Толчком к написанию этой статьи были раздумья о судьбе православия в Украине. На определенной стадии я понял, что для этого часто не хватает системного анализа ситуации в православной Церкви России. Перспективы УПЦ тесно связаны с тем, что происходит в российской Церкви, а среди украинских церковных аналитиков относительно этого бытует ряд стереотипов и искажений. Возможно, данный анализ будет иметь ряд недостатков, в частности, по причине того, что за ситуацией в РПЦ приходится следить извне. Автор будет рад конструктивным замечаниям и дополнениям.

Итак, прошло полгода со времени избрания новым патриархом РПЦ Кирилла, заканчивается его продолжительный визит в Украину. Какие факторы влияют на политику Церкви в России, и чего можно ждать в дальнейшем – тема этой статьи.

Личность московского патриарха

Патриарх Кирилл родился в 1946 году в Ленинграде; происходит из церковной семьи: его дед и отец также избрали путь священнослужения. Особенные гонения от советской власти испытал дед, который в 1920-40 гг. несколько раз был в заключении. С малых лет и сам будущий патриарх – Владимир Гундяев – отстаивал право на собственное мировоззрение: в пионеры он так и не вступил.

После школы пошел в семинарию, где его сразу заметил митрополит Никодим (Ротов) и взял в свои помощники. Именно от своего духовного наставника Кирилл перенял главный принцип собственной жизни – “польза Церкви”, который в разные периоды и при разных обстоятельствах деятельности может приобретать весьма противоположную окраску.

Еще во время учебы в Академии принял монашество, а епископом стал в неполные 30 лет. Десять лет подряд (1974-84) возглавлял Ленинградскую духовную академию (ЛДА). Уже с молодых лет активно участвовал в международных контактах – не только в “борьбе за мир”, но и в богословских собеседованиях с другими христианскими конфессиями. С 1989 до избранию патриархом – глава Отдела внешних церковных связей (ОВЦС МП). Как утверждают некоторые, ЛДА и ОВЦС к тому времени были мощнейшими интеллектуальными центрами РПЦ, а возможно, и всего православного мира.

Но неправильно говорить, что в карьере нынешнего патриарха все шло так ровно-гладко – между этими двумя должностями с 1984 года был спад: перевод с ректорства в Ленинграде в провинциальную Смоленскую епархию, результат “опеки” соответствующих государственных органов. Лишь с изменением позиции государства после празднования 1000-летия христианства на Руси (1988) владыка Кирилл возвращает, и даже расширяет, свои позиции.

Эти перемены в карьере демонстрируют скрытую борьбу и этапы тактического проигрыша нынешнего патриарха в борьбе с “уполномоченными по делам религии” и КГБ. Подобная борьба с органами была характерна и для его учителя – митрополита Никодима (Ротова): с одной стороны, он приобрел широкую поддержку “органов” на волне борьбы за мир, а с другой – умер в 48 лет, перенесши четыре инфаркта. Это, кстати, отличает названных лиц от Филарета (Денисенко), карьера которого со времени возглавления им украинского экзархата в 1966 году не испытывала существенных потрясений.

Борьба за независимость Церкви от давления власти, я считаю, была и остается одним из важнейших мотивов деятельности нынешнего патриарха. Это опровергает традиционный тезис о РПЦ как исключительно проводнике интересов российской государственной политики. Так, церковное руководство не может не корректировать свою позицию в соответствии с позицией государства, любая высокая должность в значительной мере ограничивает свободу действий. Но надо четко различать, что является такой функциональной нагрузкой, и какие именно шаги являются самостоятельными и, соответственно, показательными.

