Блог

В этом эссе я напомню о некоторых чертах веры во Христа, которые невольно ускользают от современников-единоверцев (и часто от меня самого, естественно), поскольку так или иначе многие евангельские максимы в нас не вмещаются.

Тот, кто во Христе, – «новая тварь», как отметил апостол Павел. Что это вообще может значить? А то, что христианин призван к свободе. И эта свобода настолько высока и непредставима для большинства самих христиан (в том числе и для тех, кто борется за права и свободы людей в рамках земного, естественного существования, что, безусловно, важно само по себе), что по-неволе возникает неизбежный и закономерный вопрос: а осуществима ли она вообще, и не есть ли это удел только сверходаренных одиночек, появляющихся в этом мире раз в столетие или еще реже.

Эта свобода неразрывно связана и предполагает еще одну черту, о которой напоминает нам Иисус, – совершенство. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 6, 48). Совершенство какое, в чем? Конечно же, в любви и милосердии (параллельный стих Луки звучит «Будьте милосерды, как Отец ваш Небесный милосерд»). Способна ли наша природа, такая, какая есть, на подобную любовь? Очевидно, нет. Только по вдохновению свыше. Но вдохновение отнюдь не постоянно, это вещь капризная, в один момент есть, в другой нет, и гораздо чаще нет, чем есть (по крайней мере у меня самого; думаю, не ошибусь, если предположу, что у многих других тоже).

Поэтому само христианство, войдя в историю с образованием Церкви, уже не в виде небольших гонимых групп-общин, как было с самого начала, а в виде оформленной иерархической структуры в III-IV вв. по Р.Х., неизбежно приспосабливалось к окружающей социальной среде. Безусловно, это делалось с благими намерениями, и во многом этот процесс был неизбежен. Как сейчас есть немало сторонников того, чтобы Церковь «вышла из гетто», или чтобы она была «сильной», «воинствующей» и т.д., так подобные позиции неизбежно выражались тогда. Да, хотелось христианские принципы распространить на весь окружающий человеческий мир, оцерковить или воцерковить, так сказать, власть, народ, все сферы жизни общества… Получилась лишь, по меткому выражению Бердяева, «условная символизация» Царства Божьего, которое невольно подменилось «царством кесаря», пусть и христианского (впоследствии православного) по названию, но вполне от мира сего по сути.

Естественно, что не все христиане могли с этим согласиться и это принять! Так возник исход в пустыни части ревнителей чистоты веры, образовалось монашество. Которое всем своим существованием желало напомнить, что христианин все-таки «не от мира сего», он призван к воплощению здесь и сейчас евангельской веры, а значит, и к принципиально другой, сверхприродной жизни. Однако эта жизнь в своей полноте никак не возможна ни для кого, иначе, по крайней мере, некоторые люди, достигшие в рамках своего земного существования обожения в последующей святоотеческой терминологии, просто перестали бы умирать. Здесь всё частично: «отчасти знаем и отчасти пророчествуем» (1 Кор. 13, 9). Но даже это «отчасти» в лице первых христиан или последующих святых могло вдохновить окружающих их язычников на подобный им образ жизни, сделав переворот по всей Римской империи в течение пары столетий.

Но впоследствии само монашество постигла та же участь, что до того церковную структуру в целом, – участь обмирщения. Приобретая в количестве и распространяясь вширь, христианство с самим монашеством неизбежно теряло качество и глубину. Аскетика с ее молитвословиями и постами как необходимый инструмент для поддержания тонуса жизни христианина, в том числе и прежде всего тогда, когда его не посещает вдохновение и нет способности «любить и делать, что хочешь», подверглась законническому перерождению. Средство все чаще стало рассматриваться как цель, как бы помимо Христа, притом, что имя Христово не сходило с уст верующих. И вообще веру Христову превратили в «религию», в одну из земных религий с ее многочисленными правилами, ограничениями и запретами, тогда как, по замечанию о. Александра Шмемана, христианство по существу есть «конец религии».

Но все-таки закваска, брошенная Христом в тесто человеческого общежития, не переставала действовать. И не перестанет, и именно в этом смысле «врата ада не одолеют» основанной Христом Церкви. Но личная ответственность каждого христианина, призванного быть соработником Бога в этом мире, в этом не отменяется. Здесь важно нащупать какой-то средний путь между Сциллой сектантской замкнутости, бегства от мирской суеты и многопопечительности, и Харибдой открытости мирским принципам, силы, успешности, современности с точки зрения мира сего. Помочь этому может лишь только память о том, что христианство сверхприродно, и только приобщаясь хоть в самой малости к этой его сверхприродности, мы можем что-то сделать для мира ценного с точки зрения вечности. И при этом совсем не нужно куда-то бежать в пустыню и накладывать на себя обеты постов и молчаний. Опыт предыдущих христианских поколений, в том числе монашеский, остается во многом ценным не только своей положительной, но и отрицательной стороной, а на ошибках предков необходимо также учиться.

