поют песни у костра”. “Слова о желании “обнять Его,”, “о желании прикоснуться к Его лику”, в то время как “нас переполняет сила Его любви” – это не те песни, которые мужчина хотел бы петь в компании других мужчин”.

“Один мой друг говорил мне, что когда он заходит в церковь, то первым делом смотрит на занавески. Глядя на них, он точно представляет, кто принимает решение в этой церкви, и каких христиан хотят сюда привлечь”.

“Мужчинам нужно либо бороться во имя славного и достойного дела и перемазаться в грязи в процессе этой борьбы, либо валяться на диване перед телевизором, с пивом и пиццей. Однако, большинство церквей хотят, чтобы мы вели себя как благовоспитанные джентльмены, с чистыми руками и помыслами”.

Один мужчина рассказал, что богослужение в его Пятидесятнической церкви во многом было “эмоциональным опытом. Чувства. Слёзы. Многократное посвящение жизни Христу в групповом экстазе. Пение эмоциональных песен, взявшись за руки. Даже чтение Писания было призвано вызывать эмоциональные переживания. А я – человек действия. Я хочу делать, а не разговаривать или чувствовать!” Ему помогла книга Ричарда Фостера “Торжество Дисциплины”, которая содержала идею о том, что есть такие вещи, как “духовная дисциплина, а не только пассивное чтение библии”. Откровением оказалось и книга Дитриха Бонхоффера “Дешёвая милость”. “Я – бизнесмен, и знаю, что ничто в бизнесе не достигается без труда, энергии и вложений. Почему духовная жизнь должна идти по-другому?”

Другой мужчина, который раньше был католиком, говорит: “Богослужения были удобные, лёгкие, современные. А мы с женой искали что-то традиционное, нелёгкое и контркультурное. Что-то древнее и воинственное”. Один новообращённый говорит, что в его предыдущей цервки “Богослужения были поверхностные, бессистемные, слепленные из последних веяний. Иногда мы стояли, иногда мы сидели, без важной на то причины. Я начал думать, что более значительный акцент на традициях был бы полезнее”.

Я рассердился, когда в последнюю пепельную среду (начало великого поста у католиков) священник в своей проповеди сказал, что настоящее назначение великого поста – научиться любить себя сильнее. Тогда-то я понял, как мне надоело буржуазное, благопристойное американское христианство.

Новообращённый священник говорит, что мужчин привлекает в православии элемент опасности, который включает в себя “самоотречение воина, способного даже возлюбить своих врагов; и неизведанные дали, в которые нас может завести смирение. Уберите эти опасности, и у нас получится фруктовый кефир: сладенький напиток в разными вкусами, суррогат некогда полезного товара”. “Мужчины становятся очень циничными, когда чувствуют, что кто-то пытается манипулировать их эмоциями, особенно когда это делается во имя религии. В православии им нравится честность. Оно направлено не на возбуждение религиозных чувств, а на следование определённому долгу. В хорошем ты настроении или нет, чувствуешь ли ты боязнь Бога или любовь к нему, всё это – вещи второстепенные”.

Есть в православии и ещё кое-что, что содержит в себе “глубокую мужскую романтику, понимаете, о чём я? Романтика в наше время в основном – розовые слюни, а здесь мы имеем дело с романтикой мечей и рыцарства”. И этот православный новообращённый чувствует себя в рядах Короля Артура (который жил (если жил) до раскола между востоком и западом), идущим в бой с иконой Богородицы.

Как сказал один дьякон, “Евангелистские церкви призывают мужчин быть пассивными и милыми. (читай – мистерами Рождерсами). Православная церковь призывает мужчин быть храбрыми и действовать (читай – Храброе сердце). Мужчинам нравятся приключения, и наша вера – это великая история, в которой мужчины играют такую роль, которая придаёт значение их обычной жизни”.

Мужской баланс

Один священник пишет: “У мужчин есть только две модели поведения: быть мужественным и сильным, грубым, цельным, мачо, либо быть чувствительным, добрым, сдержанным и неудачливым. Но в православии мужское неразрывно связано с женским, оно – реальное и приземлённое, “ни мужчина, ни женщина”, но Христос, который “объединяет небесное и земное”.”

Другому священнику нравится то, что если сначала один из супругов сильнее настаивает на том, чтобы семья обратилась в православие, то “со временем они одинаково погружаются в духовную жизнь одинаково, и в их духовной жизни никто больше не доминирует”.

Мужчины – лидеры.

Хорошо это или плохо, но мужчины предпочитают следовать за мужчинами. В православии светские женщины делают то же, что светские мужчины, за исключением проповеди, обучения и председательствования в церковном совете. Но за иконостасом, у алтаря – только мужчины. Один из опрошенных охарактеризовал то, что нравится мужчинам в православии: Бороды.

“Это – последнее место в мире, где мужчинам не говорят, что они плохие только потому, что они – мужчины”. Они постоянно окружены положительными примерами в лице святых, иконами, ежедневными молитвами и рассказами о житиях святых. Это – ещё одна вещь, которая привлекает мужчин. Другие реальные люди, служащие примером, а не неясные, размытые образы. “Слава Господа – это живой человек”, сказал Св. Ириней. Один писатель добавляет, что “наилучший способ привлечь мужчину в православие – показать ему православного мужчину”.

Но, ни одна из второстепенных вещей, как бы ни хороша она была, не может занять первое место. “Опасная жизнь не является целью. Целью является Христос. Свободный дух не является целью. Целью является Христос. Он – столп истории, вокруг которого в конечном итоге соберутся все мужчины и женщины, которому приклонится всякое колено и которому исповедуется всякий язык”.

Перевод с английского Лики Сиделевой специально для портала “Православие и мир“