Несколько месяцев назад владыка Александр, митрополит Алматинский и Астанайский, попросил меня написать икону св. муч. Агафьи Панормской (Палермской). Я прочитал ее житие, познакомился с иконографией и приступил к исполнению иконы. И только по окончании работы я узнал, для чего владыка заказал икону именно этой святой.
Среди православных христиан существует традиция молитвенно обращаться к св. Агафье о защите от землетрясений. Для жителей Алматы землетрясение – реальная проблема, подземные толчки большей или меньшей силы случаются в этом городе почти каждый день. Город Верный/Алма-Ату/Алматы в течение его существования не раз приходилось отстраивать заново из руин. Мой друг, о. Александр Иевлев, описал мне свои ощущения, которые он испытал во время одного из таких стихийных бедствий: «1-го мая 2011 года мне довелось пережить землетрясение в соборе, я как раз служил Литургию, только что прочитали Евангелие… Ощущение — словно ты котенок в картонной коробке, которую швыряют туда-сюда. Другое сравнение — словно через храм проехал гигантский трамвай на квадратных колесах…»
И все это — землетрясение, икона, предстательство святой перед Богом за страдающих людей – показалось мне глубоко символичным, являющим в конкретных повседневных вещах что-то очень существенное, что-то затрагивающее самую суть нашей жизни. Как писал М. Бахтин: «Каждое частное явление погружено в пучину первоначал бытия».
Можно сказать и прямо, и метафорически, что окружающий мир сотрясается ежедневно, сотрясается во всех смыслах и на всех уровнях. Изнутри и снаружи мы чувствуем постоянные толчки какой-то неведомой нам, но грозной и неотвратимой тектонической силы. Снаружи нам ежедневно грозят войны, болезни, природные стихии, экономические кризисы. Внутри себя мы ощущаем тяжкие сотрясения обиды, отчаяния, разочарования, ропота, раздражения. Этот мир — не «подручен», он не поддается ни нашему желанию, ни нашей воле. Он странный и пугающий. Он выглядит как чудовищное и неотвратимое нагромождение случайностей, как энтропия, распад, хаос…
Священник Лев Шихляров пишет:
Во многих религиях древности первоначалом является Хаос, из бездны которого на свет появляются боги, энергии, люди. Мир в этом случае управляется слепым роком, «фатумом». Гомер восклицает в «Илиаде»: «нет существа несчастнее, чем человек!» А боги и сами порой не знают собственной судьбы: громовержец Зевс вопрошает о своей участи у особых богинь судьбы Мойр.
Ежедневный опыт говорит мне, что убеждения людей древности вполне справедливы. Действительно, я, несчастный человек, ощущаю себя заброшенным в этот хаос, в этот холодный бесчеловечный мир. Я страдаю от одиночества, потерянности, бессмысленности своей маленькой жизни. У меня все время что-то болит, мне все время что-то угрожает, со мной в любой момент может случится все, что угодно. Вокруг меня и внутри меня — хаос. И такое положение вещей воспринимается мной как вполне нормальное и естественное. Наоборот, если мир вдруг теплеет ко мне — вдруг какой-то человек отнесется ко мне по-доброму, или как-то благоприятно сложатся дела, или просто ничего не болит внутри — все это воспринимается необычным и удивительным. Тогда я говорю: «чудесное стечение обстоятельств», «чудесная встреча» и т.п. Т. е. если мир вдруг перестает быть холодным и бесчеловечным, если, как говорили опять же древние, «Фортуна повернулась ко мне лицом», то это воспринимается как чудо.
Именно таким чудом звучит библейское Откровение о том, что в начале был вовсе не хаос, а любящий и всемогущий Бог. Еще большее чудо — Благая Весть о том, что Божественный Спаситель пришел в мир, что Он умер за людей и воскрес. И что теперь Его воскресением побеждена смерть, апогей хаоса и распада, самая сердцевина холодного бесчеловечного мира.
Однако, несмотря на то, что мы, христиане, постоянно слышим это Благовестие, несмотря на то, что мы соединяемся с Христом в Таинстве Евхаристии, несмотря на то, что каждый из нас может рассказать о Божественных чудесах, произошедших в его собственной жизни, вопреки всему этому ощущение обступившего нас хаоса не уходит. И мы, оставаясь христианами, продолжаем верить, что именно Хаос, а вовсе не Божественная Отеческая любовь, был первоначалом мироздания. Мы действительно верим в это, потому что вера — это не абстрактная идеологическая система, это не приступы экзальтированной восторженности. Вера — это то, на чем мы реально основываем наши поступки, на чем мы строим собственную жизнь. По нашей жизни можно судить о нашей вере.
Ведь если бы мы действительно поверили, что «в начале было Слово», что Христос воскрес, что миром управляет любящий нас Небесный Отец, то вся наша жизнь превратилась бы в непрестанное чудо. Но этого не происходит. Мы продолжаем унывать, отчаиваться, страдать от недостатка денег, уважения, здоровья, почета. Мы строим свои собственные планы, не только не учитывая Божьей Воли, но даже подсознательно опасаясь, как бы Бог нечаянно эти планы не разрушил. Это означает, что реально мы верим во что-то другое, что Христианство — это только чужеродный придаток нашей жизни, и слова Священного Писания звучат для нас как нудная нотация. Однако мы достаточно благочестивы и вежливы, чтобы дослушать до конца, и достаточно суеверны, чтобы, не дай Бог, как-нибудь не оскорбить небожителей. Мы делаем специальные лица, принимаем специальные позы, а то вдруг Бог догадается, что у нас внутри на самом деле, и тогда нам несдобровать. Так религия превращается еще в одну область хаоса и абсурда, от которой холодность и бесчеловечность мира только усиливается. Так языческий Хаос поглощает Живого Христианского Бога.