В этом мире человек подвержен множеству самых разных зависимостей, в чем проявляется его падшая природа с точки зрения библейского откровения. Это есть та самая греховность, притом проявляющаяся не обязательно в злой воле и злонамеренности, а просто в промахах и ошибках (греческое слово αμαρτία, переводимое славянским «грех», дословно и означает «промах»). К господству над ней и призывает вера во Христа, даже если некоторые наши зависимости и промахи обусловлены генетическим уровнем (заметим, что господство здесь не означает полного ее преодоления). Светская мораль никогда не требовала с человека многого, а только по минимуму. Христианская же призывает жить, превосходя свою природу так или иначе, с Божией помощью, разумеется, и с верой в эту помощь. ВСЕ заповеди так или иначе направлены на это, а тем более максимы Нагорной проповеди типа “любите врагов ваших, благословляйте ненавидящих вас, молитесь за обижающих вас и гонящих вас”. Оттого, что сами христиане в большинстве своем это не исполняют, ценность и значимость этих призывов не отменяется! Просто нашей природе свойственно любить тех, кто любит нас, как и поступают все остальные (язычники, по словам Иисуса). Но любовь Христова может освободить и вывести из причинно-следственного порочного круга, в котором человеческие отношения более-менее предопределены и где мерой воздается за меру, оком за око и зубом за зуб. С точки зрения обыкновенной житейской логики такая любовь невозможна. Но – «невозможное человекам возможно Богу». «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20), притом что такая любовь творит чудеса куда позначительнее переставления гор, а под самими горами можно вполне подразумевать окаменевшие сердца людей. Наоборот, всякий раз, когда мы уповаем исключительно на свои природные силы, свою логику, никакого преображения ни внутри нас, ни вокруг нас не происходит – в лучшем случае господствуют законы, принципы, кантовские «категорические императивы», где не остается месту живой вере и любви.

С другой стороны, «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле» (Лк. 18, 8)? И эти времена вовсе не относятся к какому-то будущему неопределенному и отдаленному моменту, связанному с Вторым Пришествием Христа, – они давно уже наступили. С подменой благодати законом внутри Церкви. С той самой условной символизацией, когда Царство Божие не является в силе, а только изображается ритуально и знаково. Иисус, таким образом, предвидел значительное поражение Его миссии. И однако, по справедливому замечанию о. Александра Меня, 2000-летний период слишком небольшой для усвоения христианства, все еще только начинается!

Современный мир с некоторых пор интересен тем, что люди нецерковные и просто нехристиане подчас лучше реализуют некоторые христианские заповеди на практике, чем люди Церкви. В этом так или иначе сказались предыдущие столетия христианской цивилизации. Можно ли утверждать, что произошло своеобразное перераспределение благодати? Благодать часто понимают, и совершенно ошибочно, как некую внешнюю силу, привязанную к определенному церковному сообществу. Тогда как на самом деле, прежде всего, это внутренние скрытые резервы любой человеческой личности, связанные с самим образом Божьем в человеке! И в некоторых случаях они раскрываются вне всякой связи с видимой Церковью, в том числе воспитанием, окружением людей и личным примером кого-то из них. Отец Сергий Желудков в своей книге «Почему и я – христианин» приводит в пример тех людей, в которых являлась, по его словам, «идеальная человечность, достойная абсолютной, божественной жизни». В частности, водителя грузовика, отдавшего свою жизнь ради спасения 50 пассажиров автобуса, падавшего под откос (газета «Правда», 21. XII. 1965). Он же цитирует слова Дитриха Бонхёффера, погибшего в нацистском застенке в 1945 году: «Христиане уподобляются Богу в Его страдании, вот это и отличает их от язычников… Человек получает вызов участвовать в страданиях Бога в руках безбожного мира». Но все эти побуждения и поступки возможны именно вопреки падшей природе человеческой, которой свойствен эгоизм или даже элементарный инстинкт самосохранения! Правда, здесь может последовать возражение, что и среди животных можно наблюдать, как взрослые особи готовы идти на самопожертвование ради спасения детенышей. Но в этом можно усмотреть тот же инстинкт самосохранения, уже в пределах вида и ради его выживания, в положительном его проявлении, что заложено Творцом. Скорее самим людям стоит отсюда взять пример, поскольку каждый из нас, наделенных, в отличие от животных, свободой выбора в неизмеримо большей степени, в одних и тех же опасных для жизни условиях может себя вести далеко не одинаково!