Украинский фактор в кадрах РПЦ

Кадровая политика, проводившаяся советским государством в церковной сфере, отдавала предпочтение украинцам. По некоторым данным, на время распада СССР 60% епископата на территории России были украинского происхождения. В Украине есть села, из которых в рамках одного поколения выходило сто и больше священнослужителей, и существенная их часть получала приходы в России. В Петербурге и Москве и сейчас много говорят об “украинской церковной мафии”: многие настоятели соборов – выходцы из Украины, они стремятся контролировать подбор молодого священства и, соответственно, поколение, которое придет им на смену; и эта ситуация за последние 15-17 лет изменяется лишь постепенно.

На выборах московского патриарха в 1990 году из трех основных претендентов двое – митрополиты Филарет и Владимир – были украинского происхождения. Лишь парадоксом можно назвать то, что дьякон Андрей Кураев, известный как сторонник имперской позиции РПЦ, недавно признал, что его близкие по материнской линии происходят из Украины – дед в свое время убежал от голода из-под Белой Церкви.

Политика изоляционизма в России

Политика реставрации “величественного прошлого”, которую после прихода к власти Путина проводит российское государство, имеет свои последствия. Поставив под контроль СМИ и выстроив вертикаль власти, государство стремится возродить былую империю как равноправного соперника “прогнившего” Запада. И народ поддерживает стремление “сильной руки”. Но и здесь можно наблюдать не только отождествление позиции РПЦ с государственной политикой.

Не так давно в России проходил конкурс “Имя России”, в котором победил Александр Невский, которого защищал нынешний патриарх. Этот конкурс был интересен для меня не столько открытостью владыки Кирилла, сколько его мотивом: он согласился на участие в проекте лишь после того, как узнал, что реальными претендентами на победу являются Сталин и Ленин. Эти лица не только разделяют сегодня российское общество, они проводили в свое время ярко выраженную антицерковную политику.

Есть сферы, в которых интересы государства и Церкви полностью тождественны. Одна из них – демография. Несколько лет назад в России велась пропаганда деторождения, но потуги государства не способны исправить ситуации: население каждый год уменьшается на 0,7-1,0 миллион лиц, одной из причин чего является алкоголизм. Меня сначала удивило одно из первых решений Синода при патриархе Кирилле – о средствах борьбы с алкогольной зависимостью. Это именно пример того, как Церковь берется явным образом не за свое дело, а значит, государство уже не способно самостоятельно исправить ситуацию.

Другой причиной демографического спада является эмиграция населения. И риторика о Святой Руси, восточнославянской цивилизации, которые противопоставляются “секулярному Западу” и обществу потребления, являются, среди прочего, стремлением изменить настроения и сохранить российское общество как таковое.

Опасность раскола в РПЦ

Антиэкуменические и антизападные тенденции в РПЦ появились не с приходом к власти Путина – они постепенно набирали силу еще с 1990-х. Тогда это была скорее альтернатива государственному курсу. В 1993 году основан “Всемирный Русский народный собор”, сопредседателем которого становится митрополит Кирилл. При режиме Ельцина этот собор был противовесом либеральной пропаганде, которая звучала в СМИ. Характерным примером отношений Церковь-государство является награждение орденами: патриарх Алексий в тот период неоднократно получал государственные ордена, но в ответ Церковь не дала ни одной награды президенту Ельцину.

Уже в начале 1990-х происходит переориентация кадровой политики в подборе епископата: это уже выпускники не Ленинградской – “экуменической” академии, а Московской, традиционно более консервативно ориентированной.

Но рядом с общей тенденцией к консерватизму выделяются и последователи радикального изоляционизма: это сторонники митрополита Иоанна (Снычева, +1993) в Санкт-Петербурге и епископа Вениамина (Пушкаря) в Приморье. Самый свежий пример – раскол чукотского епископа Диомида (Дзюбана), направленный против индивидуальных налоговых номеров, новых паспортов и т.п. Главным объектом их консервативных нападок был именно тогдашний глава ОВЦС митрополит Кирилл.