Но неужели нет выхода, неужели нельзя преодолеть эту холодность и отчуждение? Неужели действительно бесчеловечный Хаос является началом всего, и все собой заполняет и все поглощает?
Ежедневный опыт убеждает меня, что безжизненность, хаос, бессмыслица возникают, когда у меня нет личной заинтересованности, когда я никак не управляю ходом вещей. Я остро чувствую абсурдность происходящего, чувствую себя ничтожной пылинкой, которую заглатывает чудовищная бездна (приходят на ум иконные изображения адской пасти. Кстати сказать, слово «хаос» происходит от греческого chaos, что означает — «зиять, зев, разверстое пространство»). И, наоборот, хаос отступает, начинает чувствоваться жизнь, когда обнаруживается моя личность, когда я проявляю осознанную волю, и когда в ответ на свои действия вижу добрую волю, направленную ко мне. Жизнь и смысл возникают из моего личного отношения к миру. Обезличивание ведет к нарастанию хаоса и абсурда.
Поразительно, что даже самые возвышенные и прекрасные, самые истинные вещи, если они не переживаются личностно, если не становятся наполнением моей жизни, то своим присутствием только усугубляют бессмыслицу и хаос, превращаясь в мертвящие схемы, в «неудобоносимые бремена». И если личностно не переживать Евангелие, то христианство неизбежно превращается в язычество и в талмудизм.
Более того, можно сказать, что везде , где отсутствует личность, там нет жизни, там хаос, распад, абсурд, даже если для поверхностного взгляда все выглядит разумно, логично и даже истинно. Только личность дает нам ключ к пониманию того, что происходит в жизни. Ведь если мы говорим о жизни, мы этим самым ведем речь о личности. Не бывает жизни абстрактной, жизнь — всегда конкретна, жизнь бывает только личностная. Каждая травинка, каждый камень и тем более человек существуют как личности, т. е. их можно узнать, от-личить от других, у них есть своя личная история, свой индивидуальный характер, свое исключительное место в мире. Нельзя убить кого-то «вообще», убивают конкретную личность (траву, камень, человека). Нельзя любить или ненавидеть кого-то «вообще». Только личность может жить, познавать, совершать поступки. Поэтому так безжизненны умозрительные рассуждения. Поэтому так обременительно абстрактное «обрядовое» благочестие. Истины «вообще» не существует. И эта тайна Истины как личности раскрывается в реальном живом Человеке Иисусе Христе. Пилат вполне понимает, что не существует абстрактной умозрительной истины, но тайна Истины как реальной личности от него скрыта. В этом смысле становятся понятными слова Достоевского о том, что если бы кто-то убедительно доказал ему, что истина находится вне Христа, то он предпочел бы остаться с Христом, нежели с истиной.
Эта мысль кажется мне очень существенной. На мой взгляд, именно на этом представлении о личности проходит водораздел между христианством и другими религиями и философскими учениями. Приближаясь к тайне личности, мы приближаемся к христианству. Без конкретной и единственной личности Богочеловека Иисуса нет христианства. Но так же неповторима и любая другая личность, во Христе она получает свою полноту, сквозь каждую личность таинственно просвечивает Христос. Поэтому древние отцы-пустынники говорили: «Кто видел брата своего, тот видел Бога своего». В каждом таком явлении личности заключено Откровение о Боге как о начале всего сущего, Благовестие о том, что в начале было Слово. В каждом таком явлении пропадают холод и отчуждение окружающего мира, затихают бури, прекращаются землетрясения, наступает великая тишина… И дай Бог, чтобы такое чудо произошло с нами, и мы от всего сердца смогли бы спросить: «Кто Этот, что и ветры и море повинуются Ему?» (Мф.8:27).
В личностях святых людей это Откровение раскрывается с особенной полнотой. Но оно никак не затронет нас, если мы видим в святом только некую функцию, некое эффективное духовное средство для решения наших проблем. Стоит только произвести какие-то пассы — заказать молебен, вычитать акафист — и это средство приходит в действие. Помню, я расписывал маленький храм в одном монастыре. Храм был посвящен Валаамским святым. Святых нужно было изобразить очень много, мне приходилось писать по одной-две иконы в день. Один старый монах, время от времени проходя через этот храм, спрашивал меня: «Ну что, каких новых друзей ты приобрел сегодня?» Я подумал тогда, что можно читать жития святых, можно совершать в их честь богослужения, но лишь личное знакомство и дружба со святыми по-настоящему приблизит нас к Богу и поможет нам победить всепоглощающий хаос. Я убежден, что св. Агафья по своей Христовой любви непременно защитит от землетрясения жителей Алматы, даже если просто механически обратиться к ней (подать записку, заказать молебен), не интересуясь ее личностью. Но какое же духовное богатство откроется, если попытаться стать ее другом! Что может плохого случиться с нами, если у нас будут такие друзья! Ни землетрясения и бури, ни войны и мировые кризисы, ни хаос и абсурд, ни даже сама смерть больше не будут иметь над нами никакой власти.
Святая Агафья и все святые, молите Бога о нас!