Сами по себе эти случаи не отменяют общей идеи христианства, что спасение человека совершается во Христе благодаря вере в Него как в единственного Спасителя, но просто с самих христиан неизбежен больший спрос. Скорее здесь приходят на ум другие слова Писания, например, обличения Иоанна Крестителя в отношении единоверцев: «Сотворите же достойный плод покаяния и не думайте говорить в себе «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3, 8-10). Вот и современным христианам не стоит говорить в себе, что их мать Церковь и что вера во Христа возможна только в ее видимых границах! Обращаясь к христианам Рима из язычников, апостол Павел пишет про избранный израильский народ, что «Дары и призвание Божие непреложны. Как и вы некогда были непослушны Богу, а ныне помилованы, по непослушанию их, так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы. Ибо всех Бог заключил в непослушание, чтобы всех помиловать» (Рим. 11, 29-32). Если Церковь есть «новый Израиль», то эту аналогию можно проводить и дальше: как Израиль долго странствовал по пустыне, прежде чем войти в Землю Обетованную, как грешил и до вхождения в нее, и после, возвращаясь к язычеству и идолопоклонству, так и земная Церковь подвержена падениям и уклонениям, поскольку этому подвержен каждый ее член, и живой она остается не сама по себе, а Христом и Духом Святым, животворящими ее. И как нашествие иноплеменников было попускаемо Богом для вразумления Израиля, так и разрушение христианских святынь, разные формы безбожия и антиклерикализма попускаются по той же самой причине! И появление людей, отвергающих те или другие церковные организации во имя высших же христианских принципов весьма показательно. Не с той же ли оно целью, чтобы «возбудить ревность» (Рим. 11, 14) у тех, кто верен своей церкви? И не по этой же самой причине сейчас попускается экспансия ислама?..

В общем, слова Иисуса «по плодам их узнаете их» всегда будут острыми и злободневными в отношении самих христиан. И если даже при изобилии духовных даров в первом христианском поколении их далеко не все воспринимали всерьез, то что можно ожидать в наше время, когда по нравам и воле христиане в своем большинстве вряд ли чем отличаются от всех остальных? Пока лишь остается научиться быть верными хотя бы в малом, не претендуя на всеохватность проповеди и «воцерковление мира», а скорее, по замечанию протоиерея Андрея Ткачева: «Нужно жить тем, что тебе подарено. Жить и молчать. А если спросят?.. Тогда нужно говорить как бы нехотя. Говорить в сознании того, что сам ни за что не дерзнул бы рассказывать, поскольку в самом жизнь не плещет через край, а хранится на донышке. Говорить – и это будет миссия».

Но остается следующий вопрос: а многим ли вообще дано стать христианами, не в социологическом внешнем плане, по самоидентификации, а по существу? Разумеется, нет. Христос называет Своих последователей «малым стадом». Он предупреждает, что войти в Царство придется «тесными вратами», поскольку многие предпочитают широкий путь и не войдут. И эти слова относятся не к внешним людям по отношению к вере, а прежде всего к самим верующим. В то же время о. Сергий Желудков справедливо указывал, что есть христианство веры как особый дар, «поцелуй божественной благодати», и есть христианство воли, которое может включать в себя и людей вне видимой церковной ограды. Он даже ставил вопрос о «христианстве для всех», имея в виду это самое христианство воли, в противовес христианству веры, которое не для всех. Ему подчас справедливо возражали, что это типа как «физика для всех» или еще что-нибудь в этом роде: так можно приспособить христианство и низвести его до той степени, что Христос Сам будет не нужен, если достаточно просто быть человеком доброй воли. Но всё же если посмотреть на миссию Христа шире, чем обычно, что Христос пришел в этот мир ко всем, просто потому, что возлюбил всех, – и тех, кто последует за Ним, и тех, кто останется глух к Его словам, и тех, кто будет распинать Его, и тех, кто будет просто руководствоваться доброй волей, не имея веры мистического плана, – то избранные и верные (верующие в полном смысле слова) как раз и являются малой закваской в тесте этого мира, притом, что любой человек доброй воли потенциально будет более расположен для принятия Христа, чем люди религиозные, но самодовольные, какими были фарисеи (если не в этой жизни, то в будущей загробной). Но малая закваска, как известно, квасит все тесто (1 Кор. 5, 6), как в дурном, так и в благом смысле. Соответственно, границы христианства, используя как социологический, так и мистический подход, в любом случае провести трудно – они в большей степени неопределенны. Не говоря уже о том, что настоящим христианином своими силами невозможно стать никому. С другой стороны, что стоит сама догматически правильная вера при порочной жизни, тем более, что и не такую веру Иисус имел в виду, когда говорил, с одной стороны, «Вера твоя спасла тебя», а с другой, «По плодам их узнаете их»?..

Ну а раз своими силами невозможно стать христианином веры, то все-таки употребление слова «христианин» в общепринятом социологическом смысле видится неизбежным. Пусть не по полноте веры, а по ориентации, по ценностным характеристикам. Тогда все ли призваны быть христианами?… Не в плане мистического богопознания с членством в церковном «малом стаде», а хотя бы по воле и этике? Их может быть значительно больше, чем людей первой категории, то есть «много званых». Но всё же опять – «мало избранных». На что тогда надеяться остальным людям, в том числе большинству христиан нерадивых? Не на спасение как приобщение к полноте будущих благ в результате обожения в земной жизни, что символически выражается образом брачного пира, а хотя бы на помилование (образ Божий, присущий каждому человеку, будет сохранен, а всё, не совместимое с Царством Бога, выгорит, и процесс этого символического выгорания может быть болезненным, – см., к примеру, 1 Кор. 3, 15). У Бога любви хватит на всех без исключения, просто возможно, что не всем будет уютно находиться в Его непрестанном присутствии, как в этой жизни, так и в будущей. Ада не существует с точки зрения Бога, но с точки зрения человека он может быть вполне реален.

Блог автора