Наиболее сильная оппозиция патриарху Кириллу – в монашеской среде: именно в монастырях и вокруг них концентрируются приверженцы изоляционистских настроений. Один из примеров “алармистских” настроений – “пензенские затворники”, группа православных людей во главе со священником, которые вместе с маленькими детьми закопались под землю в ожидании скорого второго пришествия Христа. Пример этот известный, но далеко не единственный.

Победа Кирилла на патриарших выборах – это результат ограничения “монашеского лобби”: в отличие от выборов 1990 года в 2009-м представители монашества, по сути, назначались правящими епископами, а представителями мирян были преимущественно политические или финансовые спонсоры Церкви, которые и уравновесили голос консерваторов.

Все эти примеры свидетельствуют об угрозе раскола в российской Церкви – раскола не по географическим, а идеологическим признакам. И одна из линий раскола может пролечь между официозным православием епископата и малоконтролируемыми настроениями священства и мирян, далеких от столичной жизни.

Кадровая политика патриарха

Патриарх Кирилл известен как волевой и целенаправленный церковный деятель. Ряд аналитиков говорили, что новый патриарх после своего избрания все перенастроит под себя. Он в самом деле стремится централизовать власть в Церкви, в частности, устранить конкуренцию между ОВЦС и Управлением делами РПЦ. В качестве примера – потеря позиций митрополита Климента, конкурента на выборах: он больше не входит в состав постоянных членов Синода, хотя и остался на должности в Москве. На этом “репрессии” и закончились.

С другой стороны, патриарх дает достаточно свободы своим многолетним подчиненным, которым доверяет новые участки работы. Первое заседание Священного Синода РПЦ выдвинуло ряд давних сотрудников митрополита Кирилла на новые должности, расширив их полномочия. Наибольший карьерный рост – у владыки Илариона (Алфеева), ставшего постоянным членом Синода РПЦ по должности. Но его имидж – это имидж скорее ученого (написал три монографии по патрологии и ряд других работ) и композитора.

Еще одна заметная кадровая перемена: синодальный информационный отдел возглавил мирянин – Владимир Легойда, редактор молодежного журнала “Фома” и заместитель декана факультета МГИМО (ранее миряне никогда не возглавляли синодальные отделы РПЦ, а назначение священников на ведущие должности в синодальных структурах – тенденция лишь нескольких последних лет).

Следующие заседания Синода (в Санкт-Петербурге и Киеве) утвердили новые направления работы, но дальнейшего кадрового “переформатирования” мы не наблюдаем. Как мне кажется, это признак того, что новый патриарх стремится оптимизировать имеющиеся кадры, сделать их работу более эффективной. Но каких-то скрытых кадровых ресурсов у него нет.

Сам факт проведения заседаний Синода вне пределов Москвы говорит скорее о стремлении привлечь провинции к более активной деятельности, уменьшить дистанцию между Москвой и прочей “канонической территорией” РПЦ. В случае Киева – это еще и возможность показать, что “Киев – единая столица русского православия”, “наш Константинополь и наш Иерусалим”, или же неотъемлемая часть РПЦ, о чем патриарх и говорил в Киево-Печерской Лавре.

Новой тенденцией стало привлечение украинского епископата к принятию решений на уровне всей РПЦ: после участия донецкого митрополита на следующее заседание Синода приглашен митрополит днепропетровский. Эта перемена после 15-ти лет подчеркнутого официального невмешательства в дела Церкви в Украине говорит скорее не о стремлении контроля над тактическими решениями в украинском православии, а о желании подготовить возможных кандидатов для избрания в будущем лояльного киевского митрополита.

Еще одно нововведение патриарха Кирилла – организация “межсоборного присутствия” – органа, призванного улучшить коммуникацию в РПЦ и донести до руководства стремления церковных масс, голос которых стал почти неслышим после централизации власти архиерейским собором.

Церковно-государственные отношения в России: цезарепапизм или папоцезаризм?

Полгода патриаршего служения принесли определенные изменения в проблемных вопросах отношений с государством. В конце концов, можно говорить о решении вопроса с преподаванием “Основ православной культуры” в общеобразовательных школах. Если раньше этому государство всячески препятствовало, то теперь сотрудничество налаживается. Дьякон Андрей Кураев, вместо того чтобы подвергать критике “зеленый как скука” учебник Бородиной, сам засел за написание нового, а в помощь ему организованы большие редакционный совет и коллегия.

Дан толчок дальнейшему продвижению института капелланства в армии и на флоте. И хотя старые атеисты называют все это “клерикализацией страны”, это всего лишь внедрение того, что уже много десятилетий существует в “секулярной” Европе.

Неожиданными для многих были некоторые недавние кадровые перестановки: на государственную работу перешли Александр Дворкин, Роман Силантьев и некоторые другие известные миряне РПЦ. Эта тенденция параллельна усилению президентской власти Медведева, который хочет видеть Россию не только гегемоном, как представители силового крыла и спецслужб, но и более цивилизованной страной.

Еще один небольшой пример: пострижение в монахи заместителя архиепископа Илариона (Алфеева): протоиерей Георгий Рябых стал Филиппом, в честь митрополита Филиппа Московского, замученного Иваном Грозным. И день пострига, и имя выбирал сам патриарх. Против еще одного “государственника” – Иосифа Сталина – в последнее время все больше выступают архиепископ Иларион, дьякон Кураев и другие спикеры РПЦ, стремясь ослабить популярность “православных сталинистов”.

Эти различные примеры должны показать, что положительные изменения в отношениях РПЦ с российским государством – результат продолжительной борьбы. Церковь имеет свою позицию, инициирует ряд проектов и достигает их воплощения. Волевой, опытный, до конца жизни избранный патриарх, с одной стороны, и молодой выборный президент – с другой открывают перспективу модификации государственно-церковных отношений по образцу тех, что существовали в начале династии Романовых в XVII веке. Сейчас об этом говорить еще рановато, но ростки тенденций уже можно видеть.

Патриарх Кирилл как самостоятельная фигура

Прогосударственная политика нынешнего патриарха в России обусловлена рядом причин. Во-первых, это в значительной мере его личные убеждения – он является патриотом России. Во-вторых, в российских СМИ (а они, как известно, преимущественно контролируются государством) несколько лет подряд (приблизительно 2003-2007) продолжалось активное поливание грязью “табачного короля”. И потому приспособление к настроениям власти было стремлением отдалить перспективы патриаршества других лиц, более близких государству по духу.

Путин в то время продвигал на патриарший трон другое лицо – именно митрополита Климента (Капалина). Если во времена холодной войны он представлял РПЦ в Соединенных Штатах, то с формированием Общественной Палаты РФ стал ее членом. Должность управляющего делами РПЦ предоставляла возможность стать реальным конкурентом митрополита Кирилла. Но экономический кризис дал знать: государство не стало продвигать своего кандидата. Здесь поняли, что лучше опираться на того, кто способен иметь свою, независимую позицию, но при этом имеет поддержку в Церкви и способен продвигать глобальные проекты вроде усиления “русского мира”.

Как отметили некоторые наблюдатели, после избрания патриархом Кирилл “развернулся”, даже психологически ощутил облегчение бремени, влиявшего на его инициативы при предшественнике. Наверное, здесь, как и на предыдущих патриарших выборах, промысел Божий не оставил российской Церкви: на обеих выборах проиграли ставленники государства, тесно связанные со спецслужбами.

Развитие богословского образования

Как я уже говорил, показателен карьерный взлет владыки Илариона (Алфеева), многолетнего верного соратника нового патриарха, который стал теперь постоянным членом Синода РПЦ по должности. Владыка не пронизан “московским духом”; он учился в семинарии и академии заочно, пребывая в Латвии. Очно он учился в Оксфорде, в течение ряда лет работал в Вене. Он уже сейчас имеет степени доктора богословия и философии, а параллельно с епископским служением занимался в Вене преподавательской деятельнотью и написал большую книгу энциклопедического характера об истории и жизни Православной Церкви.

Одна из его новых ключевых задач – создание “общецерковной аспирантуры и докторантуры”, не только готовящей дипломатические кадры, но и занимающейся повышением квалификации руководящего состава РПЦ в самой России.

Эта тенденция в сфере церковного образования усиливается потерей позиций владыки Димитрия Тобольского, брата митрополита Климента (Капалина), который несколько лет подряд стремился взять под свой контроль образовательные структуры РПЦ. Теперь вместо ограниченности сугубо богослужебными вещами и позиции невмешательства в сферу культуры для богословского образования открывается возможность дальнейшего развития с широким гуманитарным (и экуменическим) уклоном.

Очевидно, будет продолжаться работа по признанию государством семинарского образования, приближение семинарских программ к университетскому уровню. Вместе с решением об открытии новых богословских училищ и преобразовании ряда бывших училищ в семинарии, принятом на Синоде в Москве, это свидетельствует о стремлении патриарха сделать ставку на повышение богословского уровня клириков и мирян во всех сферах деятельности РПЦ. Теперь задача улучшения богословского образования и подготовки широко просвещенной прослойки церковных деятелей становится приоритетной.

Толчок к межправославному диалогу

Наиболее существенным достижением нового московского патриарха на международной арене стал поворот в отношениях с Константинополем. В прошлом году, во время празднования 1020-летия крещения Киевской Руси, они скорее напоминали конфронтацию: позиция “чего это вы на нашу каноническую территорию без нашего приглашения едете?” – была ярким свидетельством. Теперь же очевидно потепление отношений: положено новое начало подготовке Всеправославного собора. То, о чем когда-то мечтал и что приближал митрополит Никодим (Ротов), теперь стал осуществлять его верный ученик патриарх Кирилл.

Новые штрихи добавляет позиция главы ОВЦС МП архиепископа Илариона (Алфеева). Раньше, несколько лет подряд, делегация РПЦ игнорировала межправославные мероприятия, в которых официально принимала участие Эстонская автономная православная Церковь, подчиненная Константинополю. Это поставило под вопрос не только дальнейший межправославный диалог, но и диалог с Римо-Католической Церковью, симпатиками которой являются и новый патриарх, и владыка Иларион.

Следствием изоляционистской политики РПЦ времен Путина стала постепенная переориентация славянских поместных Церквей на позицию Константинопольского патриарха. И реалии жизни в рамках Европейского Союза, и соседство с наиболее влиятельными конфессиями (протестантами и католиками), и дальнейшая секуляризация населения побуждают их избирать “открытое православие”, свободное от тесных связей с государством. Поэтому переориентация внешнецерковной политики дает РПЦ возможность не маргинализировать свое положение среди православных Церквей мира.

Экклезиологические расхождения между Константинополем и Москвой теперь не помеха. Если предыдущая позиция была: “нет, патриарх Константинополя не может быть восточным Папой”, то теперь позиция иная: “хотя это и не соответствует традиционной православной экклезиологии, но пересмотр возможен”. Здесь уместно заметить, что на уровне отношений поместных Церквей Москва тяготеет к экклезиологии первых Вселенских соборов, а для Константинополя более привлекательна централизованная схема, присущая Церквам греческой традиции: основана она была мусульманами на территориях Ближнего Востока еще в VII-XI вв., а стала нормой жизни во времена Османской империи в XVI-XIX веках.

Отношения с Римо-Католической Церковью

Смерть папы Иоанна-Павла ІІ и выборы папы Бенедикта XVI существенно изменили позицию самой Католической Церкви. Новый папа более консервативен, что неоднократно проявлялось в медийных конфликтах по отношению к мусульманам и иудеям. В отношении к РПЦ он, напротив, намного более открыт, что и обусловило переориентацию позиции в российской Церкви.

В последнее время в РПЦ звучат призывы к альянсу с католиками в Европе для защиты “традиционных христианских ценностей”. Если для некоторых такие симпатии – проявление нестойкости в православных догматах, или же “ереси экуменизма”, то не настолько заангажированный взгляд может рассмотреть существенно более важные черты: во-первых, Римо-Католическая Церковь является универсальной, представленной на всех континентах, и для нее не важен национальный вопрос.

Во-вторых, для нее не существует проблемы зависимости от государства. Наиболее мощные (и финансово в том числе) американские и немецкие католики в своих странах не являются подавляющим большинством. А в “старшей дочери Церкви” – Франции – Церковь вообще радикально отделена от государства. Кроме того, на европейском континенте разнообразные экуменичекие мероприятия являются нормой, а после взаимного снятия анафем в 1965 году к диалогу с Римо-Католической Церковью активно присоединились и в Константинополе.

По моему мнению, нынешняя тенденция в РПЦ к сближению с католиками может вызвать сужение христианского мировосприятия. Если для православных “дыхание двумя легкими” проявляет себя именно в православно-католическом диалоге, то в странах Западной Европы подобная двусоставность обеспечивается широким диалогом между католиками и традиционными протестантами – лютеранами, реформатами, а также англиканами.

Голос РПЦ на международной арене

Как бы там ни было, голос РПЦ на международной арене постепенно усиливается, в частности через активное сотрудничество с международными организациями. Так, “Всемирный Русский народный собор”, проходящий с 1993 года, недавно получил статус совещательного органа при ООН. Именно с заседания в Москве в 2005 году началась традиция параллельного проведения “саммита религиозных лидеров” в странах-участницах Большой Восьмерки (G8). Последняя инициатива РПЦ – “Группа высокого уровня по межрелигиозному диалогу” с активным привлечением ЮНЕСКО. РПЦ активно отстаивает позицию касательно сохранения и фиксации в законодательных документах Европейского Союза христианских корней Европы.

Эти глобальные инициативы РПЦ делают ее важным субъектом мировой религиозной политики. Слова патриарха Кирилла в Киево-Печерской лавре ярко отображают это стремление: “Мы являемся основой и скрепой той цивилизации, которая способная рождать идеи и убеждать в этом весь мир”.

Выводы

Я полагаю, что российская Церковь в лице патриарха Кирилла будет стремиться к распространению своего международного влияния. Повышение качества богословского образования, дальнейшее составление кодификационных документов (социальная концепция, учение о правах и достоинстве человека, документ касательно отношения к инославию, начало подготовки нового катехизиса и т.п.) создают потенциал для усиления ее позиций на общеправославном уровне.

С другой стороны, остро стоит сугубо внутрироссийская проблема: разделение между епископатом и верующими, между Москвой и периферией. Имеющиеся настроения в широких слоях и угроза раскола противоречат глобальным проектам мозгового центра РПЦ. Перед новым руководством РПЦ встала задача смягчить изоляционистские настроения среди верующих и ослабить давление государства.

В этой ситуации стремление сохранить Церковь Украины в сфере своего влияния является не более чем естественным: РПЦ заинтересована в сохранении этих связей как кадрово, так и исторически. Вместе с УПЦ она остается наибольшей поместной Церковью православного мира и усиливает свои позиции в диалоге с российским государством.

Степень заинтересованности в сохранении связей с украинской стороны зависит от того, насколько самостоятельной будет политика РПЦ, насколько Бог будет доминировать над интересами российского Кесаря. Не менее важный вопрос – способность оказывать содействие излечению раскола украинского православия. Чего ожидать в этой ситуации украинской Церкви, я попробую проанализировать в следующей части своих размышлений.

Источник: Религия в Украине (укр.)

Перевод: Портал-Кредо